Леонид позвонил Зотову; тот был приветлив, хотя и не сразу вспомнил, кто такой Громов. Предложил встретиться в четыре возле ресторана «Южный», того, что напротив биоотделения академии.

Зотов Леонида узнал сразу, Громов же Зотова нет, потому, быть может, что для доктора наук Зотов был одет, пожалуй, излишне щегольски: черная тройка, галстук-«бабочка», лакированные ботинки. На работу в таком виде вряд ли необходимо ходить. Зотов же, как и Громов, прямо с работы, но в костюме ли в конце концов дело? Они вошли в ресторан, вспоминая о делах довоенных. «Знаешь, Леня, теперь можно признаться, я ведь тоже был в Раю Мелькову немножко влюблен». Сели за столик. «Коньяк пьешь?» – «Всяк злак человеку на пользу…» Заказали бутылку «Отборного».

– Немножко встряхнуться… Я люблю так вот немножко встряхнуться… Устаю… Шутка ли!.. Задания даны, все вкалывают. Ну, пройдешься, посмотришь, что как… Сиди себе, кажется… Но ведь вонища в лаборатории. Выдыхаешься за день.

– Скоро ли оседлаете ДНК?

– ДНК? Ах, да… Это Никифоров. Кандидатик есть у меня. Способный, дьявол! Я не очень вникаю: Белопольского в области ДНК все равно не догонишь. Но Никифоров работает здорово!

Зотов пьет, Громов не отстает, но Зотов пьянеет, на Громова же коньяк не действует, не ради коньяка сюда он пришел.

– Краев… Ты слыхал о таком? Хотя, конечно, слыхал. Кто из радиобиологов не знает Краева? Этот самый Краев приставал как-то ко мне с аналогичной просьбой: биохимик ему нужен был. Давай, мол, ставить совместную работу. Я тогда отказался: своих дел было невпроворот – докторскую лепил. Да и потом, что мне Краев? Фигура, что ни говори, одиозная. Ты дело другое, ты свой человек, тебе не откажу. Даже более того, по секрету: твое предложение мне интересно. Суди сам: у меня одиннадцать мальчиков, каждому дай тему. Ну, некоторые к тому же норовят вовсе уйти из-под опеки – ходи возле них этаким держимордой. А так я передаю младенца тебе, ты его как хочешь, так и пеленаешь. Работа идет, а забот меньше, к тому же почет: кооперирование смежных наук, комплексная тема, то да се, форпосты.

– Скажи, Сережа, а кто руководит Никифоровым? Он самостоятелен?

– Никифоров? Что ты! А… Хотя постой, ты меня не поймаешь! Думаешь, я людей разбазариваю? Нет, милый… С Никифоровым, если знать хочешь, картина как раз обратной была: он канючил год добрый, разреши да разреши ему работать с ДНК, консультироваться у Белопольского. Я не пускал: темку кончал он. Ну, а потом махнул рукой: проваливай на все четыре!.. Ну… консультируется.

С этого момента Громову все ясно. Другие, видите ли, «вкалывают», а Зотов отсиживается в кабинете. Биохимические запахи не по душе ему – ему, биохимику по призванию! А уж практика отдачи работников в аренду исполу, хоть и прикрывается она громкими фразами о кооперировании наук, свидетельствует по меньшей мере о вялости ума и недееспособности. В общем явно не тот человек, с которым можно работать совместно, однако не все же у него в лаборатории такие! А что подпишется в дальнейшем под статьей Зотов (он, судя по всему, подпишется) – это уже его совести дело.

– Кого же ты мне собираешься сунуть? Какого-нибудь шалопая?

– Я что, себе враг, по-твоему? Дашь тебе шалопая или там дурака, так он потом ко мне же будет бегать по всякому пустяку. Нет, брат, тут нужно командировать человека с головой, чтобы сумел постоять за биохимию. Кстати, у тебя нет знакомств в каком-нибудь мебельном магазине?

Это «кстати» было настолько некстати, что Громов понял: дальше коньяк Зотову пойдет во вред.

– Кстати, нет… Так кого же ты дашь мне?

– Есть у меня лаборантик. По знаниям это, пожалуй, что кандидат. Но откровенно скажу: с червоточинкой. Очень уж горазд принимать самостоятельные решения. Сам понимаешь, это не самое лучшее, на что может быть горазд лаборант! Но трудолюбив, несмотря на строптивость. Возьмешь такого? Я откровенен, как видишь. Трудиться он сможет на моей базе, реактивы, приборы – препятствий чинить не буду.

Именно такой работник Громову подходил, и он согласился.

