Раньше в нем жили сомнения и колебания. Он упрекал самого себя за то, что не приносил никакой пользы людям и не находил покоя до тех пор, пока целиком не отдавался работе.

Теперь это все, к счастью, было позади. То, что делал он, приносило ему огромную радость. Василию все время хотелось совершить что-нибудь хорошее еще и потому, что постоянно рядом с ним находилась Рийя Тамсааре.  Девушка не чуралась никакой работы и совершенно забывала об отдыхе, выполняя те поручения, которые возлагались на них в секции дружины. Он вообще не представлял себе, как бы дежурил вечерами, если бы не знал, что где-то поблизости с ним находилась и она, что и у нее было немало хлопот. Она становилась его вторым «я», и это «я» все больше вторгалось в его жизнь.

Дело в том, что Василий с детства считал себя несимпатичным и до того привык к этому, что разубедить его в обратном уже не мог ни один человек. Он почти всегда старался остаться в тени, и чаще тогда, когда рядом были девушки. От такого соседства у него застывал во рту язык, и ноги несли совсем не туда, куда бы он хотел.

Правда, с Рийей Тамсааре Василий чувствовал себя немного свободнее, хотя тоже никак не мог сказать ей о своей любви.

«Рийя, Рийя, — повторял он часто, — что ты ответишь мне, если все-таки скажу, что люблю тебя? Назовешь меня сумасшедшим или попросишь, чтобы я никогда больше не говорил тебе об этом?»

Рийя первая, никого не стесняясь, стала бороться за Василия, когда он начал пить. Она первая, не зная, куда себя деть от счастья, сказала ему, убедившись, что он перестал шататься по пивным:

— Василь, родной, как хорошо, что ты снова стал человеком!

У Войтюка от этих слов голова кругом пошла — он целый день ходил, как наэлектризованный, удивляясь той перемене, которая вошла в него вместе с радостью Рийи.

Собственно, с этого дня все и началось: ему уже скучно было, когда Рийя куда-нибудь уходила или дулась на него. Он уже не находил себе покоя, если не видел ее день или два.

Пелагея Федоровна одобрила выбор сына. Она своим материнским чутьем угадала его любовь. С тех пор имя Рийи постоянно звучало в доме. Его иногда произносили просто так, чувствуя, что оно обоим приносило радость. Рийю звали к себе в праздники и в будни, с нею советовались, от нее ожидали чего-то необычного.

«В каком платье придет она сегодня?»— подумал Василий. Он уже оделся и стоял посредине двора раскрасневшийся, бодрый.

Пелагея Федоровна, выйдя из дому с кастрюлей, застыла на ступеньках крыльца, не спуская с него восхищенных, счастливых глаз.

— Эго ты, мама? — обернулся он. — Давай быстрее ужинать. Мне пора идти.

— Поспеешь еще, — неторопливо отозвалась Пелагея Федоровна. — Вечно ты торопишься. Ни одной минуты с матерью не посидишь.

«Постарела-то как, — отметил Василий. — Сколько же ей? Пятьдесят восемь? Кажется, пятьдесят восемь. — Ему стало стыдно: за всю свою жизнь он ни разу не поздравил ее с днем рождения, не купил ей ни одного подарка. — Свинья», — обругал он себя.

Пелагея Федоровна, разлив борщ по тарелкам, села на табуретку не сразу, словно не хотела есть, и заговорила о том, что ее волновало в последнее время.

Василий был рад, что она начала этот разговор, и слушал бы ее целую вечность, однако ему казалось, что Рийя никогда не согласится стать его женой, — ведь красивее ее никого в городе не было!

— Выдумываешь ты, мама, чепуху какую-то. Не пойдет она за меня замуж. Зачем я ей нужен?

— Глупый, — ласково произнесла мать. Она внимательно посмотрела сыну в лицо и наказала строго: — Ты береги ее. От хулиганов своих. Не пускай, куда не следует. Силу-то ее с твоей не сравнишь.

— Не беспокойся, мама, я ее никому в обиду не дам, — пообещал Василий. Он улыбнулся задумчиво и умолк, глядя на безоблачное небо, белевшее над крышей дома.

Пелагея Федоровна с радостью отметила про себя: «Любит. Рийя тоже любит. Чего я беспокоюсь? Где любовь, там и согласие. Не поговорить ли с Рийей?»

2.

