Такой костюм я считал наиболее практичным и приемлемым для зимних полевых работ в Арктике. Так мне хотелось одеть и товарищей по экспедиции.

Надо было добыть подходящий мех. Таким мехом мог быть только олений. В оценке оленьего меха нет разногласий ни между аборигенами полярных стран, ни среди путешественников, имевших возможность оценить его достоинства. Всякий побывавший на севере согласится, что это лучший мех, ничем не заменимый по своим качествам материал для зимней полярной одежды.

И действительно, вряд ли в мире найдется более подходящий материал для этой цели. Мягкий, легкий, до предела теплый, не скатывающийся мех оленя как бы специально создан для условий Арктики. Одним из качеств этого меха является густота шерсти и почти полное отсутствие пушистого подшерстка. Во время метели, а метель на севере — обычное, обязательное бытовое явление, снежная пыль почти не проникает в глубь оленьей шерсти, а если и проникает, то не смерзается, как в других мехах, обладающих богатым пушистым подшерстком. После метели достаточно хорошо выбить и вытрясти одежду, чтобы в ней не осталось ни одной пылинки снега.

Недостатком оленьего меха является его относительная недолговечность. Шерсть его довольно быстро вытирается. У эскимосов или чукчей при небрежном отношении к одежде она, как зимняя, служит только один год, после чего переходит в разряд летней. Однако при внимании она может с успехом служить несколько лет. Мой спальный мешок, сшитый из отборных шкур пыжика, служил мне пять лет; четыре года я носил рубашку и кухлянку, и только брюки вышли из строя через три года. Кроме того, надо иметь в виду относительную дешевизну оленьего меха, компенсирующую его недолговечность.

Б общем нам для одежды нужен был олений мех. А именно: «неблюй», или, по-дальневосточному, пыжик, то-есть шкуры полугодовалого оленя для пошивки одежды, спальных мешков и чулок; «камосы» — шкуры, снятые с голени оленя, для унтов и рукавиц; и, наконец, «постели», или зимние шкуры взрослого оленя, которые должны были заменять матрацы в зимних походах.

Здесь-то мы и попали было в полосу «льдов», показавшихся нам на первый взгляд непроходимыми. Ни в Архангельске, ни на ближайших городских базах не оказалось в эти дни необходимого нам оленьего меха. Запасы, заготовленные в предыдущем году, были уже переработаны, а новые поступления ожидались только к осени, с возвращением с Севера кораблей. Советское правительство и здесь пришло нам на помощь. Заготовительным организациям было дано распоряжение срочно доставить необходимое с ближайших к Архангельску пунктов.

Нам оставалось только получить меха и расплатиться за них деньгами, отпущенными правительством на снаряжение экспедиции. Однако мысль об удешевлении исследования Северной Земли не покидала нас, мы старались экономить народную копейку.

Когда встал вопрос об оплате мехов, уже доставленных из Большеземельской тундры в Архангельскую контору Госторга, мы подумали: почему бы не заставить расплатиться за нашу экспедиционную одежду таинственную Северную Землю? Пусть она возместит хотя бы часть расходов на ее исследование.

Договорившись с товарищами, я выехал из Архангельска в Москву. Через несколько дней в кабинете одного из руководящих работников Госторга состоялся запомнившийся разговор:

— Здравствуйте, товарищ! Садитесь. Чем могу быть полезен?

— Пришел к вам за помощью, — отвечал я. И, не останавливаясь, продолжал: — Снаряжается полярная экспедиция на Северную Землю. Нам нужны одежда, обувь и спальные мешки из оленьего меха. Они лежат в складе вашей архангельской конторы. Мы просим отпустить их в кредит. Уплатим через два, в крайнем случае через три года.

— Подождите, товарищ! — перебил хозяин кабинета. — Во-первых, о какой сумме идет речь?

Я назвал стоимость мехов.

— Так-так! Сумма солидная, пятизначная. А от какой организации вы пришли ко мне?

Вопрос был четким и ясным. «Кончено!» — подумал я, но ответил честно:

— От имени совсем маленькой экспедиции, состоящей всего лишь из нескольких человек.

