— Да подумайте же! — ответил Эремис, стиснув зубы. — Именно Гилбур отлил зеркало, которое впервые показало нам Воина. Именно он учил Джерадина копировать свое творение, наблюдал за каждой ступенью процесса, от очищения красителя и высеивания нужного песка до полировки поверхности. Он должен был видеть, что при этом было сделано неверно, что изменило зеркало так, что оно воплотило сюда вас.

Подумайте! Создавая это зеркало, Джерадин проявил способности, которые никто другой никогда не проявлял, способности, позволяющие ему по своему желанию нарушать все законы воплотимого — способности просто невероятные, подобные способности Архивоплотителя проходить сквозь плоское зеркало, не теряя разум.

Гилбур наверняка понимал это. Он ведь был свидетелем происходящего. И тем не менее, он никому ничего не сказал. Пред его глазами предстало что-то феноменальное, и он даже не упомянул об этом.

Какой вывод можно из этого сделать, миледи? Какой вывод можно сделать? Или вы собираетесь настаивать на моей неправоте?

Нет. Она с трудом покачала головой, и ее сердце затрепыхалось. На этот раз она не могла позволить ему убедить себя. В своей логике, как и в своей физической притягательности, он был для нее неодолим. Если она примет его предположение о предательстве Мастера Гилбура, тогда все остальное будет неотвратимым следствием. Именно он учил Джерадина… Почему она сама не подумала об этом?

Это вполне возможно, тупо спорила она с собой, едва не лишаясь чувств, но это не отрицает возможности того, что Джерадин остается ее другом. Джерадин желает ей только добра. Если он действительно такой неудачник и невезучий, как все считают…

Цепляясь за соломинку надежды, она выдохнула:

— Может быть… может быть, вы… Вы видели, что случилось, когда он попытался помешать Мастеру Гилбуру воплощать Воина? Может быть, его просто использовали, и он не догадывался об этом. — У нее заломило виски. — Может быть, он был просто введен в заблуждение, когда создавал свое зеркало — возможно, он думал, что делает точную копию. Откуда Джерадину было знать, что Мастер Гилбур его обманывает? Может быть, этими «способностями» обладает Мастер Гилбур, а не Джерадин.

Мастер Эремис тряхнул головой.

— Это тоже допустимое предположение. — Его лицо помрачнело. — Почему, вы думаете, я веду себя осторожно, а не перехожу к прямым действиям? Я не хочу рисковать причинить вред тому, кто, может быть, невиновен. Но помните о двух вещах, миледи.

Первая — факт. Именно Джерадин явно фигурирует в предсказании, а не Гилбур. Об этом нельзя забывать.

Вторая — просто предположение. Можно предположить, что Джерадином манипулировали, но точно так же можно предположить и то, что они с Гилбуром ссорились исключительно для маскировки, так что теперь Джерадин может продолжать свою работу, несмотря на то, что Гилбур сбежал.

Териза тут же воскликнула:

— Это невозможно! — так страстно, что сама удивилась. Они с Джерадином были вместе погребены заживо. — Мастер Гилбур чуть не убил его!

— Да ну! — Мастер внезапно снова впал в ярость. — Гилбур мог не ожидать — или не хотеть — этого. Он был слишком занят воплощением. — Давление его коленей усилилось. — Не испытывайте мой ум.

Быстро появившись, ее сопротивление так же быстро исчезло.

— Простите, — сказала она почти дрожа. Не надо сжимать меня так сильно, мне больно. Его лицо оказалось в полной тьме; она не могла разглядеть ничего кроме очертаний на фоне стены. — Я не привыкла к такого рода рассуждениям.

К несчастью, это, видимо, было не тем, что он хотел от нее услышать. Его объятье, доставлявшее телу боль, стало каменным. В растущей панике Териза спросила:

— Чего вы хотите от меня?

Он не уменьшил давление своих коленей и не ослабил объятий, но его тело стало немного мягче.

— При других обстоятельствах, — пробормотал он хрипло, — я не позволил бы вашему телу служить иным целям, нежели те, для которых оно создано. Но я нуждаюсь в вашей помощи.

