— Это ваши мальчишки виноваты.

— Прошу прощения, — возмутилась женщина, едва скрывая радость. — Я уверена, что во всем виновата Руша. Она главная бездельница во всем Хауселдоне. Спросите любого.

— Все они чудовища! — гремел Джерадин. — Они все будут бесконечно страдать, когда попадут ко мне в лапы! — И, изображая гориллу, принялся гоняться за детьми.

С помощью трех или четырех слуг ему удалось согнать своих жертв в кучку, и он вывел их из комнаты.

Не будь он так занят — и если бы она не сидела так уютно с кружкой, полной эля, — Териза непременно пошла бы за ним. Она чувствовала неодолимое желание поцеловать его вовсе не так, как целовала Миника.

Джерадин вскоре вернулся, чтобы присоединиться к семье — а следом пришло еще с полдюжины человек, ужинать. Эти люди возглавляли команды, которые были организованы, чтобы выполнять все что нужно во время обороны Хауселдона. Как только с едой было покончено, а со стола убрано, разговор перешел на то, что больше всего волновало присутствующих, в том числе и Теризу: какого рода нападение будет предпринято, когда и как бороться с ним.

Джерадин описал несколько видов воплощения, которые Мастер Эремис насылал на Мордант, и все быстро утратили уверенность в себе, с которой явились в дом Домне. Наконец один из них спросил почти робко:

— А ты что—нибудь можешь сделать? Он покачал головой:

— Нет, до тех пор пока не отолью зеркало.

— Но как же можно со всем этим сражаться? — поинтересовался другой. — Что мы можем сделать?

— То, что делаем, — сказал Домне спокойно, словно был уверен в себе. — Все, что в наших силах.

Не глядя на Теризу, Джерадин добавил:

— Будем надеяться, что леди Териза ошибается. Будем надеяться, что он даст нам время. Сегодня мы все подготовили. Завтра я разожгу печь и начну смешивать песок.

К общему — и собственному — удивлению, Териза встала из—за стола и вышла из комнаты.

Она просто не хотела слушать все это; просто не хотела слушать. Она слишком недавно сбежала из Орисона — от недоверия Леббика, хитрости Эремиса и жестокости Гилбура. Она не спала, за исключением короткого отдыха, неожиданно выпавшего ей, когда лежала на травке рядом со Сжатым Кулаком. Мир, воцарившийся в ее душе был невероятно хрупок; он рухнет, если она и дальше будет слушать речи защитников Хауселдона, если позволит себе спорить с Джерадином. Сон — вот в чем она нуждалась, вовсе не в разговорах. Утром у нее будет больше сил — и, может быть, отваги.

Кивнув слугам, сопровождавшим ее, она удалилась в комнату Артагеля.

Там было темно. На мгновение ей захотелось позвать кого—нибудь на помощь; затем она вспомнила, где стоит одна из ламп. На небольшом столике у изголовья кровати. Териза направилась туда при слабом свете, идущем из открытой двери, взяла лампу и отнесла в коридор; там на стене висела другая лампа; она зажгла свою и, когда та ярко загорелась, снова вошла в комнату и закрыла за собой дверь.

И поняла, что приняла правильное решение; именно в этом она и нуждалась. Едва ее голова коснулась подушки, покой, поселившийся внутри ее, поднялся и окутал ее. Он пронизал весь дом, приглушая все вокруг; достиг Джерадина и людей, планирующих оборону Хауселдона; поднялся до небес и поплыл по провинции к горам Домне.

Она заснула так быстро и спокойно, что забыла погасить лампу на маленьком столике в головах кровати.

Именно это и спасло ее. Она не подняла на ноги весь дом и не поставила себя в неловкое положение. Спасибо забытой лампе. В темноте она могла бы потерять голову; могла бы закричать.

Второй раз в жизни она проснулась от того, что ее целуют.

Твердый рот прижимался к ее губам; язык проскользнул между ними, выискивая ее язык. Рука, достаточно холодная, чтобы разбудить, нашла под одеялом ее талию и затем скользнула по животу к груди. Пока рот впивался в ее губы, рука коснулась ее сосков.

