Сначала путь шел вдоль узкого и глубокого ущелья, заполненного рыхлыми сугробами и местами перегороженного высокими ступенями водопадов. Дальше каменная щель заметно расширялась, а профиль ее дна становился все спокойнее и спокойнее. Скоро на противоположном берегу показалась очень характерная скала, запомнившаяся еще с апрельского похода. По ней, точно по маяку, нашли и узенький участок берега, позволявший спуститься в русло речки.

Спуск на этот раз прошел значительно легче. В апреле на этом склоне, падающем под углом почти в 45 градусов, лежал утрамбованный ветром и смерзшийся забой, едва прикрытый пушистым снегом. Это мешало по-настоящему использовать тормоза, и мы тогда не скатились, а буквально свалились с высоты почти 50 метров. Журавлев здесь чуть не сломал себе ногу.

Сейчас склон был покрыт глубоким рыхлым снегом, что не могло не облегчить торможения, а высокий ступенеобразный уступ внизу почти исчез. Обмотанные веревками и цепями полозья саней еще больше уменьшили скольжение, и мы без приключений оказались внизу, со всех сторон окруженные высокими скалистыми берегами.

Прерванный водоразделом, в этом месте снова возобновлялся естественный геологический разрез Северной Земли. Ущелье, идущее „вкрест простирания“ пород, залегающих почти в меридиональном направлении, давало прекрасную геологическую картину этого района Земли. Ущелье в районе нашего спуска украшали причудливые обрывы, местами образующие отдельные сильно выступающие скалы. Складки пород были резко изогнуты, местами скручены и перевернуты.

Пестрая толща горных пород западного берега Земли здесь сменялась известняками и другими породами. Сильно дислоцированные породы образовывали сложную картину. Местами все породы были раздроблены, а местами стерты в порошок и превратились в такую смесь, что нельзя было отличить ни слоистости, ни складок. Это была зона каких-то необычайно мощных движений пластов земной коры.

Здесь пришлось немного задержаться, чтобы исследовать узкую каменную щель вверх по речке. Отвесные берега местами здесь сходились настолько близко, что только человеку пройти. Немного выше эта щель несколько расширялась, но там над головой висели огромные снежные козырьки, каждую минуту готовые рухнуть вниз.

Потом удалось осмотреть ближайший район и съездить в русло потока, который впадает в речку перед большим ущельем. Судя по характеру русла, этот поток многоводнее речки, в которую мы спустились. Возможно, что он является основным руслом. Берега его такие же крутые и сложены красными песчаниками со значительными прослойками других пород.

Но надолго задерживаться было нельзя. Таяние снега стало видимым. Появились сосульки. Во многих местах с обрывистых берегов заструились ручейки воды. В руслах речек они скрывались под забоями снега, но кое-где вода уже успела пропитать сугробы и начала скапливаться в лужи и пока еще крохотные озерки. Задержка здесь на день, а может быть, и на несколько часов, грозила ловушкой и срывом похода. Надо было спешить.

_{^{Появились сосульки. Заструились ручейки воды.}}

Впереди лежало большое ущелье. Занимал вопрос — что мы там найдем. Рассчитывать можно было только на мощные снежные забои. Они на какое-то время должны были задержать воду.

Не останавливаясь на ночлег, в полночь двинулись дальше.

Первый бой выигран. Пересечение Земли можно считать совершенным. Участок, наиболее беспокоивший нас, остался позади…

Чем дальше мы шли по руслу речки, тем заметнее становилась прибыль воды. Через каждые 300–400 метров, справа и слева, со скал падали миниатюрные водопады и сбегали маленькие ручейки. Из-под снега часто слышалось глухое журчание воды. Местами пропитавшийся снег уже превращался в месиво. Лавируя между пятнами раскисшего снега, километр за километром мы шли вперед, пока не приблизились к самому опасному месту — узкому ущелью с отвесными стенами от 80 до 100 метров высотой. Если бы и здесь происходило такое же ускоренное таяние снега, мысль о дальнейшем продвижении пришлось бы оставить.

Перед мрачным входом в ущелье справа шумел поток. Большое озеро собравшейся воды преградило путь. Берега озера уже превратились в снежную кашу. Но в воротах ущелья, как и зимой, лежал высокий снежный забой, запрудивший воду. Пока она не прорвалась вперед, ущелье должно было быть проходимым. Пробравшись под самой скалой, я прошел некоторое расстояние между гигантскими черными стенами. Вверху, как и полтора месяца назад, висели огромные снежные козырьки. Вода действительно сюда еще не пробилась. Но надо было спешить.

