Поместившись на станции Раздельная, я приступил к организации местного гражданского управления подчиненных мне губерний, к организации бывшых войск Луценко, бывших в довлольно хаотическом состоянии, и к формированию в районе Раздельной новых воинских частей, пользуясь каждой малейшей оказией для подчеркивания французскому командованию дружеского отношения к нему, но не получая от него никаких реплик на эти подчеркивания. Это была самая первая стадия переговоров украинской директории в моем лице с пердставителями Франции, стадия молчаливого изучения украинцев и в частности меня со стороны одесского командования. По разным случайным данным я вскоре убедился, что настойчивая моя примирительная политика не остается без результатов и что во всяком случае активного выступления против украинских войск со стороны французов ожидать абсолютно нет оснований.
Организационные работы шли спокойно и быстрым темпом. Население района отнеслось очень сочувственно к вновь назначенным комендантам и гражданским комиссарам. Сильная организация кооперативов пришла мне помощь поставкой продуктов для войск, представитель этой организации был Сидоренко, человек огромной энергии и распорядительности (ничего общего с Сидоренко — послом Петлюры не имевший). Бывшие войска д-ра Луценко (он был поставлен во главе гражданской администрации Херсонской губернии) были переорганизованы по определенному плану и во главе их был поставлен, по настойчивой просьбе д-ра Луценко, крайне непопудярный среди них прапорщик Янев, галичанин по происхождению, человек мало образованный в военном отношении, но зато очень смелый и умевший владеть солдатскими массами и, кроме того, имевший весьма большую популярность среди рабочего населения Одессы, и в частности — железнодорожного узла ее. Из этих войск получилось около бригады довоенного состава. Кадры для этих частей взяты из Бельцы, Ананьева и Ольвиополя, из остатков кадров бывшего херсонского корпуса, перемещенных туда при Скоропадском, когда он начал в Одессе формировать добровольцев.
На Раздельной сформировано было два полка (командирами были полк. Музика и полк. Ещенко) полного военного состава с артиллерией (2 батареи по 4 орудия), которые в ближайшем будущем должны были развернуться в дивизию. Установлен контакт с крестьянским атаманом Григорьевым, имевший крупные силы в низовьях Днепра, и с атаманом Хасловским, имевшим свои части между Ольвиополем и Вознесенском. На станциях Бирзула, Помощная, Доминская и Апостолово, а также в Тирасполе и Вознесенске началось формирование отдельных батальонов.
В районе станции Березовка, в Николаеве и Херсоне намечено было формирование полков, но самая работа только подготовлялась. В Елизаветграде формирование пехотного и кавалерийского полков из оставшихся там со времен Скоропадского формирований, правда, не чисто украинских, но, во всяком случае, готовых служить и на Украине.
В Елисаветграде оказалась, кроме того, группа галичан “сичевых стрельцов” (сокольская организация) во главе с д-ром Старосольским, пришедших на Украину во время оккупации ее с полковником Вышиваным (эрцгерцогом Вильгельмом Габсбургским) и оставшихся там по уходе австрийских войск. Д-р Старосольский предложил мне свои услуги для формирования батальона, но, не зная ни его, ни его кадров, я пока ответа ему не давал.
Среди всей этой работы, неожиданно для меня, 2-го января 1919 г. я был вызван головой директории Винниченко в Киев и 3-го отправился туда, предполагая немедленно вновь вернуться на Раздельную. За себя я оставил присланного мне за несколько дней перед этим головным атаманом Петдюрой начальника штаба ген. Матвеева. Назначение это, помимо всякого предварительного сношения со мной, несколько удивило меня, но ген. Матвеева я знал по Петербургу, был вместе с ним в академии ген. штаба и потому не принять его я не мог, тем более, что вообще на украинской военной службе того времени приходилось мириться со многими крайне своеобразными и в европейский армиях не принятыми методами и приемами верховного командования.
Прибыв в Киев 4-го января, я в тот же день был у головы директории Винниченко, но никаких докладов сделать не мог и никаких объяснений причины моего поспешного вызова в Киев не получил, так как в этот вечер директория делала парадный обед представителям партий и внимание председателя ее было всецело поглощено этим обстоятельством.
Будучи приглашен на этот обед, я сразу получил возможность наблюсти картину внутренних взаимоотношений и состояния правящих украинских сфер, неизвестную мне непосредственно с самого отъезда на юг.
