Изменить стиль страницы

Первоначальное устройство. Уходя все дальше на юг, где их пока еще не могла достать никакая власть, казаки селились вдоль Днепра и его южных притоков — ниже Канева и Черкасс (в то время это были небольшие пограничные заставы), На этих щедрых, но опасных землях они организовывали так называемые уходы — занятия охотой и рыболовством Кроме этого, они выпасали лошадей и скот.

Эти-то длительные сезонные экспедиции в степь и стали прообразом будущей казацкой организации. Отправляясь в Дикое поле, казаки выбирали атамана — самого опытного, смелого и находчивого. А чтобы лучше защищаться от татар и дружнее действовать на охоте и в рыбацком промысле, разбивались на ватаги — небольшие тесно сплоченные отряды. Со временем казаки стали устраивать в степи уже не временные, а постоянные укрепленные лагеря — сечи. В каждой такой сечи теперь уже круглый год находился свой маленький военный гарнизон. Так «козакування» становилось для многих постоянным занятием и образом жизни.

Королевские старосты приграничных областей не на шутку взволновались. Еще бы: вдруг откуда ни возьмись являются вооруженные и никому не подчиненные люди, которые к тому же открыто щеголяют презрением к властям предержащим! Впрочем, эти же самые старосты (представители знатных магнатских родов) быстро сообразили, как извлечь свою выгоду и из «вольного» казачества. Ведь казак со своей добычей — будь то всего воз рыбы или шкурка пушного зверька — все равно никуда не денется, а придет в город торговать. Вот тут-то и можно обложить его налогом с продажи (кстати, никакими законами королевства не предусмотренным)..,

Но, кроме этой выгоды, была еще другая, более значительная. Ведь до сих пор именно старосты несли на своих плечах безраздельную и, надо сказать, весьма обременительную ответственность за отражение вечных татарских набегов. Теперь они нашли, с кем эту ответственность разделить, казачество оказалось идеально приспособленным для охраны границ. Так что уже в 1520 г, черкасский староста Сенько Полозович завербовал на пограничную службу казацкий отряд. В последующие десятилетия и другие старосты — Евстафий Дашкевич, Предслав Лянцкоронский и Бернард Претвич — активно пользовались услугами казаков не только в оборонительных, но и в наступательных целях, организуя походы на турок и татар.

Магнаты, которым принадлежала инициатива военного объединения казачества, были выходцами из немногих оставшихся неополяченными православных родов украинской знати. Среди них наиболее знаменит каневский староста Дмитро («Байда») Вишневецкий. Его головокружительная карьера и громкая слава часто мешают историку судить о том, что же в легенде о Байде — чистый вымысел и что — исторический факт. Как бы то ни было, достоверно одно: именно Вишневецкий в 1552—1554 гг. объединил разрозненные казацкие ватаги и построил на о. Малая Хортица, стратегически выгодно расположенном за днепровскими порогами, форт, который должен был стать сильным заслоном против татар. Таким образом и возникла Запорожская Сечь — колыбель украинского казачества.

Вскоре после этого Вишневецкий возглавил целый рад казацких походов на Крым и даже осмелился напасть на оттоманских турок. Когда же Речь Посполита отказалась поддержать этот антимусульманский «крестовый поход», Вишневецкий подался в Московию, откуда продолжал свои набеги на Крым. Впрочем, и там что-то ему не понравилось, и, вернувшись в Украину, он занялся Молдавией. Это была роковая ошибка Вишневецкого: молодаване его предали, он оказался в руках турок и был казнен в Константинополе в 1563 г. Доныне сохранились народные песни, прославляющие подвиги Байды.

Запорожская Сечь. Расположенная в недосягаемости для правительственной власти, Запорожская Сечь и после смерти своего основателя продолжала процветать. Любой христианин мужского пола, независимо от его общественного положения, мог прийти сюда и здесь остаться, чтобы стать жителем одного из грубо сколоченных деревянных «куреней», крытых соломой, и приобщиться к казацкому братству. Так же просто он мог и уйти восвояси. Женщины и дети — лишняя обуза в кочевой казацкой жизни — на Сечь не допускались.

