О, принц Краген находил для своих людей работу; он готовил их ко всяким неожиданностям. Но он не тратил новые катапульты; не предпринимал неожиданных вылазок и уж тем более никаких штурмов; он не делал ничего — только пытался шпионить за замком. По сути, единственное, чего ему удалось добиться своей осадой, — это полностью перекрыть все входы и выходы из Орисона; он отрезал короля от всех мало—мальски надежных источников информации. Во всем остальном он и его войска вели себя так, словно у них были обычные маневры.

Естественно, он занимался и другим. Например, разослал во все стороны своих людей, и те безуспешно пытались отыскать Воина Гильдии. Зная, какие разрушения Воин учинил в Орисоне, принц Краген не испытывал ни малейшего желания быть атакованным с тыла этим одиноким бойцом. Вдобавок он провел немало времени как один, так и вместе с отцом, пытаясь понять королевских дочерей.

Но предупреждения короля Джойса — как и Мастера Квилона — преследовали его. И принц не старался ускорить падение Орисона.

Это положение дел изменилось в ту ночь, когда Териза и Джерадин гостили у королевы Мадин.

Естественно, принц Краген не мог знать, где были в тот момент Териза и Джерадин. Он не мог знать даже, что они покинули Орисон — или что благодаря им положение Морданта стало критическим.

С другой стороны, он очень внимательно следил за любыми внешними проявлениями того, что творилось в замке.

Когда солдаты, стоявшие на карауле близ стен, после наступления темноты доложили ему, что слышали крики и шум, а поблизости от бойниц видели огни, он без колебаний послал полдюжины тщательно отобранных разведчиков подобраться к стенам как можно ближе, если необходимо будет взобраться на них и выяснить, что происходит.

От известий, которые ему принесли, его сердце сжалось, а душа наполнилась восторгом и ужасом.

По ту сторону бойниц вспыхнул бунт.

Похоже, излишне многочисленное и испуганное население Орисона восстало против Смотрителя Леббика.

Через некоторое время шум стал приглушеннее, словно волна бунта укатилась в глубину замка. Но свет на стенах продолжал гореть, полыхая, словно вырвался из под контроля. А когда наступил рассвет, принц увидел грязные перья дыма, поднимающегося возле дыры в стене, отчего Орисон казался мертвым — чего не бывало с тех пор, как Воин серьезно повредил замок.

И снова принц Краген не колебался; он всю ночь готовил ответ. По его сигналу пятьдесят человек со стенобитной машиной на раме двинулись вперед на штурм ворот. Стены и крыша, защищавшие нападавших от стрел, делали стенобитную машину надежным укрытием; но использование тарана могло принести пользу только если ворота окажутся взломаны, а оборонявшиеся не успеют произвести контратаку, занятые своими проблемами внутри города. В качестве подкрепления принц Краген выслал к стенам Орисона несколько сотен солдат со штурмовыми лестницами и крюками.

Однако защитники Орисона доказали, что они не дремлют. Бочка с маслом и горящий фитиль превратили каркас и крышу тарана в пылающий костер. Смотритель — или тот, кто командовал людьми после бунта — как видно, ожидал удара по заделанной бреши в стене; войска принца получили там серьезный отпор.

Увидев бессмысленное и бесполезное истребление своих людей, принц Краген прикусил ус, выругался и погрозил небу кулаком — все это мысленно, чтобы никто не видел его разочарования. И приказал отступать.

Скорее зондируя почву, чем поняв состояние принца, один из капитанов заметил:

— Ну и хорошо, значит, у них осталось меньше масла. Принц Краген снова выругался — на сей раз вслух. Он приказал капитану направить в окрестные деревни и леса людей за деревом и досками, чтобы соорудить несколько таранов с защитой. А сам тем временем занялся теми таранами, что были в наличии.

Если обороняющиеся оставят один из таранов без внимания, то имеют шанс узнать, что ни один из таранов не имел достаточного количества людей, чтобы представлять угрозу для ворот. Но — наконец—то! — его тактика принесла успех. Обороняющиеся упорно сжигали каждый таран до угольев.