Териза открыла глаза. За одно мгновение она разглядела курчавые темные волосы и яркие карие глаза человека, стоящего перед ней на коленях; она увидела, что это не Мастер Эремис и не Смотритель Леббик, не Гилбур, которые могли бы причинить ей вред. Поэтому не закричала. Вместо этого она резко выставила вперед руки, пытаясь оттолкнуть мужчину. Ее локоть угодил ему в ключицу.

С приглушенным стоном он отлетел и растянулся на полу. Его руки старались защитить бинты, стягивающие грудь и плечо, но падение вызвало новую боль в поломанных костях. На мгновение его спина выгнулась от боли. Затем он растянулся на полу.

Когда боль поутихла, он посмотрел на нее и обиженно пробормотал:

— Териза, что ты делаешь? Я пришел всего лишь заняться с тобой любовью. Зачем же так отбиваться?

Сейчас, когда она видела все его лицо, то не могла не заметить сходства с остальными сыновьями Домне. Судя по бинтам, поломанным ребрам и ключице это был Стид.

Гневно глядя на него, она сказала первое, что пришло в голову:

— Мне казалось, у тебя сломано слишком много костей и ты не поднимаешься с постели.

Он убрал с лица обиженное выражение и попытался очаровать ее улыбкой.

— Именно. Но это было до того, как я увидел тебя в коридоре у своей двери. Я дождался, пока весь дом заснет. И попробовал встать. Я считаю, что человек способен на что угодно, если хочет достаточно сильно. Когда она не ответила, он спросил:

— Ты поможешь мне встать? Я действительно чувствую себя не лучшим образом, а пол довольно жесткий.

К счастью, он был одет в легкие хлопковые штаны от пижамы. Иначе ей, наверное, изменило бы самообладание. Но в этих обстоятельствах она смогла открыто взглянуть на него и сказала:

— Попробуй встать, и я буду пинать тебя до тех пор, пока тебе не перехочется.

Но, сказав это, она едва не рассмеялась. Она однажды пыталась пнуть Джерадина. Честно говоря, она таки пнула его. Чтобы перестал извиняться.

— Это нечестно, — запротестовал Стид. Он нахмурился. Затем улыбнулся. — С другой стороны, может, оно и стоит того. Тебе не выбраться из постели так, чтобы я не смог увидеть твое тело. Судя по твоей походке, ты чудесно сложена. — Его улыбка стала шире. — Меня никогда не отталкивала женщина, позволившая увидеть свою грудь.

— В таком случае, — ее желание рассмеяться стало сильнее, — я не буду пинать тебя. Я вообще не выберусь из постели. — Стид казался удивительно похожим на Джерадина, передразнивающего Мастера Эремиса, но с малым успехом. И, следя за тем, чтобы быть плотно укрытой одеялами, она села и показала рукой на лампу. — Я вылью на тебя кипящее масло.

Похоже, Стид не воспринял эту угрозу всерьез. — Нет, ты этого не сделаешь.

С трудом сдерживая веселье, она спросила: — А почему ты так думаешь?

— Ты не хочешь причинить мне серьезную боль. — И без тени самомнения пояснил: — Тебе просто нужен мужчина. Она изумленно уставилась на него. — Да?

Он кивнул.

— Как каждой женщине. Именно для этого созданы мужчины и женщины. Сначала они хотят друг друга. Затем ложатся вместе в постель и наслаждаются друг другом.

Это звучало подозрительно правдоподобно. Но она продолжала расспрашивать:

— А как же быть с Джерадином? Ведь он, кроме всего прочего, твой брат. И я пришла сюда с ним. Ты не считаешь его мужчиной?

— О, Джерадин. — Улыбка Стида была именно что довольной. — Конечно, я считаю его мужчиной. Если хочешь знать, он лучший из всех нас. Нет, он и вполовину не такой хороший фермер, как Тольден. Он и вполовину не такой пастух, как Вестер. Он и вполовину не такой фехтовальщик, как Артагель. И он наверняка ничего не понимает в женщинах. Но он все равно лучший из нас.

Но ведь дело не в этом, правда? — продолжал он свои рассуждения. Просто удивительно, как мало в нем было нахальства, как мало высокомерия. Он никого не пытался унизить. — Дело в том, что ты не видишь в нем мужчину.

Териза изумленно открыла рот. И с трудом закрыла его.

Внезапно ситуация перестала быть комичной.

— Я?..