Меня в то время как раз заместителем секретаря комитета комсомола выбрали. Молодежи у нас много работало. Комсомольская организация была большая. Всыпали мне на собрании — до сих пор помню. Взыскания не наложили, ограничились обсуждением, но зато все мои ошибки разобрали. С тех пор дал зарок: в одиночку не работать. В уголовном розыске больше, чем где бы то ни было, нужна взаимная поддержка. Без нее нельзя.

А теперь послушай, как примерно в те же годы пришлось мне сапожником заделаться.

Получили мы данные, что с одной ленинградской обувной фабрики кожу воруют. Стали работать и наткнулись на двух типов, которые искали оптовых покупателей на кожу. Начальство решило меня и старика Пантелеева, в прошлом железнодорожника, послать на разведку. Решили мы прикинуться сапожниками из пригорода. Оделись соответственно. Получили деньги «на расходы». Помнишь, тогда в ходу были большие такие купюры, а на них еще написано: «два червонца»? Так вот, выдали нам их три штуки. Сапожным варом, черным, липким, как следует себе руки поизмазали. И отправились к торгашам. Показали те нам разноцветные лоскутки кожи — образчики. Мы и говорим: подходит, мол, заберем весь товар. Тогда эти жулики велели нанять извозчика и отвезли нас на другую квартиру, к Нарвским воротам. Там они вытащили три огромные плетеные корзины с натуральной отличной кожей. Стали мы кожу смотреть, один из хозяев недовольно заметил: «Руки-то хоть помойте. Замажете кожу-то. Она ведь белая как-никак...» Сработала пантелеевская выдумка — это он придумал варом руки натереть! В общем, сторговались мы с ними. С нас потребовали магарыч. Я достал бумажник, вынул солидную пачку «денег» — я под те три купюры еще стопку бумаги подложил, чтобы она казалась внушительней, — протянул Пантелееву два червонца и наказал:

— Иди купи пару бутылок водки и закуску.

Тот сходил в магазин, а заодно и в управление позвонил. Сели «обмывать» покупки, а тут стук в дверь: «Уголовный розыск!»

Вызвали в управление директора фабрики, что на хищения нам жаловался, показали задержанных, он и обомлел. Один — кладовщик, а второй — шофер с его персональной машины. Они, как директор выезжал с территории фабрики, так по нескольку кож — под сиденье в машину. Начальство-то охрана не проверяла!

— Я знакомился с вашим личным делом, и если бы вас не знал, то представил бы Кошелева согласно документам голубовато-розовым, что ли...

— Ты хочешь спросить, были ли у меня промахи, ошибки. Об одном случае я тебе уже рассказывал, были и другие. А вот нарушений законности не было. Даже в малом.

После университета послали меня народным следователем. Приехал в деревню Еремино Череповецкого уезда. У лесничего снял комнату и только принялся знакомиться с делами, а тут — на тебе! Убийство! Возле дороги, что связывала две соседние деревни, нашли тело мужчины. Осмотрел я его, раны страшные, а крови нет. Ясное дело, где-то убили, а сюда принесли или привезли.

Побывал в одной деревне — никаких следов. Поехал в другую, выяснил, к кому захаживал покойный. Отыскал вскоре и убийц. Оказалось, действительно расправились с ним в доме, а труп ночью унесли подальше. Закончил я первичное расследование к вечеру и приехал домой, к леснику. Только умылся — пожаловал хозяин, пригласил на свою половину. В большой комнате был по-праздничному накрыт стол, вокруг него сидели гости: учитель, фельдшер и агроном. Лесник объяснил, дескать, праздник устроен в мою честь. В своем тосте агроном, пожилой, весьма уважаемый на селе человек, сказал: «А мы, Алексей Алексеевич, как только вы приехали, не в обиду будь сказано, сразу же и присматриваться к вам начали. Потому как не только нам, но и всем крестьянам интересно ведь знать, каков он, народный следователь. И будет ли защищать народ. Ждали первого вашего расследования и теперь вот решили поздравить с успехом».

Эти его слова на всю жизнь врезались в память. Понял я — все мои поступки у людей на виду. И свои действия с тех пор я всегда рассматриваю как бы со стороны, оцениваю с точки зрения окружающих. Может быть, поначалу это была просто осторожность, а потом вошло в привычку.

— А где, Алексей Алексеевич, труднее всего было работать?

— В Мурманске, — не задумываясь, ответил генерал. — Сам посуди, штат небольшой, техники никакой, округ — пять Швейцарий поместится, и преступность высокая. Не говорю уже об иностранных моряках. Они безобразничали не дай бог как. Сложно было и в Латвии. Ты-то в Ригу приехал на готовенькое, когда фашистов в Курляндский «котел» согнали, а мы шли вместе с войсками...

— Что-то вы все в историю ударяетесь, — заметила жена Кошелева Ольга Зиновьевна. — Рассказал бы ты, Алексей, о своем последнем деле. Ну, о девушке с цветами.

Алексей Алексеевич вышел из комнаты и вернулся с большим конвертом. Извлек из него фотографию девушки в национальном костюме. Миловидное личико, светлые косы опущены на грудь. Улыбаясь, она поправляет на голове венок из полевых цветов. Рассматривая содержимое конверта, Кошелев начал рассказывать.

— Было это почти полтора десятка лет назад, незадолго до моей отставки. Послали меня в Прибалтику помочь местным товарищам раскрыть одно убийство. Дали путевку в дом отдыха, номер телефона для связи.

Так я оказался в небольшом прибалтийском городе. Стоит он, ты себе представить не можешь, на берегу красивейшего озера. Узкие улицы, мощенные каменной брусчаткой, сбегают к набережной. Домики с причудливыми башенками и флюгерами, крытые черепицей, прячутся за оградами из камня и чугуна. Картинка, а не город. Устроился я в доме отдыха, представился преподавателем истории. Позавтракал. Переоделся и пошел бродить. Отыскал автомат, позвонил по номеру, что мне в Москве дали. Передал привет и спросил, как бы встретиться? Собеседник, в свою очередь, поинтересовался: люблю ли я ловить рыбу? Я сказал, что на досуге иногда развлекаюсь.

«Тогда так. В километре от купален, за городом, в озеро мысок вдается, там еще небольшая скала из воды торчит. Приходите к этому месту часам к пяти вечера... У вас удочек нет? Жаль. Но ничего, там и просто прогуливаются. Я подплыву на катере. Небольшой такой, белый, с синей стрелой по борту, а впрочем, запомните номер — двести четырнадцатый».

По правде сказать, позабавила меня вся эта детективная таинственность. Но город был прекрасен. Погода отличная. Сентябрь только начинался. И мне после московской сутолоки и муровской нервотрепки начинала нравиться эта командировка, хотя, конечно, я немного волновался: а вдруг не раскрою преступление?

На одной из улиц зашел в спортивный магазин, купил одноручный спиннинг, катушку, леску и блесну. Часа в четыре дня облачился в тренировочный костюм. В спортивную сумку вместе с блеснами и леской положил удостоверение личности и пистолет (не оставлять же его в комнате).

Возле торчавшей из воды скалы было пустынно. Я начал хлестать озеро своим спиннингом, да так увлекся, что и не заметил, как один из многочисленных катеров, поминутно шнырявших по озеру мимо меня, подошел почти вплотную к берегу. За рулем сидел поджарый загорелый мужчина в темных очках и белой рубашке. На борту катера я различил тот самый номер. Быстро раздевшись, я побрел по воде и забрался в катер. Для порядка показал свое удостоверение. Мой новый знакомый усадил меня рядом с собой у ветрового стекла, сообщил, что он прокурор города, перевел реверс на рабочий ход, и катерок, словно нахлестанная лошадь, рванулся вперед.

Минут через пятнадцать в крохотном заливе катер ткнулся носом в песок. Выбрались мы с прокурором из суденышка, я накинул носовую чалку на вбитый в берег довольно толстый сук и осмотрелся. В нескольких шагах от воды под развесистым дубом стоял сбитый из досок стол, возле него — две скамейки. Чуть в стороне обнесенное канавкой и валиком из песка — кострище, над ним — металлическая тренога.

Спутник пояснил:

«Это мое постоянное пристанище. Решил не обзаводиться дачей и в свободное время приезжаю сюда с женой и детьми. Здесь безлюдно, потому что лесом сюда из-за болота не доберешься. Тут у нас укромных уголков сколько угодно. Давайте, генерал, поставим удочки для отвода глаз и поговорим. Кстати, пока я буду возиться, полистайте, пожалуйста, дело, я его захватил с собой».