Услышав критику в свой адрес, я тотчас же стал защищать себя. Я отказался от половой жизни и мясое-дения, уменьшил время сна, но при первой же угрозе нападения стал защищаться, как какой-нибудь зверь, живущий в лесу.

Что он там говорил? «Некоторые заявляют, что вы мало проповедуете и что вам следует больше общаться со своими духовными братьями, потому что из-за. того, что вы не общаетесь с ними, вы отступаете от учения сознания Кришны. Кое-кто утверждает, что вы не заботитесь о своих учениках, и потому они становятся независимы в своих суждениях и поступках и на все имеют свою точку зрения. А есть те, кто говорит, что Прабхупада не считал таким важным то, чему вы придаете большое значение». Что он всем этим хотел сказать?

В этих обвинениях много правды, которая колет глаза. Однако в ответ на них я стал с вызовом кричать: «Да неужели? О, неужели? Еще неизвестно, кем Прабхупада доволен больше!». А затем я начал допытываться: «Кто критиковал меня? Скажи, кто?». Я хотел узнать это, чтобы опровергнуть обвинения, прибегнув к «благородному» методу под названием ad hominum: «О, так это он критиковал меня? А кто он такой, чтобы обвинять меня? Он, может, и распространил несколько книг, но однажды он так низко пал, помнишь? И вот с такими преданными я, по-твоему, должен общаться? И это он говорит, что я не забочусь о своих учениках? Но это он не заботится о своих учениках!». (Выйдет ли добро из двух зол?)

Хоть я сейчас один, в моих ушах звучат голоса моих критиков, и это лишает меня покоя. В «Шримад-Бхагаватам» слова критики сравниваются со стрекотом сверчка, который режет слух. Человек, жаждущий признания, делает все возможное, чтобы добиться его, и страдает, если не получает его. Верующий человек, исполненный гордыни, хочет слыть вайшнавом, и если ему не оказывают тех почестей, которых он, по его мнению, заслуживает, он заявляет, что виноград еще зелен. Это говорит о том, что ему недостает смирения. Господь Чайтанья же говорил, что смирение - это первое, что необходимо для того, чтобы повторять Святые Имена непрестанно.

Точно так же как Нимай засорил мое сознание всем этим словесным мусором, я сейчас засоряю им ваше сознание. Вот так мир и загрязняется всякими отбросами. Вместо того, чтобы засорять сознание других людей, я должен очищать от скверны свой ум и сердце, которые никогда не бывают спокойны и в которых живет еще же-лание воевать с другими при малейшей угрозе нападения. Я должен очистить себя с помощью повторения Святого Имени, смиренно признав свои ошибки. Я очень надеюсь, что, когда я опять смогу общаться со своими духовными братьями и служить напрямую Движению Прабхупады, я буду добрее к другим, буду принимать все с большей благодарностью и стану более полезным солдатом армии Чайтаньи. Если Он позволит мне.

Глава 20

Последний месяц

Я не хочу, чтобы у вас сложилось впечатление, будто у нас каждый день что-нибудь случалось, что я то и дело падал в омут иллюзии, а Гурудев всякий раз спасал меня, успевая схватить меня за волосы за. две секунды до того, как я начинал тонуть. На самом деле, в основном наша жизнь в горах текла тихо и спокойно.

Гурудев начал писать небольшие зарисовки, которые он назвал «Существа и места, которые я встречал в горах». Обычно я ходил в лес вместе с ним и, так же как. он, сидел в каком-нибудь укромном месте, ожидая появления: животных или просто созерцая природ}', которая через какое-то время начинала мне открываться. Так: мы могли сидеть часами (Гурудев при этом время от времени что-то записывал в свой блокнот). Порой мы оба молча читали «Шримад-Бхагаватам», а иногда чуть слышно повторяли мантру. Когда же в поле нашего зрения появлялся сокол или другое животное, то мы просто наблюдали за ним. Чтобы занять меня каким-то делом, Гурудев попросил меня зарисовывать все, что мы видели. Многие птицы перестали нас бояться, а некоторые сойки даже стали есть у нас из рук. Довольно часто там, где мы сидели, появлялась куница и начинала кружить около нас. У нее был черный лоснящийся мех и сверкающие глаза. Она была похожа на маленькую лису, но в отличие от лисы была намного дружелюбнее. День ото дня она подходила к нами все ближе и ближе, и наконец начала есть у нас из рук и даже стала позволять гладить себя.