Запорожцы заявляли, что не подчиняются никому и ничему, кроме своих собственных законов, которые передавались и совершенствовались от поколения к поколению. Все имели равные права, все участвовали в общих советах — «радах». Эти рады собирались по любому поводу и протекали весьма бурно: обычно из всех дебатирующих сторон побеждала та, что громче крикнет. Точно так же проходили выборы и перевыборы казацких вожаков — атамана, или гетмана, есаулов, писаря, обозного и судьи. По этому же образцу каждый курень (это слово обозначало не только само жилище, но и занимавший его казацкий отряд) выбирал и себе «старшину». Во время военных походов старшина обладала абсолютной властью, правом казнить и миловать. Но в мирное время ее компетенции были весьма ограниченными.

Всего запорожцев насчитывалось 5—6 тыс. Сменяя друг друга, они держали на Сечи постоянный гарнизон, составлявший примерно десятую часть общей их численности. Остальные отправлялись в военные походы или на мирные промыслы. Сечевое хозяйство в основном основывалось на охоте, рыболовстве, бортничестве, солеварении в устье Днепра. Поскольку Сечь лежала на торговом пути из Речи Посполитой на берега Черного моря, торговля также играла немалую роль в жизни запорожцев. Постепенно вопреки декларируемому равенству и братству на Сечи возникают социально-экономические отличия и противоречия между старшиной и рядовыми казаками (чернью), время от времени разряжающиеся бунтами и переворотами.

Городовые (реестровые) казаки. В городах пограничья также проживало много казаков. Так, например, в 1600 г. население Канева состояло из 960 мещан и 1300 казаков с семьями. Точно так же, как и сечевики, так называемые городовые (т. е. городские) казаки игнорировали какие-либо власти, признавая только своих старшин. И все же польское правительство, вполне понимая, что всякая попытка подчинить далекую непокорную Сечь оказалась бы тщетной, не оставляло надежды превратить в своих надежных служак хотя бы городовых казаков, для начала пусть малую их часть.

И вот в 1572 г. король Сигизмунд Август санкционировал создание отряда из 300 оплачиваемых казаков с польским шляхтичем Бадовским во главе. Этот отряд был выведен из подчинения местных правительственных чиновников. Впрочем, его вскоре расформировали, но прецедент был создан: впервые польское правительство официально признало существование казаков, по крайней мере 300 из них, как отдельного сословия, имеющего те же права самоуправления, что и все иные сословия.

Другая, более удачная попытка сформировать санкционированное правительством казацкое войско была предпринята в 1578 г., при короле Стефане Батории. Король установил плату шести сотням казаков и разрешил им разместить в г. Трахтемирове свой госпиталь и арсенал. За это казаки согласились подчиняться назначенным королем офицерам-дворянам и воздерживаться от самовольных нападений на татар, весьма затруднявших ведение внешней политики Речи Посполитой. По заведенным правилам все 600 казаков были занесены в специальный список — реестр. И теперь уже эти зарегистрированные, «реестровые», казаки использовались не только для охраны границ от татар, но и для контроля за «нереестровыми».

К 1589 г. количество реестровых казаков достигло уже 3 тыс. В основном это были оседлые, семейные, хорошо устроенные казаки, часто обладавшие значительной собственностью. К примеру, завещание некоего Тишки Воловича включало дом в Чигирине, два имения с рыбными прудами, леса и пастбища. 120 ульев и 3 тыс. золотых слитков (из них тысяча в закладе под большие проценты). Так что относительно состоятельные реестровые казаки резко отличались от своих нереестровых собратьев, чей скарб скорее напоминал пожитки простого крестьянина. Вот почему отношения между 3 тыс. реестровых и 40—50 тыс. нереестровых казаков часто достигали точки кипения (что, впрочем, не мешало ни сыновьям реестровых убегать на Сечь, ни разбогатевшим нереестровым записываться в реестр).