Принц мрачно улыбался в усы. Вероятно, Смотритель Леббик — или тот, кто сменил его после бунта, — был достаточно человечен, и его можно перехитрить.

Бунт, вспыхнувший в Орисоне в ту ночь, был отвратительным.

Причин было несколько. В замке действительно оказалось слишком много народу — эта подробность стала особенно заметна всем и каждому после начала осады. Осада же, само собой, началась в конце зимы, прежде чем весна вступила в свои права; поэтому припасов было мало, и все — от еды, питья и одеял до свободного пространства — по утверждениям многих, слишком жестоко распределялось. Понятное дело, Смотрителем Леббиком. Несмотря на героические усилия Мастера Эремиса по заполнению резервуара питьевой водой.

Увеличившемуся населению Орисона было нечем заняться. Собственно говоря, никому не нашлось работы. Пока армия Аленда «сидела сиднями и только пыталась сунуть свои головы в задницу принцу Крагену», по выражению одного старого стражника, никто не знал, как убить время и отогнать страх.

Почему принц Краген ничего не предпринимает?

Где верховный король Фесттен?

И кстати, где Пердон?

Как долго все это будет длиться?

Настроение у людей резко испортилось; враждебность, подогреваемая ничегонеделанием и своей бесполезностью, и уныние распространялись повсюду. Орисонские сточные канавы забились, потому что не справлялись с отходами возросшего населения. А вожди Орисона, люди, облеченные властью, — король Джойс, Смотритель Леббик, Мастер Барсонаж — ничего не предпринимали, чтобы уменьшить напряжение. Все они держались особняком, уединялись, словно отчаяние народа закипающее в этих стенах, не волновало их. Даже те, кто жил в замке с наивысшим удобством, — люди высокого положения — женщины, наделенные привилегиями, — погрузились в уныние; мрачное настроение распространялось с ошеломляющей быстротой.

Но даже мрачное настроение не может одиноко существовать в вакууме; нужна была цель. Ей оказался Смотритель.

Он был прекрасной кандидатурой для ненависти. Ведь, несмотря ни на что, ответственность за решения и приказы лежала на его плечах. У торговцев и крестьян было достаточно времени, чтобы обидеться на конфискацию товаров. Матери с больными детьми требовали его к ответу за нормирование лекарств. Самые заурядные люди, желающие уединения — не находили иных виновников его отсутствия.

Но стражники были преданы своему командиру. Большинство их служили долгие годы и на деле узнали, что такое преданность — как Смотрителю, так и королю Джойсу. Но они привыкли к приказам. Так или иначе они пытались справиться с давлением, нарастающим в Орисоне.

Бунта — никаких волнений и скандалов — не было, пока кто—то не поджег искрой эту пороховую бочку.

Этим кем—то была Саддит.

Она сейчас могла ходить и говорить. Несмотря на отсутствие нескольких зубов и синяки на лице, она могла всем жаловаться. Именно этим она и занималась с тех пор, как пришла в себя настолько, что смогла выбраться из постели: ходила и говорила.

Она начала со всех без исключения мужчин в Орисоне, кто когда—либо оказывался у нее между ног или намекал ей, что не прочь там оказаться. Она рассказывала этим людям, что сотворил с ней Смотритель и почему; она навестила его постель из простой жалости к его одиночеству, желая избавить Леббика от постоянного напряжения; а он ударил ее сюда, сюда и сюда. По мере того как силы возвращались к ней, она расширяла круг обрабатываемых. Она показывала свои побои прилюдно; левую руку, сломанную и бессильную, и правую, почти в таком же состоянии; лицо, изуродованное так, что вряд ли могло стать прежним:

одна скула сломана, один глаз закрывается не полностью, шрамы тянутся во всех направлениях. А еще она надевала блузки, расстегнутые более смело, чем раньше, позволяя миру увидеть, что сотворил с ней Смотритель.