Прежде всего самым характерным оказалось, что после того, как директория уже с 20 или с 21 декабря была в Киеве, до сих пор еще не было сформировано правительство, и лишь на этом обеде предполагалось привести партии к соглашению по этому вопросу. Премьером намечен был Чеховский, педагог по специальности, левый с-д по партии, большой украинский патриот в общепринятом интеллигентском понимании этого термина, лично человек безупречной репутации, но без малейшего государственного опыта и знания устройства и техники работы правительственного аппарата.
То обстоятельство, что директория, которая считала себя во время пребывания в Виннице украинским самодержцем, de facto являлась лишь посредником между партиями и посредником без решающего и понуждающего голоса, также представлялось чрезвычайно характерным. То, что партии вели бесконечные пререкания из-за количества портфелей в будущем кабинете, когда со стороны Курска вновь уже определилось наступательное движение большевиков на Украину, когда французское командование в Одессе не желало даже говорить с представителем украинской власти, когда страна была совершенно лишена всяких органов управления, кроме самой директории в Киеве, и когда крестьянские ополчения частью безудержно расходились по домам, частью грозили самой директории (атаман Зеленый, Ангел, так называемая Таращанская дивизия - бывшее ополчение Шинкаря, Григорьев и другие), а иных войск, кроме галичан, у директории не было, - тоже факт, не лишенный характеристики для положения вещей.
Но это была, в общем, картина, знакомая мне еще со времен центральной рады. Поразило же меня особенно в этот вечер одно совершенно новое явление: когда все уже собрались, а обед не начинался, не смотря на присутствие всей директории и представителей партий, я наивно поинтересовался, в чем причина задержки, и узнал, что ждут приезда членов “сичевой рады”. Появление членов этой рады, молодых людей не старше 20-25 лет, превосходно одетых во френчи английского образца, тогда как я ранее большинство из них видел всегда в довольно пожилых австрийских мундирах, было чрезвычайно эффектно и сразу показало, кто хозяева столицы. Во главе с командиром корпуса “полковником” Коновальцем члены рады in corpore вошли в приемный зал бывшего генерал-губернаторского дома, который занимал демократический Винниченко (там же жил и Скоропадский в свое время) и были радостно почтительно встречены Петлюрой и сухо почтительно Винниченко.
Коновалец был прапорщик австрийской службы, формировавший батальон из пленных галичан еще в 1917 году; при Скоропадском батальон был расформирован, но в августе или сентябре тому же Коновальцу в результате его долгих предварительных разговоров с германским командованием поручено было формирование уже бригады в Белой Церкви. Являясь по должности председателем “сичевой рады”, состоявшей из 8 или 10 человек командиров разных частей корпуса, корпусного доктора, фамилию которого я забыл, и штатского человека д-ра Назарука, Коновалец, человек очень хитрый и ловкий, фактически был лишь исполнителем решений рады, лично на себя ничего не беря. Spiritus movens организации был д-р Назарук, пользовавшийся непререкаемым авторитетом среди своих товарищей, вероятно, еще со времени учебных лет на родине (все члены рады были земляками). Он в это время не занимал никакой определенной должности, но числился при директории и что-то там делал. Человек не без способностей, но совершенно неуравновешенный неврастеник, д-р Назарук для государственной работы, особенно в это сложное время, подходил весьма мало. Поэт и писатель по специальности, он прекрасно говорил, логично развивал свои идеи, но фундамента для целесообразного мышления в государственных вопросах совершенно не имел, ограничиваясь кругозором провинциального быта крошечной Галиции. По всем своим убеждениям он был яркий германофил и патриот прежде всего Галиции, а затем Украины, что и сказывалось в методах хозяйничанья рады в Киеве, стремившейся выкачать на родину возможно больше военного и всякого иного имущества для освободительной борьбы ее против поляков. Самым отрицательным типом являлся Чайковский, шеф чрезвычайки, обслуживающий директорию и расправлявшийся с ее недругами не хуже большевиков, знаменитый своей жестокостью и алчностью, не знавший сомнений в выборе средств для наживы до провокационных убийств включительно. Прочие члены рады были довольно незначительны, кроме разве Мельника, спокойного и разумного, хотя и очень молодого человека, совершенно не знакомого не только с государственным, но и с военным обиходом свыше роты.