Он поднял крышку багажника.

— Вы его убили?

Куратор поморщился.

— Зачем? Нет, конечно. Я его… маленько выключил.

— Вы думаете, это сойдет вам с рук? Да? Победителей не судят?

Валерий Алексеевич приподнял водителя, посадил его на край и потом осторожно опустил в бездонные недра багажного отделения. Водитель, хотя и был крупным мужчиной, легко в нем поместился.

— Судят, Игорь Константинович. Еще как судят. Но это потом. Сначала — нужно победить.

Он захлопнул багажник, обошел машину и сел за руль. Кашинцев устроился рядом. Двигатель отозвался на поворот ключа в замке зажигания низким утробным ревом.

Валерий Алексеевич положил рацию между передними сиденьями.

— Если потом… к вам возникнут вопросы, скажете, что действовали по моему принуждению. Под дулом пистолета. Это понятно?

— Ага… — Кашинцев кивнул. — А вы?

— А я… Найду, что сказать.

Куратор выжал сцепление и включил первую передачу.

— И вот еще что. Что бы ни случилось, ничего не бойтесь. Ладно? Нам с вами уже поздно бояться.

Игорь обернулся и посмотрел на заднее сиденье, словно сквозь него мог увидеть лежавшего в багажнике водителя.

— Да, наверное, это так.

— Ну, вот и хорошо.

Валерий Алексеевич отпустил сцепление и нажал на газ. Машина, взвизгнув покрышками, резко взяла с места.

Кашинцева прижало к спинке сиденья. После эпизода на МКАДе он ожидал чего-то подобного, но все-таки… Это больше походило на старт гоночного болида.

«Волга» выскочила со двора и, ведомая опытной рукой, повернула на улицу Свободы. Только теперь Игорь обратил внимание, что на улице подозрительно мало машин. Слишком мало.

Трасса была почти свободна, куратор быстро перещелкал передачи до самой высокой и больше не снимал ногу с акселератора. До Кашинцева стало доходить, что значит ехать «очень быстро».

Они пролетели под каналом имени Москвы параллельно трамвайным путям. Оранжевые вагоны выстроились вдоль Волоколамского шоссе длинной вереницей; все они были пусты, даже вагоновожатых в кабинах не было.

Кашинцев украдкой скосил глаза на куратора. Валерий Алексеевич выглядел, как человек, принявший важное и очень трудное решение.

— Мы их догоним? — спросил Кашинцев, имея в виду группу наружного наблюдения, умчавшуюся раньше на «девяносто девятой».

В этот момент из рации послышался треск, затем мужской голос произнес:

— Внимание всем группам! Говорит Центр! Есть устойчивый сигнал, он движется вдоль Бутырской улицы в сторону Савеловского вокзала. Кто ближе всех к объекту?

Снова треск, потом — ответ:

— Центр, я — четвертый! Нахожусь в районе Аэровокзала. Буду на месте через пять минут.

— Четвертый! Вы их уже видели! Попытайтесь их найти, мы не можем установить точные координаты.

— Понял вас, будем искать.

— Четвертый! — в голосе послышалась тревога. — Действуйте быстрее, у вас очень мало времени.

— Так точно, понял вас, Центр. Какие будут указания? Что делать при обнаружении объектов?

— Документы, прежде всего — документы. Потом — изоляция объектов.

— Понял, Центр. Ищем объекты в районе Савеловского вокзала. Приоритетная задача — поиск документов. Подтвердите правильность действий. Прием!

— Четвертый, все правильно. Действуйте. В эфире снова воцарилось молчание.

Кашинцев помотал головой.

— Вы что-нибудь поняли из всей этой абракадабры? — спросил он куратора.

Валерий Алексеевич невозмутимо пожал плечами.

— Разумеется.

— Тогда, может, вы объясните мне, в чем дело?

— Это просто. Поисками Гарина занимаются сразу несколько групп. Видимо, он не один, поэтому говорят во множественном числе. Они надеются, что у него должны быть какие-то документы, из-за этого вся суматоха. Мы, кстати, тоже на это надеемся. Но… Как только они увидят в его руках бумаги, Гарина уберут.

— То есть — убьют? — это не укладывалось у Кашинцева в голове, но потом он вспомнил тело старика в морге. — Ах, ну да… А почему он сказал: «Вы их видели»?

— Потому, что видели. Как вы меня. И знают в лицо. В этом их преимущество перед нами.

Кашинцеву нравилось, как куратор ведет машину: быстро, четко, не делая ни одного лишнего движения. Он поневоле залюбовался, но мысли тут же переключились на более насущные проблемы.

— А как они смогли их найти?

— Игорь Константинович, — укоризненно сказал куратор. — Я ведь уже объяснял. Мобильный. Найти человека с включенным мобильным — пара пустяков.

— Но ведь у Гарина нет мобильного? Вспомните, в телефонной книжке? Там был только домашний? — допытывался Кашинцев.

— Значит, есть у его спутника. Но! — Валерий Алексеевич немного взял влево, объезжая такси, тащившееся посередине шоссе. Они уже перевалили мост через железнодорожные пути и подъезжали к Соколу. — Тут может быть несколько вариантов. Первый — Гарин и его спутник разделились. Значит, группа идет по ложному следу. Второй — они по-прежнему вместе. Но у них пока нет документов. Значит, у нас в запасе есть какое-то время. И третий — они вместе, и документы у них на руках. Значит… — куратор замолчал.

Кашинцев договорил за него.

— Значит, группа их обнаруживает, убивает, — услышав это слово, Валерий Алексеевич поморщился, — и забирает документы. Тогда мы просто остаемся ни с чем. Так?

— Да. Именно. А вы действовали по принуждению…

— Помню, помню… Под дулом пистолета. Но знаете, мне непонятна еще одна вещь. Почему он сказал, что у них мало времени?

Они проехали мимо «Сокола». Троллейбусы стояли вдоль дороги, токоприемники были опущены. Из метро (по крайней мере, за те несколько секунд, пока станция не скрылась из виду) никто не выходил.

— Не знаю, — ответил куратор. — Видимо, они тоже куда-то торопятся.

«Волга» летела по прямому, как стрела, Ленинградскому шоссе. Они проехали аэровокзал, и машина стала притормаживать, готовясь повернуть налево.

У четвертой группы было, как минимум, полторы минуты форы. Это еще можно было исправить. Но, помимо всего прочего, люди из четвертой группы знали Гарина в лицо. И в этом было их главное преимущество.

На площади перед вокзалом собралась встревоженная толпа. Люди что-то выкрикивали, стремясь пробраться к зданию. Дорогу им преграждала цепь солдат в противогазах; прямо напротив входа стоял грузовик. Гарин подумал, что это тот самый, который они видели, проходя мимо «Дмитровской». Хотя… Тот или не тот — какое это имело значение?