Старая Войтючиха не ошиблась: Рийя действительно любила Василия. Она часто, особенно когда была одна, ждала его к себе в гости, обдумывая до мелочей каждый свой шаг. Ей было хорошо с ним и, если он грустил, делала все, чтобы и ему было хорошо. Это всегда удавалось ей, и все ее существо трепетало, когда он становился по-прежнему радостным и счастливым. В такие минуты она готова была без конца говорить ему о своей любви…

Сейчас Рийя стояла у входа в городской парк. Она ждала Василия.

Показался Степан Хабаров. Он шел, шатаясь, глядя в землю. В руках у него был небольшой деревянный ящик, из которого виднелись столярные инструменты. Рийя повернулась и зашла в парк. Она не хотела встречаться с Хабаровым. Напившись, он совершенно терял голову и никого не признавал — делал, что хотел.

Однако Рийе не повезло — Хабаров случайно поднял голову и увидел ее. Его будто током пронзило. Он вспомнил, как на днях дружинники доставили его в вытрезвитель и ему ни за что ни про что пришлось выбросить из кармана десять рублей за какую-то ненужную услугу. Это произошло только потому, что в мужские дела вмешивалась баба, эта самая Тамсааре, которая теперь попалась ему на пути. Если бы не она, то он, Степан Хабаров, тогда же обязательно поколотил бы ее Ваську.

— Ничего, сейчас я, и так и далее, покажу ей, — направился к Рийе Хабаров.

Рийя понимала: если она попытается скрыться, озлобит Степана, и он станет разыскивать ее до тех пор, пока не найдет или не протрезвеет. Поэтому она решительно обернулась и тоже пошла к нему, подумав, что вот-вот подойдет Василий. С ним будет легче.

— Улыбаешься, Рийя, и так и далее? — остановился в нескольких метрах от девушки Хабаров.

— Дядя Степан, — попыталась повлиять на него Рийя, — вы же выпили, идите домой. Вас жена ждет.

— Ты не учи меня, еще мала, и так и далее. Ты скажи своему Ваське, чтобы он не трогал меня. — Хабаров не сходил с места. — На этот раз я, может, и прощу его, в другой же раз — душу из него вытрясу! Так и передай ему. Я шутить не умею… Чего улыбаешься?

Рийя вовсе не улыбалась. Ей было больно слышать от Хабарова такие слова. Василий всегда только хорошего желал ему. Сколько крови попортил он, уговаривая Степана не пить. Последняя встреча окончилась чуть ли не трагически. Хабаров схватил булыжник, валявшийся на дороге, и бросился на Василия. Хорошо, что рядом оказался Абдулла Зияев.

— Ладно, дядя Степан, я передам все, что вы сказали, — пообещала Рийя.

Хабаров облизал языком сухие губы, постоял еще с минуту и, ничего не ответив Рийе, тяжело зашагал к выходу.

Потом, когда он исчез, девушка заметалась по парку. Ее впервые за все время работы в дружине охватил страх. Она подумала, что Василия могут убить хулиганы. Он же никому из них не давал поблажки. Хабаров первый, наверно, выполнит угрозу…

Василий появился минут через двадцать. Он был в новой желтой финке, серых гладко отутюженных брюках и в молочных туфлях. В его глазах горели яркие радостные огоньки, от которых все оборвалось в груди Рийи, и она до того растерялась, что не могла сдвинуться с места.

— Прости, Рийя, ты, наверно, давно меня ждешь?

— Нет, что ты! Я только что пришла, — соврала девушка.

— Понимаешь, по дороге задержался, — стал объяснять Василий. — Заходил к Хабаровым… Степана опять дома нет. Я уже и не знаю, что с ним делать. Может быть, положить в больницу?

Рийя помедлила, решая, говорить ли Василию о том, что видела Хабарова, или не говорить.

— Проходил он сейчас мимо парка, — посмотрела она в сторону.

— Пьяный? — заволновался Василий.

— Не очень.

— Надо класть в больницу!

— Захочет ли?

— Положим силой!

— Я бы всех пьяниц привлекала к уголовной ответственности.

— Ты уж больно строга 1

— Ничего я не строга. Ты вдумайся только, сколько гибнет хороших людей из-за этой проклятой водки, — строго заговорила она. — Ты бываешь в милиции, знаешь, что почти все преступления совершают люди в нетрезвом состоянии. Я вот себя как-то представила на месте его жены и едва с ума не сошла… У нее же трое детей, Вася! Один одного меньше. Да еще свекровь больная… Нет, я бы судила пьяниц открыто, чтобы у других отпадала охота пить. Что ты смотришь так на меня, разве я не нрава?