Вот каких действий я хочу от вас. — Он расстегнул последние пуговицы и рывком распахнул рубашку. — Я хочу, чтобы вы продолжали поддерживать видимость дружбы с юным Джерадином. — Ее грудь была открыта холодному воздуху и влажному дыханию Мастера. — Я хочу, чтобы вы вместо меня следили за ним, выискивали малейшие признаки предательства или его таланта, запоминали каждое его слово, действие или рассуждение. То, что может показаться вам незначительным, возможно, для меня окажется очень важно.

Не говорите ему ничего. Не говорите ему даже, что вы беседовали со мной. Если удастся, заставьте Артагеля поклясться, что он будет молчать. Никому не сообщайте, что мы союзники.

Поводя головой из стороны в сторону, он ласкал влажным языком ее соски, заставив их отвердеть, заставив их возжелать его. Затем его губы стали целовать ее грудь.

Она не могла сопротивляться. Териза чувствовала, что теряет равновесие, прижимается к нему так, чтобы его губы и руки ласкали ее сильнее. Она уже могла представить себе, что сейчас забросит руки вокруг его шеи и еще сильнее прижмется к нему.

Но, кроме того, он просил ее поддерживать видимость… Следить… Осознание этого было для нее словно удар в живот. Он просил ее предать Джерадина. Джерадина! Она уже усомнилась в нем сегодня, и он почти мгновенно доказал свою преданность. Он помог сохранить ей разум и сознание, когда они лежали под обломками в зале заседаний. Действовать на основе схоластического рассуждения, что он может быть нечестным, было несомненной несправедливостью. Он преданнее всех прочих. Разве он не заслужил ответной преданности?

Неужели она может предать его?

Неужели она может отвергнуть доводы Мастера Эремиса относительно действий пригодника, вмешательство Мастера в дела Морданта, его стремление оказать помощь?

Оба, Мастер и Джерадин, пытались объяснить ей, кто она такая.

Не поднимая головы — не прекращая поцелуи и ласки, от которых, казалось, сердце Теризы готово было выпрыгнуть из груди, ласки, с каждым прикосновением все более разжигающие в ней страсть, — он уверенным тоном прошептал:

— Вы моя. Уверяю вас. Едва вы подумаете о другом мужчине — едва вы посмеете усомниться во мне, — вы вспомните мои губы, ласкающие вашу грудь, и возжелаете меня. Вы будете поступать с Джерадином так, как я прошу.

— Да, — она была бессильна произнести что-либо другое. Лишь упрямство, еще остававшееся ней, не позволяло Теризе обхватить Эремиса за шею, делало ее пассивной в его объятиях. Было бы проще позволить ему управлять ее неопытной страстью, полностью довериться ему. Но Теризу раздирали противоречия.

— Вы сделаете все, о чем я прошу, — повторил он, словно заклинание.

— Я сделаю все, о чем вы просите.

— Когда я выйду из этой камеры — когда я буду освобожден… Я не сомневаюсь, что меня скоро освободят. Если Леббик не догадается о моей невиновности, я выйду из камеры сам, назло ему. И когда я буду свободен, то приду к вам. Тогда мы насладимся поцелуями и я стану полным обладателем этой красоты. Не останется ни одной частички вашего женского естества, которой я не буду обладать — и ни одной части моего мужского естества, которой вы не примете.

— Да, — ответила она снова. На мгновение ей захотелось того же, чего и ему, несмотря на то отвращение, которое она к этому питала. — Да. — Как если бы хорошо знала, что его обещания означают.

— В таком случае… — он внезапно отстранился, отпуская руки и ослабляя давление колен, — вы должны покинуть меня. Не будет никакой пользы, если Леббик застанет вас здесь. Даже если он не зайдет настолько далеко, чтобы заточить вас, он наверняка сделает все, что будет в его силах, чтобы мы больше не встретились и не поговорили. Застегните рубашку и позовите Артагеля.

Перемена в его поведении и манерах была настолько резкой, что она зарделась от захлестнувшего ее стыда.

— Да. — Почему она, словно неразумное дитя, продолжает повторять, обещая ему свое согласие? — Да. — Поведение ее отца менялось резко и непредсказуемо, переходя из миролюбивого спокойствия в буйную ярость по причинам, которые ей никогда не удавалось понять. Из-за жара на лице она не смела взглянуть на Мастера Эремиса. Териза повернулась и дрожащими руками принялась торопливо застегивать рубашку и заправлять ее в брюки.