Скоро о старухе-ниточнице пошла слава по всему городу.

Как-то раз один сосед зашел в гости к зонтичному мастеру и, попивая чай, сказал:

— У вас вот старуха, а у нас с давних времен стоит в нише глиняный старичок, славный такой.

В тот же день старуха-ниточница пропала. Пошли искать, а она в соседнем доме на полке рядом со старичком стоит. Сколько раз не приносили старуху домой — она все убегала. Так и отступились.

И до сих пор в городе Сэндай стоят вместе две глиняные фигурки: старуха-ниточница и седобородый старичок.

ЛУНА НА ВЕТКЕ

На окраине города Мияти, возле храма Асо́-дзи́ндзя[48] находится «Роща старого бога». Там у самой дороги стоит высокое дерево — эноки́[49]. По ночам появлялся в том месте проказливый барсук и морочил людей.

Умел он принимать разные образы, но больше всего славилось его искусство показывать полную луну на ветке.

Влезал барсук на дерево-эноки, вытягивал вперед одну из своих лап, и она становилась раскидистой веткой. Этого мало! Сияла на ветке полная луна. Каждый, кто проходил мимо, останавливался и говорил: «Какая красота!» — а барсук себя не помнил от гордости.

В темные и дождливые ночи призрачная луна разгоралась еще ярче, а прохожие изумлялись еще сильнее.

Однажды в такую ночь, когда ни один луч не пробивался сквозь тучи, барсук решил, по своему обычаю, удивить прохожих.

Шел мимо один человек и вдруг увидел раскидистую ветку, а над нею полную луну. Остановился он и залюбовался:

— Ах, до чего красива луна в «Роще старого бога!»

Но в эту минуту выкатилась из-за облаков другая луна. Стало их сразу две.

— Что за наваждение! — вскричал прохожий.— Две луны! Чудится мне, что ли?

Тут барсук спохватился. Призрачная луна вдруг спряталась позади дерева.

— Ах, вот одна исчезла! — подивился прохожий.— И как раз самая красивая.

Обрадовался барсук похвале и снова показал луну из-за дерева.

— То одна, то две! Непостижимо! Что-то здесь творится неладное. Нет, страшно здесь одному в такую пору!

И прохожий убежал со всех ног.

А вот что случилось в другой раз.

Дождался барсук ночи потемнее, влез на дерево, вытянул вперед лапу-ветку с призрачной луной и поджидает путников.

Вот наконец показался один на дороге. Увидел он призрачную луну и прошептал сквозь зубы:

— Эге, господин барсук! Ты думаешь меня обморочить. Не выйдет! Я сам славно тебя проведу.

Этот путник был человек бывалый и слышал не раз про барсучьи проказы. Барсук старался вовсю. Луна у него так и сверкала, так и горела над темной изогнутой веткой.

Вдруг прохожий сказал:

— Что-то здесь не ладно. Луна в это время должна стоять ниже.

Барсук, услышав это, спохватился, и луна вдруг нырнула вниз.

— И опять не то,— громко говорит прохожий.— Сейчас она стоит уж слишком низко. Отчего это, хотел бы я знать?

Вдруг луна взлетела вверх.

— Чудеса! А теперь съехала куда-то в сторону. Ведь она была правее...

Еще больше растерялся барсук. Луна вдруг пошла вправо.

— Ну и чудно́! Теперь ветка стала короче. Ведь она куда больше торчала в сторону...

Совсем голову потерял барсук. Вытянул он луну-ветку, сколько мог дальше, и не удержался, кувырком слетел с дерева.

Убежал барсук опрометью в чащу, а прохожий, посмеиваясь, пошел опять своей дорогой.

СТРАНСТВИЯ МОЛОДОГО ЮРИВАКА́[50]

В старину, в далекую старину, это случилось, лет тысячу тому назад.

У левого министра[51] Сидзё — верховного правителя Девяти провинций[52] был сын по имени Юривака. С юных лет отличался он умом и мужеством, а в искусстве владеть луком не знал себе соперников. Кто в Девяти провинциях не слышал о подвигах Юривака? Во всем улыбалось ему счастье: молодая жена его Ка́суга-химэ́ была добра и красива.