_{^{Тысячетонные снежные козырьки свисали со скал.}}

С одного края озера мы нашли место, где вода доходила только до колен. Я погнал свою упряжку. Для собак это было первым крещением. Сырость они вообще ненавидят, а здесь надо было лезть в воду. Собаки заупрямились, остановились, попытались повернуть обратно. Но надо было приучаться. Впереди воды так много! Подтянув сани к краю озера, я столкнул собак в воду. Стремясь поскорее выбраться, они с визгом вытянули сани на противоположный берег. Я нарочно перевалил поскорее через снежный забой и скрылся за его склоном. Собаки, как правило, теряя из виду идущую впереди упряжку, стремились поскорее догнать ее. Поэтому собаки следующей упряжки, поборов отвращение к воде, одна за другой бросились по следу и вынесли сани в ущелье.

Дальше пошло лучше. Снег в ущелье был крепкий. Намокшие собаки, стараясь согреться, быстро бежали вперед. Мы замедляла движение, только когда надо было пройти под огромными снежными козырьками. Казалось, что иногда достаточно было незначительного сотрясения воздуха, чтобы тысячи и тысячи тонн снега рухнули вниз. Несколько таких громад, под которыми мы с Журавлевым прошли в апреле, уже рухнули. На дне ущелья лежали целые горы снежных глыб. В особо опасных местах мы останавливались, делали несколько выстрелов, и если снежные громады не падали, то, затаив дыхание, возможно быстрее гнали собак.

На выходе из ущелья, где стены его понизились, снова появилась вода и размякший снег. Во многих местах обнажились камни. Здесь нам пришлось поработать. Около пяти километров, впрягшись вместе с собаками, тащили сани то по размякшему снегу, то по голым камням, то по воде.

За ущельем река образует долину около двух километров шириной. Насть этой долины занята озером. Здесь был опять тот же размякший снег и кое-где вода. Мы встали на лыжи. Так прошли еще пять километров, пока не выбрались на крепкий снег уже в фиорде Матусевича.

До восточного берега Земли было еще далеко, но теперь мы знали, что пройдем к нему. А приходилось бороться буквально за каждую минуту времени: там, где прошли сегодня, завтра уже нельзя было бы пробраться.

Так мы выиграли первый бой — обогнали распутицу в центральной части Земли.

Лагерем стали на одном из „бараньих лбов“. Поверхность его почти свободна от снега, и наша палатка стоит на сухой земле, только сани, в 10 метрах от нас, оставлены на снегу. В лагере полная тишина. Собаки уже спят.

Мы были в работе беспрерывно полтора суток и дьявольски устали. На трудном пути мы не прерывали съемки и обследовали обнажения. Стены ущелья оказались сложенными известняками с фауной силурийских кораллов, морских лилий и брахиопод. Далее шла область конгломерата, повидимому, переходная ступень к кембрию.

Прошли почти 32 километра местами прекрасного, местами очень тяжелого пути. Правда, трудности были уже другого характера. Вода сегодня не беспокоила. Она в небольшом количестве скопилась только около островка, на котором стоял наш лагерь. Поверхность островка полностью освободилась от снега. Сани, оставленные на снегу, за время нашего отдыха оказались на голой земле. Весна вступает в свои права по-настоящему. Снег — там, где он лежал тонким слоем, едва прикрывавшим землю, — исчезает буквально на глазах. Кое-где он испаряется, не оставляя даже влаги. На участках, покрытых глубокими, утрамбованными во время метелей забоями, влияние солнца еще незаметно. Только миллиарды снежных кристаллов горят и переливаются, точно бриллиантовая пыль. На таких перегонах собаки бегут играючи. Сравнительно легко мы прошли часть фиорда, занятого сползшим в воду языком глетчера. Он занимает всю ширину фиорда, около трех километров, и лежит здесь, повидимому, очень давно. Поверхность его покрыта огромными ледяными волнами. Собаки и сани то ныряют вниз, то взбираются на новый гребень. В первом случае надо попридержать сани, затормозить их стремительное скольжение, не допустить увечья собак, а во втором — ухватиться за воз и напрячь все силы, чтобы помочь собакам выдернуть тяжелые сани на гребень ледяной волны. И так беспрерывно, много часов. Пот струится по лицу, застилает снежные очки, струйками щекочет спину. Но движения у нас быстрые, стремительные. Журавлев даже напевает: