Чтобы связаться с ними, надо было возле старого холма на побережье положить белый камень. Как они понимали, кто его положил – Бог весть, но через день-два оставивший его получал какой-нибудь знак. Если знака не было – значит, клефты не приняли заказ, и просить вторично не имело смысла.

Аскалон получил ответ меньше, чем через сутки после того, как положил камень. Встав утром, он обнаружил на столе в своей комнате небольшой малиновый конверт, в который была вложена записка: «Сегодня в восемь вечера у старого причала». На вопрос, откуда взялся конверт, все слуги только удивленно раскрывали глаза и разводили руками.

Аскалону не нравилась эта затея, но в восемь вечера он был у старого причала. Долго ждать ему не пришлось: вскоре он заметил, что по извилистой тропке к нему спускается человек. После всех таинственных ритуалов Наследник представлял посланца клефтов неким получеловеком с огненным взором с экстравагантной прической и в необычном костюме: черном плаще с капюшоном или темной тунике, однако, подошел к нему весьма заурядный человек среднего возраста, одетый просто и небогато. Короткие волосы зачесаны назад, на плече небольшая сумка – такого встретишь на улице и не обратишь внимания. Только цепкий взгляд его узких глаз выдавал незаурядную личность – поймав Аскалона в поле своего зрения, он его уже не выпускал.

Разговор был коротким: когда Аскалон попытался представиться, незнакомец лишь кивнул: «Я знаю, кто ты». И Аскалон понял, что не стоит начинать издалека, а надо сразу переходить к сути дела. На вопрос, знает ли он Виринею, собеседник снова кивнул. Наследнику начинала нравиться его манера общаться: быстро, просто, ничего лишнего – с таким человеком приятно иметь дело. Без лишних вопросов он выслушал заказ: обезвредить амулет, схватить Виринею, а если не получится, убить ее. И таким простым это казалось на словах, и таким спокойствием веяло от незнакомца, что Аскалон действительно поверил в успех дела.

Дослушав до конца, клефт помолчал, разглядывая песок под своими ногами, потом сказал:

- Утром вы принесете сюда деньги. Наши условия: никаких условий с вашей стороны, никаких гарантий с нашей.

Услышав такие, мягко говоря, несправедливые условия, Аскалон опешил.

- Но, - попытался возразить он, но наткнувшись на острый взгляд узких глаз, замолчал.

Несколько секунд клефт сверлил его взглядом, пока Аскалон не поднял руки:

- Хорошо, я согласен.

И только возвращаясь домой, он сообразил, что не спросил, сколько денег должен принести утром. Но эта проблема разрешилась просто: в спальне на столе его ждал новый малиновый конвертик с вложенным листком, на котором было написано несколько цифр и ничего более. Но Аскалон и без лишних слов все понял – он уже начал привыкать к спартанской лаконичности клефтов.

В назначенное время он отдал деньги тому же человеку, с которым договаривался накануне. Теперь оставалось только ждать. Но именно этого-то Аскалон и не умел. Его раздирали противоречивые чувства: с одной стороны, он всем сердцем желал удачи своим таинственным помощникам, но с другой стороны, мысль, что с проклятой фурией расправится кто-то другой, причиняла ему почти физическую боль – и в такие минуты он чувствовал, что обрадуется, услышав о неудаче клефтов. Он сам должен отомстить Виринее, иначе как он будет жить?

Бездействие томило Наследника страшно и выматывало больше, чем самая тяжелая работа. Если бы он мог что-то делать, хоть что-нибудь незначительное, ему было бы легче. Он, не переставая, прокручивал в голове все варианты решения проблемы – но по-прежнему перед ним были лишь вопросы и ни одного ответа.

Первое, что увидел Ворон, открыв глаза, был деревянный потолок. Сначала он был в тумане и слегка покачивался, но потом все прояснилось, и Ворон убедился, что действительно лежит в чистой комнате на кровати. Он повернул голову – и тут же вновь отвернулся к стене: рядом с ним сидела Виринея.

- Вот и очнулся, - ласково сказала она, - как доктор и говорил.

Он попытался подняться, но тут заметил, что под одеялом на нем ничего нет, и снова лег. Плечо было перевязано бинтом, все раны намазаны чем-то коричневым, нога… Ногу он не чувствовал.

