Поэтому Бахбах, не надеясь выведать у него что-нибудь путное об открытии Терри Брусса, взял, как говорится, быка за рога. Харви, сам не раз по роду своей профессии применявший этот прием по отношению к рогатым существам, обреченным на заклание, понял теперь, как тягостно испытывать приближение ножа мясника к своему горлу. А именно так и повел себя Бахбах в отношении своей жертвы.

— Итак, нами установлено, что вы вступили в преступную связь со злокозненным типом из числа, элементов, покушающихся на основы нашего государства.

— Кого вы имеете в виду? — опешил Харви.

— Небезызвестного вам Терри Брусса, использующего изобретенный им прибор для уголовных махинаций и, главное, в интересах государств, которые являются нашими врагами.

— Неужели? — пролепетал Харви.

— Вы, может быть, станете утверждать, что не знакомы с этим типом?

— Не-ет…

— Не знакомы? — грозно переспросил Бахбах.

— Нет… Я имел в виду, что не стану утверждать. Знаком.

— И вы, разумеется, знали о его открытии?

— Да.

— И не уведомили об этом власти?

— Но я…

— Ну, конечно, этот проходимец настолько пришелся вам по душе, что вы решили выдать за него замуж свою дочь, словно не могли подобрать ей лучшей партии.

Бахбах вонзил нож в самое сердце жертвы. Ведь только об этом и думал все время Харви. Вид денег, выложенных Терри на стол во время именин, затуманил мозги старика, но в душе он по-прежнему предпочитал иметь зятем более достойную личность.

Харви низко наклонил голову. Но Бахбаха отнюдь не расчувствовал вид молча кающегося человека. Не желая тратить времени на обработку жертвы, оказавшейся в его руках, он продолжал еще более суровым тоном:

— И такого мерзавца не разглядеть! — воскликнул он, постаравшись, насколько это было в его силах, придать голосу трагедийные ноты.

— Но Терри казался хорошим, он всем так нравится, — промолвил Харви.

— Кому всем? — строго спросил Бахбах.

— Руву… Мы с ним вместе работаем в мясной лавке…

Улыбка мелькнула на губах Бахбаха, но подавленный допросом Харви, разумеется, не заметил ее.

— Так-так, значит, вы утверждаете, — Бахбах начал рисовать чертиков на чистом листе бумаги, и Харви решил, что это уже составляется приговор, — что ваш друг Рув поддерживает нелояльные…

— Нет, нет, извините, я не то хотел сказать, — спохватился Харви. — Он ничего не знает о политике, он просто так сказал, что это… ну, парень, который не водится черт знает с кем…

— Ах, так! — прервал его Бахбах. — Тогда взгляните на это.

И выложил перед стариком Харви, который и так уже едва соображал, что с ним делается, пачку фотографий, запечатлевших Терри в обществе Марин Беллоу.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

И это был второй просчет господина Бахбаха или, точнее, Бюро исследования поведения. Нам думается, что будь на месте Бахбаха другой человек, он, по всей вероятности, тоже просчитался бы. Ибо, занятые поисками всего, что, с их точки зрения, является предосудительным, они перестают верить в существование добропорядочных, честных людей, поставивших себе за правило оставаться чистыми в этом мире, где так много грязи, обмана, лицемерия.

Когда разъяренный Харви попросил Бахбаха отдать ему открытки, пообещав самому расправиться с дочерью и с подлецом, которого она ввела в дом, Бахбах великодушно согласился. Старику помимо всего подумалось, что он изъял из рук такой страшной организации, как БИП, снимки, в той или иной степени компрометирующие его дочь. Сообразить ли ему было в такой момент, что в распоряжении Бахбаха имеется пленка, с которой можно сделать бесконечное множество отпечатков? Но, сделав уступку Харви, Бахбах взамен попросил его подписать документы, которые, с одной стороны, характеризуют Терри, как бессовестного соблазнителя честных девушек, а с другой — показывают Харви, как истинного патриота, реем своим существом с первого дня чувствовавшего в молодом ученом врага государства.

