Однако что же произошло в реальности? Власть в Египте перешла к Высшему совету вооруженных сил, который уже на следующий день после отставки Мубарака отменил конституцию и распустил парламент и начал управлять страной. Толпа на площади Тахрир, несмотря на всю ее телегеничность, оказалась лишь второстепенным игроком в той драме, которая разыгрывалась в Египте. Основным же действующим лицом как всегда была армия, управляющая страной с тех самых пор, как полковник Гамаль Абдель Насер осуществил военный переворот, отстранив от власти королевскую династию. Насер построил государство по образу и подобию кемалистской Турции, сделав военных своей главной опорой. И когда Мубарак попытался передать власть по наследству сыну Гамалю это вызвало возмущение армейской верхушки. Гамаль никогда не был профессиональным военным и офицеры восприняли предложение Мубарака как покушение на святая святых египетского режима.

Таким образом, цели военных и мятежников с площади Тахрир совпали. И те, и другие мечтали избавиться от Мубарака. И армия фактически воспользовалась народными протестами, чтобы сохранить власть. Ни о какой демократизации не могло быть и речи. Сложно было представить себе, что реформы начнет проводить бывший министр обороны генерал-фельдмаршал Мухаммед Хусейн Тантауи, назначенный главой Военного совета. Ведь этого чиновника американские дипломаты называли «твердолобым консерватором, который еще больше, чем Мубарак, нацелен на сохранение статус кво». Новые власти пообещали не менять внешнеполитический курс Египта, оставив в силе все подписанные ранее договоры, в том числе и мирный договор с Израилем. «Страной управлял старый солдат, – отмечалось в исследовании американского центра Stratfor, – теперь ею управляет несколько старых солдат, у которых даже больше полномочий, чем было у Мубарака. 82-летнего старца вышвырнули из президентского дворца, конституции и парламента больше нет, а есть лишь военная хунта, такая же, как была в Турции до сентября прошлого года, такая же, как управляет сейчас Алжиром» [496] .

Как бы то ни было, весь регион от Марокко до Пакистана продолжал полыхать. Эксперты утверждали, что прав был известный американский футуролог Джералд Челенте предсказавший, что 2011-й станет годом бунтов и революций, которые охватят весь мир. Америка же, как говорили многие, умывала руки. Легкость, с которой Вашингтон отказался от поддержки Мубарака, шокировала всех партнеров США – от Саудовской Аравии до Израиля. «На Востоке это воспринимается как предательство, – писал The American Thinker, – неумение ценить дружбу, готовность отречься от прежних союзников, необязательность – все эти качества, по мнению местных элит, несовместимы с позицией лидера, на которую традиционно претендовали Соединенные Штаты» [497] . Проявлением слабости считали в регионе и решение администрации Обамы о выводе войск из Афганистана и начавшиеся переговоры с бывшим непримиримым врагом Америки – движением Талибан. Эксперты все чаще говорили о том, что эпоха Вашингтона на Ближнем Востоке закончилась, как в свое время завершилось европейское владычество. И неудивительно, что уход очередного гегемона сопровождается массовым брожением и революциями.

Тем более что в регионе не было ярко выраженного лидера, который занял бы место Вашингтона. Да, определенные амбиции были у Тегерана и Анкары, но максимум, что могли сделать крупнейшие ближневосточные игроки, – это спутать карты своим соперникам. Не случайно Ближний Восток называли «регионом спойлеров». Саудовская Аравия боролась с иранским влиянием в Ираке и сирийским влиянием в Ливане, Египет пытался помешать Турции примирить соперничающие палестинские группировки, Иран сеял рознь между арабскими странами региона. «Соединенные Штаты, – писал журнал The Foreign Affairs, – могли бы стать главным спойлером в регионе, однако они предпочитают самоустраниться. Придя к власти, Обама обещал перевернуть страницу в ближневосточной политике США, но в итоге просто захлопнул наскучившую американцам книгу» [498] . Может быть, конечно, он ее и захлопнул, но присутствие США в регионе сохранялось и массовые стихийные выступления явно были не в их интересах. Ведь «дни гнева» довольно быстро могли перерасти в антиамериканское восстание.

