Изменить стиль страницы

Серьезное ухудшение украинско-польских отношений наступило в период Великой депрессии, с особой силой ударившей по аграрным районам, населенным украинцами. Крестьяне страдали не столько от безработицы, сколько от катастрофического падения их доходов, вызванного резким снижением спроса на сельскохозяйственную продукцию. В годы кризиса чистая прибыль с одного акра (0,4 га) в мелких крестьянских хозяйствах снизилась на 70—80 %. В этих условиях резко обострилась ненависть украинских крестьян к хорошо финансируемым польским колонистам и богатым польским помещикам. Возрастало недовольство в среде украинской интеллигенции, особенно среди молодежи, не имевшей работы, поскольку небольшое количество мест, предоставляемых государством, неизбежно занимали поляки. Поэтому когда радикальные украинские националисты призвали к активному сопротивлению господству поляков, на этот призыв с готовностью откликнулась украинская молодежь.

Пацификация. Летом 1930 г. по Галичине прокатилась волна налетов на польские поместья и экономии, обычно заканчивавшихся поджогами. Было учтено около 2200 таких актов. Ответные действия правительства были массовыми и жестокими. В середине сентября крупные подразделения кавалерии и полиции обрушились на украинские села, начав кампанию так называемой пацификации (умиротворения), целью которой было наведение порядка. Действуя по принципу круговой поруки, армейские части, заняв около 800 сел, громили украинские клубы и читальни, отбирали имущество и продукты, избивали всех, кто пытался протестовать. Было арестовано около 2 тыс. украинцев, в основном гимназистов, студентов и молодых крестьян, почти треть из них попала в тюрьму на продолжительные сроки. Украинских кандидатов в депутаты сейма посадили под домашний арест, не дав им принять участие в проходивших в это время выборах, выборщиков-украинцев запугиванием принуждали голосовать за польских кандидатов.

Протесты украинцев, направленные в Лигу Наций, неожиданно обнажили перед мировой общественностью плачевное положение украинского меньшинства вообще, а во время пацификации в особенности, что стало для Европы неприятным сюрпризом. Однако если европейские (в особенности британские) политики осудили поведение поляков, то Комитет Лиги Наций обвинил в провоцировании репрессий украинских экстремистов. Хотя польское правительство довольно быстро подавило волнения, его действия были недальновидными, поскольку лишь усиливали ожесточение украинцев, давали козыри экстремистам с обеих сторон и еще больше затруднили поисни конструктивного решения проблемы.

Если на селе пацификация принесла видимость порядка, то она никоим образом не ослабила решимости молодых радикальных националистов бороться против польского режима. Организация украинских националистов (ОУН) только сменила тактику, перейдя в начале 1930-х годов к политическим убийствам польских деятелей и крупных чиновников и к налетам ыа почты для добычи денег на организационные нужды. Правительство со своей стороны только еще более укрепилось в непримиримом отношении к украинцам. Оно отменило самоуправление в селах и передало их под контроль польских чиновников. В 1934 г. в Березе Картузской был устроен концентрационный лагерь, где находилось около 2 тыс. политических заключенных, в основном украинцев. Год спустя Польша отказалась от своих обязательств перед Лигой Наций соблюдать права национальных меньшинств.

Действия правительства отражали общий поворот вправо, происходивший в Польше. В 1935 г. была принята новая конституция, урезавшая права сейма, провозгласившая наивысшей ценностью интересы государства и давшая почти неограниченные полномочия его главе — маршалу Пилсудскому. Изменилась выборная система: теперь правительство получило право утверждать или отвергать кандидатов в депутаты сейма. После смерти в том же году Пил суде кого все большую роль в правительстве стали играть военные клики.