Занятия в лесной школе продолжались, но уже в более свободной обстановке. Я изучал священные писания и учил шлоки, но это уже не было для меня тяжким бременем. Еще мы очень много разговаривали с Гурудевом, и некоторые из наших бесед я записал. Иногда мы говорили о том, чем будем заниматься, когда вернемся домой. Я говорил, что хотел бы по-прежнему путешествовать вместе с ним, но если он не захочет, чтобы я сопровождал его в поездках, тогда, может быть, открою свой проповеднический центр. Конечно, все мои разговоры об открытии проповеднического центра были лишь мечтаниями, но Гурудев меня не останавливал. Я говорил, что хотел бы иметь небольшой домик с садом где-нибудь в сельской местности, куда могли бы приезжать брахмачари и где они могли бы жить какое-то время. Мы питались бы простой пищей, обрабатывали землю, читали и повторяли мантру. Я считал, что такое место могло бы сослужить свою службу и в деле проповеди, так как все, кто пожелает, могли бы приезжать туда и жить там вместе с преданными. У нас была бы комната для гостей, но все в доме было бы устроено на простой лад, без роскоши. Там никто не занимался бы пустой болтовней, не плел интриги и не критиковал других. Гуруцеву очень понравилась моя идея.

Гурудев говорил, что хотел бы создать вайшнавский институт и обучать в нем преданных разным наукам. Еще он хотел бы путешествовать по всему миру и проповедовать людям прямо у них дома. Он бы заезжал к тем преданным, которые завели семью и теперь мало общаются с другими вайшнавами. Также он посещал бы храмы в разных странах и выходил бы вместе со всеми на харинаму. А может быть, он уехал бы на несколько лет в Индию, чтобы изучать там ее культуру. Но в основном он хотел бы жить, как обычный санньяси, и проповедовать сознание Кришны

В горах мы занимались многими очень простыми делами, о которых я вряд ли удосужусь когда-нибудь рассказать, хотя некоторые из них были по-своему замечательны. Например, рубка дров, в которой я достиг большого умения. Казалось, годы прошли с того дня, когда я рубил в лесу свое первое дерево, постоянно оглядываясь от страха и неумело орудуя топором. Тот страх, который вызывали у меня медведи, никогда не покидал меня, но это было то, что нужно было просто терпеть. Хотя, надо сказать, медведи никогда не пытались напасть на нас. Так же как и волки. Мы много раз видели их, но у них были свои дела, а у нас - свои.

В горах и днем, и ночью стояла глубокая тишина. Землю ночью подмораживало, но днем она оттаивала и вновь становилась мягкой. Там мы видели много такого, что вызывало у нас восхищение, и даже когда мы свыкались с этими природными явлениями, нам никогда не надоедало любоваться ими. Это было удивительное место.

Хотя, возможно, я думал бы иначе, если бы со мной не было моего духовного учителя, который помогал мне все видеть в духовном свете.

К концу нашего пребывания в горах мне стало трудно переносить нехватку еды. На самом деле, еды у нас было вполне достаточно, но мой ум и язык не могли смириться со скудостью пищи. Уже несколько месяцев мы питались только тем, что находили в лесу, и давно уже миновал тот критический момент, когда из-за недостатка пищи тело и ум начинают вести себя самым непредсказуемым образом. Я понимал, что у нас достаточно пищи, чтобы поддержать душу в теле, и что голодание даже полезно с медицинской и духовной точки зрения. К тому же до этого я много раз слышал о том, что если у людей есть вода, они могут довольно долго обходиться без пищи, не испытывая при этом особых страданий. Для этого нужно лишь научиться отделять голос рассудка от голоса ума и тела. Разум должен подчинять себе ум и тело и говорить им, что им следует делать. Какое-то время это мне удавалось. Я свел к самому минимуму все потребности своего тела, то есть потребность в еде, сне, размножении и защите. Я легко мог держать в узде и ум, и тело, не позволяя им воевать со мной. Я стал более умиротворенным и мог теперь с гораздо большей сосредоточенностью читать писания и повторять мантру. Конечно, физически я ослаб, но это означало лишь, что я должен был ограничить свою деятельность и более рационально использовать силы. Голодание было благотворно для нас и с других точек зрения, однако по мере того как шло время я стал терять терпение, и Гурудеву опять пришлось наставлять меня на путь истинный.