Горбунов и Горбачев попрощались с Чугреевым и Сергеевым за руку и сказали: «Ну, может, увидимся, а может, нет». И бойцы ушли. А через сорок минут они доложили по телефону, что прибыли к переправе и приступили к исполнению своих обязанностей.

Время тянулось невыносимо медленно. Младший лейтенант и политрук сидели в канцелярии, ждали. Ни из комендатуры, ни из отряда — ни одного приказания.

Только время от времени звонил дежурный, проверял связь.

Горбунов крутнул ручку аппарата, вызвал соседа справа — начальника первой погранзаставы старшего лейтенанта Кичигина. Сообщил ему о мельнике.

— Не может быть! — изумился Кичигин. — Почему комендант и начальник отряда молчат, не дают никаких указаний?

— Не знаю. Наверное, им так приказано.

— Но почему?!

— Чтобы не поднимать паники, не вызывать немцев на провокацию.

— Значит, в Москве не верят, что начнется война?

— Не знаю, друг, не знаю…

— Что будешь делать?

— Буду встречать гостей по всем правилам!

Трубка неожиданно замолчала, потом из нее зачастил другой голос:

— Товарищ Горбунов, что за провокационные слухи вы распускаете? Я завтра буду у вас и лично проверю ваши знания по марксистско-ленинской подготовке. Вы забываете, что между Советским Союзом и Германией существует договор. Это вам даром не пройдет!

Горбунов узнал по голосу инструктора политотдела отряда политрука Сухова. Криво усмехнулся и положил трубку на стол. Из нее еще некоторое время частила скороговорка, потом «алле, алле», и затем все смолкло.

Горбунов позвонил соседу слева — начальнику третьей заставы, но связь уже не работала.

Тогда он приказал дежурному собрать младших командиров. Через несколько минут в канцелярии собрались: замполитрука Михаил Зинин, старшина заставы сержант Валентин Мишкин, инструктор службы собак младший сержант Алексей Ипполитов, командиры отделений — сержант Василий Шалагинов, младший сержант Иван Абдрахманов, сержант Константин Занозин, младший сержант Кузьма Никитин.

Совещались десять минут. Горбунов, сообщив сержантам о надвигающейся опасности, потребовал, чтобы они руководили своими подчиненными инициативно и смело.

Было видно, как побледнели лица людей.

Все бойцы были подняты по тревоге. Им приказали переодеться в чистое белье, а вещевые мешки опростать и наполнить гранатами и патронами.

Старшина и командиры отделений раздавали боеприпасы. Работали в темноте, свет горел только в канцелярии и у дежурного.

Когда пограничники выстроились в полном боевом снаряжении, Горбунов объявил им в наступившей вдруг тишине:

— Товарищи! По имеющимся данным в четыре часа утра начнется война. Германия нападет на нас. Перед нами стоит задача — оборонять участок государственной границы, вверенный нам командованием. Я решил…

И он спокойно и твердо поставил боевую задачу каждому отделению, каждому пулеметчику и каждому снайперу.

— По местам! К бою!

И пограничники бросились к огневым точкам, которые только что оборудовали — на три дня раньше намеченного срока. Заняв свои места, они приготовились к бою.

О чем они думали? Что чувствовали в эти долгие, бесконечно долгие минуты ожидания? О чем говорили между собой? И говорили ли? Может быть, просто молчали. Вместе со своим командиром они сделали все, чтобы достойно встретить врага. Что еще они могли сделать?