Попытки компромисса. И в польском, и в украинском лагерях были умеренные силы, с беспокойством наблюдавшие за бесконечным польско-украинским противостоянием. С украинской стороны инициатором компромисса выступила наибольшая украинская политическая партия — «Українське національно-демократичне об’єднання» (УНДО), лидеры которой ясно осознавали бесплодность насильственных действий ОУН и последствия вызванных ими репрессий против украинцев. Поисков путей сближения от УНДО требовали также деятели довольно развитого украинского кооперативного движения, чья нормальная работа была невозможной в условиях нестабильности. Польская сторона также проявляла признаки готовности к компромиссу. В 1933 г. правительство основало «Польско-украинский бюллетень» — журнал, который должен был освещать позитивные аспекты украинско-польских отношений. Вскоре после этого премьер-министр Вацлав Едржеевич публично признал, что ошибки совершали обе стороны. Как ни парадоксально, но убийство оуновцами в 1934 г. министра внутренних дел Бронислава Перацкого ускорило процесс сближения, поскольку, к великому удовлетворению правительства, этот акт решительно осудили УНДО и митрополит Шептицкий. Так к 1935 г. сложились условия для заключения ограниченного соглашения между правительством и УНДО, получившего название нормализации.

В соответствии с договоренностью украинцы официально признавали верховенство польских государственных интересов и голосовали за новый бюджет. Правительство в ответ давало кандидатам от УНДО право принимать участие в выборах, что значительно повышало представительство украинцев в сейме. Сразу после выборов правительство пошло на ряд новых уступок. Лидер УНДО Василь Мудрый был избран вице-маршалком сейма. Вышло на свободу большинство узников Березы Картузской. Некоторые украинские кооперативы и другие экономические учреждения получили финансовые кредиты. Многим членам УНДО жизнь под Польшей начинала казаться вполне приемлемой, особенно по сравнению с теми ужасами, которые в это время переживали украинцы под Советами.

Однако нормализация не получила всеобщей поддержки среди украинцев. Оппозиционные силы в УНДО и другие украинские партии обвиняли руководство объединения в том, что оно «пробавляется крохами с польского стола». Радикальные националисты, разумеется, не признали нормализацию и продолжали свою революционную деятельность. Наконец, глубоко сидевшее в каждом украинце недоверие к полякам поддерживало всеобщий скептицизм относительно успехов сближения. Нормализацию дестабилизировали и действия многих поляков. Несмотря на распоряжение центрального правительства, почти каждый воевода, вийт или даже начальник полиции на восточных землях считал своей обязанностью придерживаться своих, неизбежно грубых и жестоких методов «ведения дел» с украинцами. В подобных действиях их с готовностью поддерживало польское меньшинство. Так, например, когда толпы поляков громили украинские учреждения, это делалось с тайного благословения властей. Польская молодежь, организованная в полувоенные вооруженные формирования, часто под предлогом поддержки законности и порядка терроризировала украинцев. В 1938 г. наводившая на всех ужас пограничная жандармерия провела «минипацификацию» на украинских землях вдоль границы с СССР.

Судя по всему, наиболее твердолобыми противниками нормализации были польские военные. С нарастанием угрозы войны в конце 1930-х годов армейское командование стало видеть в недовольных своим положением украинцах главную внутреннюю угрозу безопасности страны. Стараясь избавиться от этой проблемы или хотя бы обезопасить себя от нее, армия обратилась к тактике «разделяй и властвуй». В 1938 г. она спровоцировала шумную кампанию среди украиноязычных гуцулов, бойков и лемков, населявших Карпаты, направленную на пропаганду идеи, что эти народы являются не частью украинской нации, а самостоятельными национальными образованиями. Делались попытки превратить диалект лемков в отдельный язык, а их самих принуждали перейти из греко-католической веры в православие для того, чтобы возвести барьер между ними и галицкими украинцами. Одним из вариантов этой политики были попытки армейских чинов убедить «босоногую» украинскую шляхту, отличавшуюся от крестьян только наличием изрядно потертых дворянских титулов, что она совершенно чужда крестьянству не только в социальном, но и в национальном отношении.