Но вот в соседней стране Сираги[53] разгорелась великая смута, случались набеги и на побережье Девяти провинций.

По приказу из столицы должен был Юривака отплыть за море с большим войском, чтобы усмирить страну Сираги. Пришлось ему надолго разлучиться с любимой женой.

— Прощай, Касуга-химэ, жди меня в добром здравии. Я непременно вернусь к тебе.

— Прощай, супруг мой, Юривака, береги и ты себя в дальнем пути. А я буду ждать тебя и хранить тебе верность.

Прошло три года.

После долгих и трудных боев усмирил Юривака непокорную страну Сираги и на многих кораблях отплыл вместе со своими воинами обратно к берегам Японии. Захотелось воинам отдохнуть по пути, и вот решили они пристать к маленькому острову в открытом море.

Вышел Юривака и все его спутники на берег. Вечером устроен был пир в честь победы. Давно Юривака не брал в рот ни капли вина и с непривычки сильно захмелел. Уснул он крепким сном.

Но были среди верного войска два брата — Каранака и Мотомаса. Втайне ненавидели они молодого Юривака. Хотелось им присвоить славу победы.

Великое предательство задумали братья. Обманули они ловко сплетенной небылицей всех других воинов и отплыли на кораблях, покинув Юривака одного на пустынном берегу. А прибыв в Японию, братья объявили:

— Предводитель наш Юривака убит в бою.

Все почести достались братьям. В столице пожаловали им звание военачальников. Скоро Каранака и Мотомаса вошли в такую силу, что стали править всеми Девятью провинциями.

Но велико было горе Касуга-химэ. Вспоминая прощальные слова Юривака, она заливалась горькими слезами. Дни и ночи тосковала Касуга-химэ.

Но вот однажды явился к ней посол от Каранака и стал уговаривать ее выйти замуж за своего господина.

А для Касуга-химэ это было хуже смерти. Не стала она и слушать посланного.

— Я жена молодого Юривака. Не пойду за другого.

Много раз засылал к ней сватов Каранака. Никак он не хотел оставить ее в покое. Под конец пришел он в страшный гнев и заточил непокорную Касуга-химэ в темницу.

Крепко захмелел молодой Юривака. Всю ночь проспал он, а наутро видит: покинули его. Пустынно море, не белеет в нем ни одного паруса. Пусто на острове, нет на нем ни души, кроме Юривака!

Но остались у Юривака его могучий лук и верный сокол. Звали этого сокола Футимару. Всюду он следовал за своим господином, не покинул его и теперь.

— Футимару!.. Ты мой единственный друг. Я — прославленный стрелок Юривака упал духом и не надеюсь больше на спасение. Придется мне, видно, погибать одному на безлюдном острове.

Словно понял сокол слова своего господина. Взмыл он кверху и начал с громким криком кружить над головой Юривака, как будто бы хотел ободрить его.

К счастью, на острове росли плодовые деревья и не было недостатка ни в рыбе, ни в птице. Стал Юривака добывать себе пропитание охотой, стрелы его не знали промаха.

А жена его Касуга-химэ вздыхала в дальней темнице. Не раз она думала:

— Хоть бы умереть скорее... Наложить на себя руки — и конец!

Но каждый раз отгоняла эту мысль: «Рано отчаиваться! А вдруг Юривака жив?»

Однажды услышала Касуга-химэ шум птичьих крыльев. Поглядела она сквозь решетку окна и увидела, что с неба, кружась, спускается сокол.

— Ах, неужели это Футимару? Футимару... Значит, жив еще Юривака.

Стала Касуга-химэ гладить сокола, а сердце у нее в груди так и бьется, так и трепещет.

Написала она стихотворение на листке и привязала листок к ноге сокола.

— Лети, Футимару, отнеси эту весточку твоему господину.

Прочитал Юривака письмо своей жены и в лице переменился. Даже ее не пожалели враги! Захотел он написать ей стихотворение в ответ, да нечем было. Тут надрезал он палец и написал письмо кровью на обрывке полотна. Снова полетел верный сокол к Касугахимэ с письмом от своего господина.