Да, Бадж смотрел на свои башмаки, но не видел их, — мысль, до сих пор смутно маячившая в его мозгу, сейчас вдруг стала необычайно ясной, и он почувствовал, что ему ужасно не хочется покидать родной дом, жить на ферме у дяди Линка и ходить оттуда в школу с двоюродным братом Сэмом и остальными дядиными детьми. Другое дело, если бы Игги была с ним. Но Игги рассталась с деревенской школой и уехала с Лансом в чудесный город Хобарт, где, по слухам, в окна вставлены стекла и люди спят в настоящих кроватях с ножками.

Уже заранее испытывая тоску по дому, Бадж откашлялся и поднял на мать умоляющие глаза:

— Ох, Крошка мама, я…

Договорить он не мог. Он отдал бы все на свете, все, что у него есть (то есть фотоаппарат), за то, чтобы отец сейчас ушел без него.

Мать, конечно, поняла. Она искала слов, чтобы как-нибудь утешить его.

— Там же с тобой будет Сэмми, сынок. Раз Игги уехала, тебе нужен товарищ, а Сэм как раз твой ровесник. У дяди большая семья, там и девочки есть, но с Сэмом тебе будет интереснее…

Крошка мама умолкла. Она никогда еще не произносила таких длинных речей, да и Бадж тоже был мальчик молчаливый и застенчивый. Они стояли и молча смотрели друг на друга, такие же неподвижные, как совы, когда хотят, чтобы их приняли за сухую ветку.

Донесся голос отца:

— Где же Бадж? Разве он не идет со мной?

Стайка горных попугаев прошумела в воздухе и с пронзительными криками взлетела на цветущий эвкалипт. Их перекличка нарушила тишину леса. Они стали клевать пахнущие медом цветы. Крошка мама овладела собой и сказала бодро:

— Иди, дружок, папа ждет тебя. Передай этот салат тете Флорри. И как только приедешь, перемени носки, не ходи в сырых… Дорогой смотри хорошенько под ноги — после дождей на тропе очень скользко.

Бадж только кивнул, хотя ему хотелось высказать все, что он думает. Он уже встречался с Сэмом несколько раз у реки Гордон, когда ходил с отцом за припасами, которые им доставлял к переправе дядя Линк. Баджу Сэм не нравился: двоюродный брат всегда давал ему понять, что он, Бадж, еще глуп, а это несправедливо — ведь Сэм младше его на полгода! Сэм же делал это на каждом шагу, и даже Игги, услышав раз его насмешки, посмеялась над Баджем.

Это было в тот раз, когда Сэм спросил, что он, Бадж, выбрал бы — большую кучу медных монет или одну серебряную монетку. А когда Бадж выбрал большие медные монеты, а не маленькую серебряную, Сэм чуть не лопнул со смеху.

Нет, не нравится ему Сэм. И смеется он как попугай. В другой раз он спросил, что лучше — фунт золота или фунт перьев? Ну, когда у тебя отец — бывший золотоискатель, то кое-что уже знаешь о золоте! И поэтому Бадж сперва сказал, что лучше золото. Но потом передумал, потому что он собирал где мог красивые перья и ему интереснее было бы иметь целый фунт перьев, чем фунт золота.

Сэм сначала сказал, что менять ответ нельзя. Потом — что можно. А в конце концов — что оба ответа Баджа неправильные. Ну, тут уж Бадж не вытерпел, ударил его кулаком в нос, и они подрались. Бадж до сих пор так и не узнал, какой же ответ правильный, и решил при случае спросить об этом Игги.

— Смотри, отец уже вывел Принца. Иди, сынок!

Бадж хотел сказать, что, если ему позволят остаться дома, он будет собирать вдвое больше хвороста, чем раньше. Но он ничего не сказал и, повернувшись, пошел к отцу, ступая по дороге во все лужи. Он и Игги всегда очень ловко перескакивали через лужи, но сейчас Бадж только сердито разбрызгивал ни в чем не повинную грязь.

Он вспомнил, как однажды нашел у реки необыкновенную зеленую лягушку, а Сэм отобрал ее у него и потом соврал, будто лягушка ускакала сама. Нет, Баджа вовсе не радовало то, что этот Сэм с его копной кудрей, торчащих на голове, как хохолок у черного какаду, будет теперь все время рядом.

Он подумал о Крошке маме: смотрит она ему вслед или уже ушла в дом и принялась за свои утренние дела? Оглянуться назад он не мог — Игги учила его, что настоящие мужчины, простившись, уходят не оглядываясь.

Крошка мама сказала ему только: „Иди, сынок“. Разве так прощаются?

„Да, — решил Бадж, — это и было прощание“.

И пошел дальше, хлюпая башмаками по грязи.

2. ПОЛОВОДЬЕ

Взбираться по скользкой тропе Зигзаг в сырую погоду было тяжело, хотя отец Баджа вот уже много лет „улучшал“ дорогу. В этот день, как всегда, он сделал остановку, едва только лошади добрались до вершины.

— Молодчина ты у меня, Принц! И ты тоже, Алмаз! — похвалил он взмыленных лошадей. — Ну, теперь отдых лошадям и мужчинам! Ведь у нас здесь работают только двенадцать часов в день, не то что в городе. Верно я говорю, Бадж?

— Папа, — возразил Бадж, оценив шутку отца, — вот ты только что сказал: „Ну, теперь отдых лошадям и мужчинам“. А разве я уже мужчина?

— Скоро будешь, сынок, скоро, скоро! — Отец не спеша достал плитку прессованного табака и бережно раскрошил его на своей загрубелой ладони. — Вот поучишься в школе, а там, глядишь, ты уже взрослый.

Помрачнев при слове „школа“, Бадж отошел в сторону, а отец принялся набивать и раскуривать свою трубку. Баджу не хотелось думать о будущем, об этой школе, ради которой его оторвали от того, что он знал и любил, от того, что составляло весь его мир. Он отошел к самому краю пропасти и стоял там, глядя через нее на долину.

Вообще-то Бадж очень не любил смотреть вниз с высоты, хотя и старался скрыть это от Игги. Но сегодня он был так поглощен своими мыслями, что ему ничуть не было страшно. Солнце играло внизу на загородках и срубленных деревьях, на глянцевитых толстых листьях. Зелень там была всех оттенков. Чужой, глядя отсюда на долину, мог подумать, что это только дикая тасманская природа, но Бадж различал и малинник в саду, и кусты смородины, и серо-зеленую крышу их дома, и нежную зелень огорода, такую непохожую на зелень растущих в долине папоротников.

Почуяв крепкий запах табака, он понял, что отец стоит у него за спиной.

— Смотри не поскользнись, сынок, а то полетишь и очутишься дома скорее, чем рассчитывал. Видишь там горы? Видишь тот зубчатый холм? Из нашей долины его не видно, но я там побывал однажды, когда искал золото. А на склоне две белые полоски, как заячьи хвостики. Они бывают только после сильных дождей.

— Почему, папа?

— Это вода течет вниз. Должно быть, на вершине от дождей разлилось озеро. Мне не довелось подниматься так высоко, и я его не видел. Когда я в первый раз пришел туда, там разлегся на солнце старый сумчатый волк. Его с давних времен называют „тасманский дьявол“ или „тасманский черт“, поэтому я и холм окрестил „Чертов холм“. Под ним лежит долина, но я туда не ходил. Может, там хорошие пастбища, — размышлял вслух отец. — Вот бы развести там побольше скота. Как-нибудь отправимся с тобой туда на разведку. Вдвоем — я и ты, сынок.

На миг Бадж просиял, но затем опять насупился и буркнул:

— Да меня-то здесь не будет. Я же буду в школе.

Отец повернулся, выколотил трубку о камень.

— Ну, однако, пора в путь. Если долго стоять тут и ныть, ты в эту школу не попадешь: дяде Линку и Сэмми надоест дожидаться нас у Проволоки, и они вернутся на ферму… — Заметив, как блеснули глаза у Баджа, отец добавил: — А тогда нас не подвезут в дядиной машине и придется идти пешком.

Бадж шагал по тропе, не говоря ни слова. Отец крикнул: „Ну, вперед!“ — и Принц и Алмаз поплелись дальше.

Когда они сходили в глубокие мокрые низины, перевалив через лысые верхушки гор, воздух там был жаркий и влажный. Бадж шел голый до пояса, а отец только расстегнул ворот своей серой фланелевой рубашки и сказал:

— Лучше жара, чем сырая погода, когда тебя поедом едят комары, клещи, пиявки и прочие кровопийцы.

После недавних гроз везде лежали вывороченные с корнями или сломанные деревья, а все ручейки превратились в бурные реки. По временам даже отец останавливался в растерянности, а Бадж был просто уверен, что они заблудились, потомучто нигде не было зарубок на деревьях, да и самих деревьев не было видно.