Мы садимся за столик на террасе летнего кафе, расположенного у подножия радиомачты. Теперь Хейнеман решил проявить ко мне внимание и заказал две кружки мюнхенского пива. Он почти все время молчал в машине после того как мы выехали из посольства — видимо, тоже нервничал. Теперь к нему вернулась болтливость, и он без умолку рассказывал всякие забавные истории из своей школьной жизни. Я слушал его рассеянно, а сам думал о том, все ли сложится благополучно у Саши.
Наконец настало время отправляться в условленное место. Подъезжая к Ноллендорфплатц, я издали увидел Сашу. Он стоял у витрины и, казалось, всецело был поглощен разложенными там товарами. Но краем глаза он следил за нами. Когда я притормозил, Саша подошел к краю тротуара, непринужденно помахал нам рукой и, сказав несколько приветственных слов, не спеша забрался в машину. Если кто и наблюдал за ним, то должен был подумать, что произошла случайная встреча друзей. Усаживаясь на заднее сиденье, Саша крепко сжал мое плечо. У меня весело екнуло сердце — значит его миссия увенчалась успехом.
— Ну, как девушка? — спросил Хейнеман.
— Все в порядке, благодарю вас. Она так была рада меня увидеть, — последовал ответ.
Хейнеман стал отпускать какие-то шуточки, но мы слушали его невнимательно. Покружив немного по улицам, я подъехал к зданию посольства и нажал на клаксон. Ворота открылись. Оказавшись во дворе, мы вздохнули с облегчением.
В посольстве уже был приготовлен ужин на троих. Нам хотелось поскорее избавиться от Хейнемана, но все же пришлось посидеть с ним более часа и выслушивать его нескончаемые рассказы. Разрядка после нервного напряжения давала себя знать: нас охватила какая-то апатия.
Когда Хейнеман ушел, посвященные в эту операцию обсудили итоги. Она прошла успешно: нашим друзьям было передано короткое сообщение о сложившейся обстановке. Если не произойдет что-либо непредвиденное, то уже к вечеру наше послание будет в Москве. Но нам важно было знать это наверное, а также получить из Москвы подтверждение правильности нашей позиции. Поэтому было решено еще раз сделать вылазку, воспользовавшись лазейкой на волю, открытой для нас обер-лейтенантом Хейнеманом.
Тост за победу
На следующий день я и Саша угощали Хейнемана завтраком. Он сообщил нам последние новости с фронта, циркулировавшие в имперской канцелярии и резко отличавшиеся от победных реляций, публиковавшихся немецкими газетами. В действительности положение на советско-германском фронте складывалось совсем не так, как это изображала гитлеровская пропаганда. Советские части оказывали ожесточенное сопротивление. Многие укрепленные районы, в том числе Брестская крепость, продолжали стойко держаться. Германские войска несли огромные потери. Все это, по словам Хейнемана, вызывает серьезную озабоченность в кругах имперской канцелярии.
Затем разговор зашел о нашей вчерашней вылазке в город. Хейнеман шутя спросил, не хочет ли Саша еще раз повидать свою приятельницу. Это нам и было нужно.
— Конечно, хотел бы, — сказал Саша. — Но мне неловко снова утруждать вас…
Хейнеман заметил, что хотя это и связано с некоторым риском, но еще раз, пожалуй, можно повторить.
— Если уж вы соглашаетесь, — сказал Саша, — то мне бы хотелось на этот раз иметь немного больше времени, часа три или четыре.
— Вижу, у вас, как говорят французы, аппетит приходит во время еды, — сказал Хейнеман. — Но я вас понимаю. Завтра — воскресенье, министерство иностранных дел закрыто, туда не вызовут, и весь день в нашем распоряжении. Давайте выедем часов в 10 и к обеду вернемся.
На следующее утро к назначенному часу «опель» уже стоял у ворот во внутреннем дворе посольства. Хейнеман пришел на десять минут раньше. Здороваясь с ним, я заметил, что у него на этот раз нет палаша. На широком поясе, затянутом поверх кителя, была прикреплена кобура, из которой тускло поблескивала ручка «вальтера». Мне стало не по себе. Снова возникли прежние сомнения. Надо полагать, Хейнеман и раньше имел при себе пистолет — возможно, он держал его в кармане брюк, но я его никогда не видел. Теперь же он был на виду, его можно было достать легким движением руки. Это наводило на неприятные мысли. Что если Хейнеман решил нас поймать, что называется, «на месте преступления»? Что если он, едва мы выедем за ворота, вытащит свой «вальтер» и прикажет ехать в гестапо? Я бросил быстрый взгляд на Сашу. Видимо, он думал о том же. Как быть? Отказаться от поездки? Надо как-то прощупать Хейнемана, может быть, он себя выдаст?
