Она увидела новую отару. Затем земля стала более ровной; появились поля, орошаемые водой из реки, утыканные тонкими зелеными лучиками кукурузы; лошади добрались до дороги. Они с Джерадином были единственными едущими по ней людьми, но это не удивило ее. Все, за исключением пастухов, вероятно, готовились к обороне Хауселдона.

Вскоре она увидела впереди Хауселдон.

Она забыла, что Джерадин упоминал о частоколе.

Вся деревня была защищена бревнами выше ее роста; с высоты лошади Териза едва разглядела плоские крыши домов, виднеющиеся из—за частокола. Бревна были вкопаны в землю и затем связаны вместе чем—то вроде плюща. Частокол не казался ей достаточно надежным оборонительным сооружением; она выросла там, где царствовали сталь и бетон. Но, увидев эту стену из бревен, решила, что та выглядит… внушительно. Обычные всадники не смогут проникнуть за стену. Рыжеволосые твари, вооруженные ятаганами и ненавистью, не смогут пробиться внутрь. Им будет необходима катапульта или боевой таран.

Или огонь.

Подумав об огне, она плотнее натянула одеяло на плечи и вздрогнула.

Ворота, массивное сооружение из бревен, скрепленных железными полосами, были открыты. Люди, охраняющие их, приветствовали Джерадина так, словно знали, где он был и почему. В Хауселдоне не получалось долго хранить тайны.

Когда они с Теризой проехали в ворота, Джерадин спросил стражников: — Где Домне?

Один из них пожал плечами.

— Дома. С его ногой ему не так—то легко носиться по окрестностям.

Джерадин кивнул и повел Теризу по главной улице деревни.

Она хотела спросить, что случилось с ногой Домне, но слишком увлеклась, глазея по сторонам. Грязная улица была чуть больше узкого проулка; кроме всего прочего, она служила для проезда повозок и прогона скота. Если бы на улице кипела жизнь, у них с Джерадином непременно возникли бы сложности с проездом. Но сегодня все уличное движение было представлено ими двумя и еще несколькими людьми, выбравшимися из дома поглазеть на них с Джерадином.

По контрасту с улочкой прямоугольные дома с обеих сторон были сделаны на совесть; построены основательно и добротно. У них был каменный фундамент, прочные удобные крылечки, окна закрыты промасленными овечьими шкурами. Используя дерево и кирпич, обитатели Хауселдона возвели дома и прочие постройки невероятно прочными; это подчеркивали характерные крыши, крайне практичные — холодно летом, тепло зимой, легко ремонтировать — а не дешевые. Таким образом, дома походили на людей, которые в большинстве были одеты в крепкую одежду простого покроя, подчеркнуто практичную.

Любопытные смотрели на Джерадина и с нескрываемым интересом изучали Теризу. Один смельчак — Териза не заметила, кто именно, — неожиданно выкрикнул:

— Похоже ты сделал неплохой выбор, Джерадин! Джерадин никак не прореагировал на эту реплику.

Ему действительно не было нужды защищаться. Несколько голосов добавили несколько комплиментов в ее адрес, а старческий голос заметил:

— Держите язык за зубами, щенки. Будь у тебя его проблемы, ты утопился бы в Бродвайне.

Всего на мгновение мрачное выражение лица Джерадина несколько изменилось и глаза весело блеснули.

Териза с изумлением обнаружила, что покраснела, услышав столько комплиментов в свой адрес.

В течение следующих минут Джерадин сворачивал в боковые улочки и проходы — мимо общественного водопоя, мимо житниц, мимо магазина, торгующего продуктами и инструментом, мимо по меньшей мере шести лавок, занимавшихся, без сомнения, торговлей шерстью и кожами, и таверны, без труда узнаваемой по большой вывеске, на которой красовалась незатейливая надпись: «ТАВЕРНА». Затем без всякого предупреждения остановился перед одним из домов и спешился.

Этот дом был несколько больше соседних. За исключением размеров его единственной отличительной чертой был коричнево—красный флаг, развевавшийся на флагштоке на крыше. Джерадин привязал лошадь к коновязи и помог Теризе спуститься на землю, пробормотав:

— Приехали.

На крыльце стояла женщина. Под крышей крыльца от одного конца к другому тянулась веревка, на которой висел шерстяной ковер. Женщина держала в руке короткую выбивалку, а воздух потемнел от пыли; должно быть, она выбивала ковер. Теризу поразили ее шелковые волосы цвета спелой кукурузы и небесно—голубые глаза, румянец усталости на щеках и сила рук. Плотного сложения, словно Мать—Земля, с плечами каменщика, она подбоченясь загораживала Джерадину проход, словно была не совсем готова пропустить его. Ребенок чуть только из пеленок выскочил из—за ее юбок и снова спрятался.

— Тебя долго не было, — сказала она голосом, который подчеркивал ее простоту. — Папа начал волноваться.

— Квисс, — ответил Джерадин, словно человек, который позабыл, как смеяться, и не хотел злиться. — Это—Териза. Леди Териза де Морган. Она Архивоплотитель. — Казалось, он боялся, что Квисс не слишком серьезно воспримет его спутницу. — После Вагеля она самый могущественный Воплотитель в стране.

Квисс подняла голубые глаза и заглянула в лицо Теризе. Она не улыбалась, но ее взгляд был дружелюбным, словно солнечный луч. И Териза почти сразу забыла о всякой церемонности.

— Она замерзла, устала и скорее всего голодна, — заметила Квисс, — и не привыкла ездить верхом. Чего же ты ждешь? Веди ее поскорее в дом. Териза слабо улыбнулась.

Джерадин протянул ей руку. Его глаза ничего не выражали; он был слишком закован в панцирь, чтобы как—то реагировать. Териза извинилась за него улыбкой, а потом улыбка исчезла, потому что она затосковала о том Джерадине, который радостно хмыкнул бы при виде жены Тольдена. Но, когда он не откликнулся ни на ее улыбку, ни на печаль, она для пущей смелости глубоко вздохнула и позволила ему снять себя с лошади.

Едва коснувшись земли, ноги у нее дрожали, — следствие непривычки ездить верхом, но после того как она сделала шаг или два, дрожь притихла. Джерадин мог бы убрать руку, но она не позволила и крепко стиснула его пальцы, пока поднималась по ступеням на крыльцо.

Все еще без улыбки, Квисс неожиданно обняла Теризу и быстро поцеловала в щеку.

— Добро пожаловать, Териза де Морган, — сказала она. — Я ничего не понимаю в воплощениях — но я знаю Джерадина. Мы всегда рады видеть вас здесь.

Териза не нашлась, что ответить. Пока она подбирала слова, чтобы сказать, как она рада очутиться здесь, момент неловкости прошел. Затем ребенок, прятавшийся за юбками Квисс, нарушил тишину;

— Ма, леди плохо пахнет. Квисс полуобернулась.

— Не «плохо», а неприятно, Руша. Кроме того, такие вещи не говорят леди. Но Джерадин отреагировал быстрее.

— Чертенок! — рявкнул он. — Иди сюда, я отшлепаю тебя так, что ты не сможешь сидеть целую неделю.

Определенно не напуганная, девочка юркнула в дом. Джерадин последовал за ней, грохоча сапогами по полу, делая вид и изображая отчаянную погоню.

На этот раз Квисс улыбнулась, наполовину извиняясь, наполовину радуясь.

— Руша говорит то, что думает, — заметила она, — как и ее многочисленные дядья. — Затем она комически наморщила нос. — Но знаете ли, она права. От вас пахнет не слишком приятно. Вероятно, с вами обходились отвратительно после того, как Джерадин сбежал.

Териза улыбнулась; дивная мелодия зазвучала в ее сердце. Значит, Джерадин не безнадежен. Вероятно, он временно потерял способность сражаться. И она ответила бесконечно счастливым тоном:

— Меня посадили в подземелье.

Глаза Квисс продолжали светиться небесной голубизной.

— Похоже, в том подземелье не убирали десятки лет. — Мысль об этом вызвала на ее лице гримаску отвращения. — Пойдемте, я познакомлю вас с Домне. Затем можете принять ванну. И переоденетесь в чистое. Может быть, отцу удастся выяснить что—нибудь вразумительное, не то что от Джерадина.

И, сильной рукой дружески приобняв Теризу за плечи, Квисс ввела ее в дом.

В комнате, куда они вошли, оказалось настолько темно, что Териза почти ослепла. Слабый свет исходил от углей в камине, еле проникал сквозь окна и вливался из дверей. Когда глаза привыкли, Териза начала кое—что различать в полутьме: массивная железная печь рядом с камином, несколько дверей, ведущих в другие комнаты, прямоугольный деревянный стол, достаточно большой, чтобы за ним расселись десять или двадцать человек.