Собеседник высоко поднял густые брови.

— А сами кто вы такой?

— Начальник экспедиции.

— Гм!.. Следовательно, вы просите кредит для экспедиции под вашу личную ответственность. А чем же вы будете расплачиваться, когда пройдут эти два или три года?

— Медвежьими шкурами.

— Какими?

— Североземельскими.

— А где она?

— Кто?

— Да ваша Северная Земля?

Я подошел к висевшей на стене карте и показал «свою» Северную Землю. Выглядела она тогда очень неказисто. Очерченная лишь с одного бока, да еще в некоторых местах только пунктиром, она лежала на карте узенькой полоской и напоминала перевернутую и смазанную запятую. Такой вид не мог внушать доверия. Я сам почувствовал, что «моя» Земля выглядит явно некредитоспособной. Не укрылось это и от глаз подошедшего к карте работника Госторга.

— Что это она у вас какая-то неопределившаяся, однобокая?

— Затем и едем туда, чтобы сделать ее четкой и ясной.

Я рассказал об открытии Земли, потом о плане исследования ее, о задачах экспедиции.

Мой собеседник внимательно слушал, переспрашивал и, казалось, готов был прийти на помощь. Но когда мы вернулись к вопросу о кредите под шкуры североземельских медведей, в нем опять насторожился хозяйственник, берегущий народное добро.

— Да есть ли там медведи? — спросил он.

— Никто там никогда не жил и не охотился. Но медведи наверняка водятся, как и во всей Арктике. У берегов Таймыра их видели достаточно. А Северная Земля совсем рядом, можно сказать, через улицу.

— А вы понимаете: чтобы покрыть такую сумму, вам надо добыть не менее ста медведей.

— Ну что ж! Важно, чтобы они там были, а добыть — добудем. Охотиться мы будем не между делом и не ради развлечения, а по-серьезному. Нам надо кормить целую ораву ездовых собак, а они потребуют мяса значительно больше, чем могут дать его сто медведей. Мы просто обязаны быть хорошими охотниками, иначе погубим собак, а без транспорта не выполним и поручения партии и правительства.

И я продолжал:

— Мы получаем от вас экспедиционную одежду, а вы медвежьи шкуры. Вам не надо открывать приемного пункта. Шкуры привезем прямо на склад, без накладных расходов, оплатим проценты за кредит.

Больше аргументировать мне было нечем.

— Что ж, смело, по-хозяйски. Надо подумать, посоветоваться. Зайдите послезавтра, в двенадцать.

В назначенный час я вновь вошел в знакомый кабинет. Там сидело несколько человек. Хозяин кабинета представил меня:

— Вот человек, продающий шкуры неубитых медведей. Да еще оптовик — сразу с сотни. Знакомьтесь! Но я думаю, что он действительно добудет эту сотню шкур. Медведей, похоже, знает.

Я понял, что Северной Земле все-таки придется расплачиваться за нашу одежду. Мне вручили распоряжение Архангельской конторе: открыть экспедиции кредит, снабдить нас одеждой и оленьим мехом и подписать договор на североземельскую пушнину.

— Только смотрите, чтобы без медвежьих шкур не возвращаться. А то здесь вам будет холоднее, чем в Арктике, — напутствовал меня новый знакомый, но тут же переменил тон и серьезно добавил. — Шучу, шучу! Медведи медведями, а главное, привезите карту Северной Земли. Желаю успеха.

Охотник Журавлев, узнав о результатах переговоров, заявил:

— Правильно! Соберем дань с Северной Земли.

— А ты уверен, что соберем?

— А то как же? Раз дали слово — сделаем. А поднажмем, так и излишки будут.

Запродав неубитых медведей, мы взяли на себя новые обязательства. Зато за счет далекой Северной Земли мы получили в достаточном количестве меха и готовую одежду — брюки, рубашки и малицы из пыжика, оленьи пимы, совики и спальные мешки из оленьих «постелей». Кое-что было не совсем то, что нам хотелось, но дальше дело было уже за нами самими. Одно мы должны были укоротить, другое перешить и все приспособить к нашим нуждам и вкусам.