Многих наблюдателей удивляла синхронность протестов, которые охватили столь непохожие друг на друга страны, как Йемен и Марокко. Действительно, что могло быть общего у беднейшего государства региона, которое раздирали племенные противоречия, и средиземноморской монархии с относительно высоким уровнем жизни и популярным молодым королем, который ведет свой род от пророка Мухаммеда? Как можно было объяснить, что пожар одновременно вспыхнул в Бахрейне, традиционно считающемся американским протекторатом, и Ливии, лидер которой 40 лет подряд проклинал западных капиталистов?

Конечно, чужой пример заразителен, но поверить в то, что революционный вирус распространяется так быстро и ни у одного ближневосточного государства нет к нему иммунитета, было практически невозможно. Не случайно появились многочисленные теории заговора, обвиняющие «мировую закулису» в желании посеять хаос в стратегически важном регионе. Когда бузить начали тунисцы и египтяне, большинство политологов были уверены, что протестная волна не перекинется на Ливию, Алжир и другие страны – экспортеры нефти. Ведь местные власти, мол, всегда могут погасить народное недовольство с помощью крупных денежных подачек. Однако прогнозы эти не оправдались, и события, происходящие на Ближнем Востоке, утратили для западных политологов всякую логику. «Единственным рациональным объяснением массового психоза на Ближнем Востоке, – писал The Economist, – может быть демографический взрыв. Сейчас 70 процентов населения региона составляют молодые люди моложе 30 лет. Занятость среди молодежи чрезвычайно низка, а стареющие лидеры, которые не сменялись уже несколько десятилетий, вызывают у нее аллергию» [499] . Правда, как бы это ни подавалось на Западе, диктаторским режимам молодые люди противопоставляли отнюдь не либеральную парламентскую систему, а исламскую народную демократию.

И реалисты в Америке стали сомневаться, что другие государства отделаются так же легко, как Египет. Вариант контролируемого «выпуска пара» с дальнейшим переходом к «диктатуре развития» под мудрым руководством военных можно реализовать лишь в стране, где армия всегда считалась источником верховной власти и пользовалась непререкаемым авторитетом. «Революция в Египте, – отмечалось в исследовании американского центра Stratfor, – по сути, стала военным переворотом, однако в других ближневосточных странах, скорее, реализуется иранский сценарий 1979 года, а это значит, что в обозримом будущем они превратятся в исламские теократии. И западным политикам останется лишь развести руками» [500] .

Даже такой давний оппонент американцев, как лидер ливийской революции Муаммар Каддафи, говорили эксперты, со временем покажется для них меньшим злом, чем политики, пришедшие ему на смену. О том, кто стоит за кровопролитными столкновениями в Ливии, можно было судить по взрывному эффекту, который произвело обращение 50 мусульманских лидеров страны к Каддафи: «Брат, ты больше нам не брат, ты должен покинуть страну».

Именно правление муфтиев и представителей влиятельных ливийских кланов изначально являлось альтернативой «джамахирии» – режиму народовластия, провозглашенному полковником Каддафи в 1977 году. Де факто джамахирия была, конечно, военной диктатурой левого толка. Не случайно Каддафи называли «африканским Кастро». Однако лидер революции утверждал, что Ливия идет по особому пути, который был подробно описан им в легендарной «Зеленой книге». И хотя «третья мировая теория» Каддафи включала в себя и «государственный ислам», местным мусульманам этого оказалось недостаточно. Вдохновленные событиями в Тунисе и Египте, они призвали «покончить с режимом полковника». Живущий в эмиграции ливийский рэпер бен Табет записал ролик, который тут же стал гимном противников Каддафи: «Муаммар, клянусь, мы добьемся твоего падения». На Востоке Ливии было сформировано временное правительство во главе с бывшим министром юстиции Мустафой Джалилем. А западные политологи стали утверждать, что лидер ливийской революции пользуется поддержкой лишь своего родного племени аль-каддафа, шансов сохранить власть у него нет и Триполи в ближайшее время перейдет в руки оппозиции.