На другой день пришел молодой человек, Василий Львович Кочетов, с виду скромный, но весьма настороженный: к какому такому лиходею его прикомандировывают?

Громов поговорил с ним, потом вручил пачку журналов.

– Садитесь здесь и читайте. Именно здесь, за этим столом.

Расчет был правильным: не столько журналы и проблематика, сколько рабочая атмосфера комнаты и лаборатории в целом уже к вечеру растопили лед.

А через несколько дней парень и вовсе освоился. Развернулся сразу же: прошел месяц, и он удивил всех, показав, чего стоят порою научные аксиомы.

– Напрасно вы молились на скрытый период болезни! Биохимия снимает это понятие одним махом. – Он протянул Громову журнал своих протоколов.

Леонид посмотрел и удивился не столько тому, что увидел в журнале, сколько быстроте, с какой увиденное было добыто: Кочетов неопровержимо показывал, что по такому важному фактору, как содержание азота в крови, облученные животные отличаются от необлученных уже на второй день после воздействия. Следовательно, какой там скрытый период?

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Произошло два события: посрамление Елизаветы и возникновение идеи о замене сусликов ежами. Точнее, первое событие произошло на почве второго. Дело было так.

Утром в комнату вошел Шаровский. В руках у него был портфель, более пузатый, чем обычно, к тому же чуть-чуть шевелящийся. Иван Иванович, щелкнув, открыл замок и вывалил на стол из портфеля ежа, большого и жирного.

– Елизавета Михайловна, это вам от Ив-Ива! – с ликованием в голосе произнес шеф.

– От… кого?! – Елизавета Михайловна начала заикаться.

– От Ив-Ива. Неужели вы думали, что я мог иначе назвать своего фокстерьера?

Далее Шаровский обращался только к Громову.

Тот изо всех сил старался сохранить на лице полнейшую невозмутимость.

– Сколько еще можно ждать сусликов, Леонид Николаевич? «Зооцентр» может завезти их и через год. Между тем ежи хорошо спят, а с помощью моей собаки их можно наловить сколько угодно. Почему бы вам не совершить в воскресенье прогулку за город?

Сказав это, Шаровский вышел, а Громов, еле дождавшись, когда закроется дверь, позволил себе засмеяться.

– Десять ноль в его пользу, никак не меньше. Что теперь предпримет великий штукмейстер?

Елизавета то краснела, то бледнела, бегала по комнате и снова садилась, потом пулей вылетела в коридор: понеслась на «Олимп» объясняться.

Щеки у Раисы горят, глаза сверкают. То и дело отрывает она взгляд от шоссе, чтобы взглянуть в зеркальце: как там, на заднем сиденье Леня? А рядом с нею Елизавета, колкая, злая.

– Ситуация из ковбойского фильма. Миллион долларов не пожалели бы в Голливуде за подобный сюжет. – Раиса говорит и дарит Леониду через зеркальце белозубейшую из улыбок. – Ты представляешь, Лизонька, среди белого дня, в самом центре столицы, не где-нибудь, а возле здания Министерства внутренних дел, был похищен полновесный тридцатитрехлетний мужчина. Ведь тебе тридцать три, Леня?

Ответить Громов не успевает, за него отвечает Елизавета:

– Тридцать четыре. Ты спутала, Раенька, это Иисусу Христу было тридцать три и Остапу Бендеру. А Громову тридцать четыре.

– Неважно. – Взгляд, брошенный на Елизавету, тревожен. – Тем лучше даже…

– Понятно лучше! Ведь тебе-то все тридцать девять!

– О, мелкие бабьи дрязги! Лизонька, для него мне всегда восемнадцать. Не так ли, Леня?.. И кем похищен: очаровательной крошкой-леди!

Машина летит по шоссе, обгоняя автобусы, колонны грузовиков. Летит по направлению к Энску.

Разговор в машине не умолкает ни на секунду. Если не считать бестактностей, допущенных Елизаветой (к ним тут привыкли), разговор может быть признан даже веселым. Но все, быть может и повизгивающий рядом с Леонидом фоксик Ив-Ив, чувствуют: обстановка напряжена. Микроскопически-тонкий слой веселости прикрывает смесь из огорчения, смятения, ревности, недоумения, тревоги, досады. Леонид понимает: будь даже защитный веселый слой в несколько раз толще, все равно сегодня можно ждать взрыва, ибо Елизавета – это Елизавета, а Раиса – это Рапса. Но взрыва следует избежать, а потому он, помалкивая до поры до времени, ежеминутно готов принять срочные меры. Да, знаете ли, ситуация!..