— Что-то вы сегодня без палаша, а он вам очень идет, — заметил я, выдавливая из себя улыбку.
Хейнеман ответил непринужденно:
— Видите ли, в прошлый раз я заметил, что палаш мне мешает в маленьком «опеле». Зная, что мы сегодня снова поедем на «опеле», я решил оставить палаш дома. По уставу, если нет палаша, надо иметь на поясе пистолет…
Это нас несколько успокоило. Мы вышли во двор и расселись в машине в том же порядке, что и в прошлый раз.
Выехав за ворота, мы направились к метро на Уланштрассе. Там тоже всегда было людно. Я притормозил. Саша вышел из машины и исчез в подземке. Здесь же мы должны были встретиться без четверти два. Времени было много, и мы решили выехать на кольцевую автостраду. Остановились в лесу и, немного погуляв, вернулись в город. Хейнеман предложил куда-нибудь зайти перекусить. Остановив машину у ресторана на углу Курфюрстендам, напротив Гедехнискирхе, мы прошли в просторный зал сквозь блестящие вращающиеся двери и стали подбирать подходящий столик. Вдруг раздался возглас:
— Эй, Хейнеман! Иди сюда.
За большим столом сидело шестеро офицеров-эсэсовцев. Стол был уставлен пивными кружками. Видимо, компания сидела долго, так как на краю стола возвышалась целая стопка картонных кружочков, которые подставляют под кружки и по которым официант в конце трапезы подсчитывает количество выпитого пива. Несомненно, эта компания хорошо знала Хейнемана. Эсэсовцы махали ему, приглашая за их столик. Что же делать? Не очень-то будет приятно, если обнаружится, что вместе с Хейнеманом по Берлину разгуливает интернированный советский гражданин. Но тут я услышал торопливый шепот Хейнемана.
— Я вас представлю как родственника жены из Мюнхена. Вы работаете на военном заводе и потому не распространяетесь о делах. Вас зовут Курт Хюскер. Будьте осторожны. Пойдемте…
Мы подошли к столику, где эсэсовцы — кто поднявшись во весь рост, а кто только едва привстав со стула — приветствовали нас возгласами «Хайль Гитлер!» Хейнеман ответил им зычным голосом, а я пробормотал невнятно.
После того как Хейнеман представил меня, мы расселись и заказали всем по кружке пива. Разговор шел, конечно, о военных действиях на советско-германском фронте, о ночных налетах на Берлин, которые возобновила английская авиация. Эсэсовцы говорили об ожесточенных боях на советско-германском фронте, о сопротивлении, оказываемом советскими войсками, таком ожесточенном, какого немцы еще ни разу не встречали за всю войну. Я не сомневался, что знание языка, закрепленное за время работы в Германии, меня не подведет и был благодарен Хейнеману за его выдумку насчет военного завода в Мюнхене. Это давало мне повод больше отмалчиваться. Во всяком случае, никто из эсэсовцев не заподозрил, что я не тот, за кого себя выдаю.
Один из эсэсовцев произнес короткую речь во славу Великогермании, фюрера и немецкого оружия, закончив ее словами:
— За нашу победу…
Все встали. Я тоже поднялся и, осушая кружку, думал о нашей победе над гитлеровскими захватчиками, вероломно напавшими на мою Родину. И, ставя кружку на стол, сказал:
— За нашу победу…
Хейнеман посмотрел на часы. Нам было пора ехать. Но эсэсовцы никак не хотели нас отпускать. Мы выбрались только в два часа и пришлось выжать из маленького «опеля» все, чтобы побыстрее добраться до Уланштрассе. Саша уже ждал нас. Было видно, что он нервничает. Сев в машину, он снова пожал мне плечо, и я понял, что его вылазка и на этот раз прошла успешно. Мы без помех вернулись в посольство.