Можно себе представить, в каком состоянии явился Харви домой и каким юном он разговаривал с дочерью. Следуя методам, позаимствованным у Бахбаха, он сначала в общих чертах изложил сведения политического характера о Терри, ставшие ему известными якобы из уст одного знакомого.

Это, однако, не возымело на дочь того действия, какое ожидал Харви. Ни с того ни с сего Юнита принялась спокойно, терпеливо разъяснять отцу первопричину несправедливостей, творящихся в Бизнесонии, и воспевать героизм людей, восстающих против этих порядков. Одним словом, она понесла такое, от чего Харви пришел в ужас, готов был сам себя схватить за уши, повести в застенки БИП и потребовать для себя жесточайшей кары за то, что воспитал такую дочь.

Не будучи в состоянии противопоставить дочери какие-нибудь разумные, логичные доводы, Харви сначала призвал на помощь себе дарованный ему природой бас. Но когда и это не возымело действия, он выложил перед дочкой пачку фотографий.

Каким же было его удивление, когда дочь, проглядев их, как просматривают колоду карт, спокойно спросила:

— Ну и что?

— Как что? — еще больше вскипел старик. — Он развратник! Разве ты не видишь?

— Не развратник он, папа, — возразила Юнита. — Все это специально подстроено, чтобы запутать его.

— Глупости!

— Мерзость! — гневно поправила Юнита отца. — Мерзость со стороны тех, кто преследует честных людей. Сядь, папа, и успокойся. Я расскажу тебе, как все это произошло.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Комиссия заседала в одной из рабочих комнат департамента земледелия. Бахбах добился этого под тем предлогом, что одна из лабораторий департамента занималась исследованиями биофизических излучений животных, и таким образом ее консультации могли оказаться полезными при научной экспертизе. Но в действительности Бахбах стремился к тому, чтобы повести все дело по таким каналам, которые вызвали бы как можно меньше любопытства и толков. Соберись комиссия в здании БИП, департамента иностранных дел или тем более департамента вооружения, это сразу же привлекло бы сюда свору репортеров и дело приняло бы огласку, которой БИП старалось всеми возможными средствами избежать. Весь расчет строился на том, чтобы не дать на заседании развернуться политическим дискуссиям, застращать упорствующего, сломить его волю и сделать все это в условиях строжайшей секретности.

И это был третий просчет Бахбаха.

Заседания комиссии носили характер самого обычного суда, хотя подсудимому предоставили мягкое кожаное кресло, а судьи не были в коричневых мантиях, как принято в Бизнесонии.

Председателем комиссии был сенатор Хамертонт известный мясоторговец Бизнесонии, которому место в сенате досталось на последних выборах. Членами комиссии сенат назначил: от департамента вооружения полковника Холфорда и от Бюро исследования поведения майора Бахбаха. Экспертом по научным проблемам выступал референт департамента земледелия и животноводства господин Купманн.

…Глупость — не вина человека, тем более, что все на свете, как говорится, относительно. Глупость тоже. Любой глупец может утешить себя тем, что есть люди еще глупее его. Беда в том, что мало кто в состоянии объективно оценить свой ум. Случаются парадоксальные вещи. Великий мыслитель, память о котором живет в веках, произнес фразу, ставшую исторической: «Я знаю только то, что ничего не знаю». Но есть люди, куда более счастливые, чем он: они вполне удовлетворены тем немногим, что даровала им природа, и жалкими крохами, которые впопыхах собрали на пиршестве науки. На этом основании они со спокойной совестью берутся поучать других, а в силу существующих в Бизнесонии порядков, обретя власть, начинают понукать другими, презирать тех, кто безмерно выше их, но оказался внизу, без власти, без прав.

Если действительно, как утверждают некоторые, существует католический бог, то к нему и следует обратиться с вопросом, каким образом оказался даже в таком захолустном, с точки зрения карьеры, учреждении, как департамент земледелия и животноводства, в должности референта Фреди Купманн. Тогда, пожалуй, уже нетрудно будет объяснить, каким образом он стал экспертом комиссии по расследованию нелояльной деятельности гражданина Бизнесонии Терри Брусса.