Спустя двадцать два года в Центральном архиве погранвойск мне удалось раздобыть список личного состава второй погранзаставы. Их было шестьдесят человек — бойцов и командиров воинского подразделения, которое знало о начале войны и было готово к отражению врага. Это были русские, украинцы, казахи, один удмурт. Среди них было шесть коммунистов и тридцать восемь комсомольцев, один человек с высшим образованием и один с незаконченным высшим, один со средним. Вот их имена: Алексей Ипполитов, Иван Платонов, Алексей Вакуленко, Александр Смаль, Алексей Беляев, Василий Трофимов, Иван Абдрахманов, Василий Шалагинов, Константин Занозин, Николай Бедило, Николай Юдин, Арсентий Васильев, Иван Судиловский, Владимир Чугреев, Александр Никитин, Николай Лисовец, Иван Малышев, Андрей Лабуз, Григорий Рубенко, Амансет Мусурупов, Петр Гурьев, Павел Капинос, Петр Мысливский, Андрей Колодин, Александр Алешкин, Федор Протопопов, Григорий Голубенко, Иван Сергеев, Владимир Нестеров, Федор Герасимов, Иван Бузин, Иван Ефименко, Василий Нарижный, Дмитрий Лавренков, Борис Вавилов, Анатолий Вазиян, Александр Балабин, Дмитрий Сновалкин, Григорий Рахматов, Алексей Буянкин, Владимир Богданов, Павел Сорокин, Василий Гребенюк, Кузьма Никитин, Василий Москвитин, Михаил Бричев, Иван Михайлов-Силичев, Иосиф Ковалевский, Николай Агафонов, Василий Баркарь, Дмитрий Савченко, Александр Ляшенко, Александр Гребенников, Иван Котов, Иван Уваров, Валентин Мишкин, Михаил Зинин.

Их командир и воспитатель младший лейтенант Горбунов вместе с политруком Горбачевым, старшиной Мишкиным и замполитруком Зининым сидели в канцелярии и обсуждали последние детали предстоящего боя. Никаких слов об отступлении, разумеется, не было. Только наступать! Отбить первую атаку немцев, опрокинуть их в Буг, потом захватить германскую пограничную заставу, а дальше уж пойдут части Красной Армии. На один удар они ответят тройным ударом.

В 3 часа 30 минут Горбунов отослал старшину Мишкина на кухню проверить, как готовится для пограничников завтрак.

А на высоком берегу Буга, у будущей вражеской переправы, о которой сообщил мельник, залегли Иван Сергеев и Владимир Чугреев с ручным пулеметом. С ними была служебная овчарка. Они первыми должны были встретить войну. Самыми первыми. И задержать врага как можно дольше. И уничтожить как можно больше.

В три часа сорок пять минут из тумана бесшумно выплыла большая лодка. На носу ее пригнулся немецкий солдат, нацелив пулемет на наш берег. В лодке сидело еще двенадцать человек.

Вот лодка ткнулась в берег, немцы выскочили из нее и залегли. За лодкой тянулся канат, и один из немцев привязал его к дереву.

Офицер посигналил фонариком на тот берег, канат натянулся, и по нему цепочкой поплавков поползли понтонные лодки, перегораживая всю реку. Стало ясно, что назревают серьезные события.

— Гранатами их, сволочей! — крикнул Сергеев, который был старшим в группе.

В немцев, высадившихся на берегу, полетели гранаты. Это был первый, самый первый удар по врагу в Великой Отечественной войне. Почти весь десант был уничтожен. Но в это время в небе с ревом пронеслись первые самолеты, по всему Забужью заполыхали орудийные вспышки, и по наведенным понтонам хлынула вражеская пехота.

Война!

И тут пограничники открыли огонь. Немцы падали в воду, снова бежали по понтонам и снова падали, скошенные огнем из пулемета и винтовок.

Пограничники удерживали натиск врага сорок минут. Уже Брест и многие города пылали в огне, а напротив деревни Новоселки ни один фашист так и не перебрался по понтону.

Через час на заставу прибежала овчарка. За ошейником у нее нашли записку:

Младший лейтенант Горбунов прочитал записку вслух для всех бойцов, а овчарка убежала к себе в питомник.

Теперь уже вся застава, в окопах и блиндажах, встретила врага огнем. Немцы, идущие цепью, остановились, залегли, стали окапываться. Они несколько раз поднимались в атаку и откатывались назад. За Бугом скопилось много немецких машин и танков. Атаки следовали одна за другой и снова захлебывались.

Если к двенадцати часам дня почти по всей линии границы в этом районе бои уже утихли, то на второй заставе бой шел в полную силу и раненых было только два человека.

Но силы были слишком неравные. Поздно вечером оставшиеся в живых шесть пограничников отползли в лес, унося с собой Горбунова. Ночью, умытый у лесного ручья, он пришел в себя. На заставе он сделал все, что было в его силах. Сейчас от подразделения осталась горстка усталых бойцов, и им предстояло идти на восток, чтобы соединиться с частями Красной Армии.