- Ты что, не рад меня видеть? – Виринея взяла его за подбородок и повернула к себе.

- Знаешь, я… Последнее, что я видел – была оскаленная морда. Так вот ее мне было видеть приятнее.

Виринея засмеялась:

- Ах ты, неблагодарная скотина. Если бы не я, ты бы уже переваривался в желудках падальщиков.

- Если бы не ты, я бы туда не попал.

- А ты, оказывается, злопамятный. И это после всего, что я для тебя сделала! Знаешь ли ты, сколько денег я отдала этому алчному охраннику, чтобы он вовремя спустил тебя в туннель! А что стоило подплыть на лодке к острову так, чтобы нас не заметили с берега охранники и не сожрали эти твари! А как мы минут двадцать отгоняли их огнем факелов от туннеля, пока ты не изволил из него выскочить! И за это никакой благодарности!

- Где мы?

- На острове. У нас опять новоселье. Ты пропустил много интересного. Какие-то глупые парни захотели интересно распроститься с жизнью и ничего лучше не придумали, как напасть на нас. Много стреляли, пожгли дома, прыгали везде, как обезьяны, убили несколько наших. Мне-то, ты знаешь, на все это наплевать, но теперь там стало как-то неуютно: кругом обломки, обгорелые доски и то, что осталось от тех парней. В общем, пришлось переселиться на новый остров. Здесь очень мило, - она огляделась. – Это твой дом. Небольшой, но, по-моему, довольно уютный. Есть все, что тебе понадобится. И мой дом, кстати, недалеко. Ах, ты бы видел, какой у меня дом! Дворец! Два этажа, камин, резной потолок, серебряные канделябры. Я там уже почти устроилась, остались мелочи. Хочу поменять шторы в гостиной, купить пару сервизов – эти сволочи разбили всю мою посуду. Да! Еще обязательно заведу домашнего питомца. Мне советуют болонку, но я, вообще-то, подумываю о шпице. Зверюшка создает в доме уют. Как ты считаешь?

- А что случилось с Хвостом?

- Он мне надоел. Я разбила его глупую голову о стену. Да! У меня еще мозаика на стене в столовой. Ты бы ее видел! Впрочем, станешь ходить – приглашу тебя в гости. Сам все увидишь. Хотя, - она погрустнела, - как же ты теперь ходить-то будешь с одной ногой? Ногу-то тебе пришлось отпилить.

Ворон в ужасе схватился за туго перебинтованную до самого колена ногу, а Виринея залилась хохотом:

- Не бойся. На месте твоя нога. Это тебе за то, что сравнил меня с собачьей мордой. А ногу, и правда, еле спасли. Доктор все упирался: резать и резать. «Рана, - говорит, - слишком сложная, и заражение пошло», и еще что-то. А я сказала: «На кой он мне безногий нужен? Если надо, оперируйте, а не можете – позову другого». Соперировал как миленький. Только сказал, что заживать будет долго. Может, на всю жизнь хромым останешься. Так что, Ворон, голубчик, оттанцевал ты свое. Но это ведь ерунда. Доктор сказал, что еще чуть-чуть, и тебя бы не спасли, не то что ногу! Вот так, дорогой мой, - она ласково улыбнулась, не обращая внимания на его тяжелый взгляд. – Да, солнце мое! У меня же для тебя сюрприз!

- Боюсь, еще одного сюрприза я не переживу, - мрачно сказал Ворон.

Но Виринея уже отбежала куда-то в сторону и тут же вернулась с виолой в руке:

- Видишь? Я сохранила ее, - она потрогала струны, следя за его реакцией. – Кажется, она немного расстроилась без хозяина. И ее можно понять. Она испугалась, что никогда его больше не увидит. Но не бойся, милая, - Виринея погладила инструмент по круглому боку, - теперь он никуда от нас не денется. Ему надо слегка поправить свое здоровье – и он тебя настроит, почистит, приведет в порядок, и будет на тебе играть, как прежде. А я с удовольствием послушаю.

- Виринея, я здесь не останусь. Я уйду, как только смогу ходить.

Ее глаза сузились, она еще раз провела рукой по виоле, потом отложила ее в сторону и сказала жестко:

- Нет.

- Нет?