Так как это были лишь предположения, Териза постаралась, чтобы ее слова звучали убедительно.

— Оставались свидетели. Если бы Гарт убил меня, Джерадин увидел бы, что виновник всего происходящего Эремис. А если бы Гарт попытался расправиться с нами обоими, стражники снаружи успели бы застать его. Достаточно было лишь открыть дверь. В любом случае стало бы ясно, что Эремис — предатель.

Он собирался лишь, — она заставила себя высказать всю правду, — заняться со мной любовью. А затем, когда я заснула бы или ослабела, Гарт проник бы в комнату и убил меня. И никто бы даже не узнал, что Эремис был у меня.

Он не рассчитывал, что вмешается Джерадин.

И снова Смотритель не выдал своих мыслей. Он сказал только:

— Продолжайте.

И, нахмурившись, Териза продолжила.

— Эремис контролировал каждую деталь встречи с лордами. Он нашел место, выбрал время и знал, кто придет. Он четко знал наперед, где я буду в определенное время. Джерадин не мог ничего знать об этих планах. Единственное, чего Эремис не учел, — Артагеля. Он не предполагал, что Артагель спасет меня.

Когда Гарт напал на меня, стало очевидно, что он пришел и исчез через зеркало. Я не знаю, как он при этом не утратил рассудок — но мы с Артагелем выяснили, где находится точка воплощения. Мы с ним и с Джерадином отправились снова взглянуть на это место, и то же самое зеркало воплотило насекомых. Артагель рассказывал вам об этом. Они чуть не убили нас троих. Эремис утверждал, что все это обман, мошенничество с целью представить Джерадина невинной жертвой, но это чушь. Если бы Хэвелок не спас его, он бы погиб. Никому не пришло бы в голову, что Знаток появится там в урочный час. А Эремис знал о происшествии, хотя его не было там и ему никто не рассказывал об этом. Он сослался на меня и солгал. Он, должно быть, оставался по ту сторону зеркала и наблюдал.

Леббик внезапно завыл. В его глазах разгорелось темное пламя. К добру или к худу, Териза раздула тлеющий в нем жар в огонь. Если это была ошибка, то она тем самым подписала себе смертный приговор. И, тем не менее, она продолжила.

— Они хотели убить Джерадина или уничтожить его, потому что он действительно Воплотитель — Воплотитель такого рода, каких до сих пор еще не было.

Ей пришло в голову, что следовало догадаться раньше. Но до нынешней минуты она запрещала себе думать об этом. И именно из—за этого Джерадин заплатил за свой дар ужасающую цену. Но в этот миг ей было не до того, чтобы жалеть о содеянном. Она была слишком занята тем, что защищалась от Смотрителя.

— Вот почему он сам не распознал, что из себя представляет. Он мог осуществлять воплощения, которые не имели ничего общего с Воплотимым в зеркале. Меня он привел из зеркала, которое показывало избранного Гильдией Воина. А Эремис знал, что должно произойти. Или об этом знал Гилбур. Он ведь руководил Джерадином при отливе этого зеркала. И должен был понять, что Джерадин делает его неправильно. Но когда неправильно сделанное зеркало все равно показало воплощение с Воином, Гилбур, вероятно, понял, на что способен Джерадин.

Если бы Джерадин догадывался, в чем заключается его сила, или мог пользоваться ею, он стал бы самым сильным Мастером за всю вашу историю. К тому же он сохраняет преданность королю Джойсу, несмотря на то, что тот разрывает ему сердце на части. Гилбур, Вагель и Эремис хотели избавиться от него потому, что именно он способен с ними сражаться.

Вот почему они напустили на него насекомых, пытаясь убить. Вот почему подстроили все так, чтобы все думали, будто он убил Найла. Из боязни. Он же, в свою очередь, пытался разоблачить их. Они хотели избавиться от него так, чтобы не бросить тень подозрения на себя.

Найл не может быть мертв. Это просто невозможно. Эремис не смог бы использовать его, если бы Найл не согласился сотрудничать — а он бы не согласился, если бы знал, что погибнет.

Смотритель вдруг со злостью пробормотал:

— Свиное дерьмо. — На его челюстях заходили желваки; в глазах появился безумный блеск. — Мои люди мертвы, и я видел его тело. Все лицо Найла сожрано, до самого мозга. — Ей удалось пробудить в нем потухшую ярость. — Эремис у резервуара и в этот миг спасает нас. Он — герой Орисона. Никто не поверит ни одному сказанному вами слову. — Он вскинул кулаки, молотя ими воздух перед ее лицом. — Этот сын шлюхи — врач — предал нас, и двое из моих людей — мертвы!

Сейчас она в свою очередь смотрела на него, окаменев от удивления.

— Врач? — Артагель ни словом не упоминал о враче. — Андервелл — ты, сука! — лучший врач в Орисоне.

Эремис сделал все совершенно правильно. Он быстро перенес Найла в свои комнаты. Он вызвал Андервелла. Он поставил стражу. Когда ты помогала Джерадину сбежать, а этот горшок с мочой Квилон бросился мне под ноги, Эремис пытался спасти Найла. Ее могла бы испугать эта новая вспышка ярости, но она не чувствовала страха.

— Врач? — Она поразилась ясности своих мыслей. — А что случилось с ним? Разве он не видел, что напало на ваших людей и Найла?

— Он сбежал! — рявкнул Леббик. — А что ты думаешь? Ты что, полагала, он будет дожидаться поблизости и позволит нам схватить себя? — От ярости жилы на его шее раздувались. — Он оказался воплощен обратно после того, как чудовищные создания Джерадина были воплощены в комнате.

— Но почему?

— Откуда я знаю? Я никогда не пытался заглянуть в его мозги. Может быть, он просто ненавидел Найла. Может быть, Фесттен пообещал ему богатство. Может быть, Гарт взял его родственников в заложники. Не знаю, и притом меня это не волнует. Единственное, в чем я уверен, так это в том, что виновник — он.

— Нет, — сказала Териза, словно больше ничего не боялась. — Я имела в виду совсем другое. Почему он проделал все это таким сложным путем? Почему решил погубить и стражу? Почему?.. Зачем натравливать этот кошмар на Найла? Ведь им могли помешать. Могли застать на месте преступления. Как насчет шума? Неужели нападение чудовища не вызвало никакого шума — и не предупредило стражу снаружи?

Смотритель сдержал гнев, готовясь дать объяснение. Но Териза не хотела слушать новые обвинения против Джерадина. Она сделала вид, что не заметила.

— Он ведь врач, — сказала она. — Лучший врач в Орисоне. Ему не составляло труда избавиться от Найла. И не обязательно было выдавать себя, чтобы все поняли, что он — предатель. Разве непонятно? — Медлительность, с какой Леббик делал выводы из очевидного, удивила ее почти так же, как собственная уверенность. — Все, что ему нужно было сделать — не оказывать никакой помощи. Позволить Найлу умереть. Капнуть какую—нибудь отраву в рану и сверху наложить бинты. И никто ничего бы не узнал. Ни у кого никогда не возникло бы никаких подозрений.

Тогда зачем весь этот ненужный риск и кошмар? Смотритель смотрел на нее так, словно она выросла в его глазах.

— Тогда значит, он может быть не виновен.

— Тогда где же он? — быстро спросила Териза.

— Он не позволил бы им убить Найла, не попытавшись остановить их… не пытаясь помочь. — Леббик делал явные попытки понять ее. — Может быть, они убили и его и забрали тело с собой.

— Для чего? — спросила она. — Для чего такие сложности? Чтобы создать иллюзию, будто у них есть союзник? Чтобы заставить вас думать, что Андервелл виновен, хотя на самом деле это не так? Чего они могли при этом достичь? В чем их цель?

— Правильно! — Смотритель из последних сил сдерживал свою ярость. — В чем их цель?

Но она все равно не испугалась. Все его лицо было сожрано… Она тихо спросила:

— А как выглядел Андервелл? Леббик словно подавился.

— Как выглядел?

— Не был ли он похож на Найла? — пояснила она. — Может, они были одного роста? Приблизительно одинакового веса? Приблизительно одинаковой комплекции?

— Нет! — заревел Смотритель, словно Териза зашла слишком далеко, и на этот раз она заставила его отмести все преграды и снова пустить в дело руки. Затем, через мгновение, до него дошло то, что она сказала, и он замер.