— Ты что, уснул? — спросил Грина Морозов. — Твоя очередь. Читай.
Грин вздрогнул и тихо сказал:
— Я не знаю таких стихов.
— Читай, какие знаешь.
— Я стихов не учу.
Лида пожала плечами и стала читать сама. Она читала, полузакрыв глаза, наслаждаясь музыкой слов. Ей было, конечно, наплевать на Грина и на все его переживания. Грин осторожно отодвинул стул и вышел из комнаты.
Поздно ночью, когда все спали, Грин вышел на улицу. Была первая ночь нового года. Грин долго смотрел на далекие зеленые звезды. Он так и не понял, как вышло это, но вдруг он сочинил стихи. Они были короткие, всего в четыре строки:
Засыпая, Грин вспомнил, что месяца не было.
В библиотеке дежурила Лида.
— Мне «Путешествие дона Сааведры в страну Настандию», — попросил Грин.
— У нас такой нет, — Лида посмотрела на Грина недоверчиво.
— Такой книжки нет?! Она стихами написана.
— А кто автор?
— Испанец. Дон Катас де Кахарас.
Лида опять было не поверила, но Грин шепнул ей на ухо:
— Эта книга про моего прапрапрапрадеда. Лида засмеялась.
— Выдумщик!
Грин вспыхнул, взял со стола газету и ушел в самый темный угол. Лида подсела к нему.
— Обиделся?
— А что мне обижаться?
Лида больше не заговаривала, и Грин не выдержал.
— Если хочешь знать, во мне русской крови, может быть, всего одна десятая.
Лида молчала. Грин посмотрел в ее глаза. Девочка слушала серьезно.
— Ты не думай, — сказал он, — я не вру. Мой пра-пра, в общем четыре раза прадед по отцу — испанец. Он вместе с Кортесом завоевал ацтеков. Это в Америке государство такое было. Кортес командовал отрядом в пятьсот человек, а покорил целое государство. Потом ацтеки восстали, Кортес потерял все огнестрельное оружие и почти всех лошадей. И тут дорогу ему преградило войско в двести тысяч человек. Кортес поставил моего деда возле себя. Они пробились к шатру ацтекских королей, убили их, сорвали знамя, и вражеское войско обратилось в бегство. Мой дед получил в жены могиканскую принцессу. Теперь считай. Во мне, значит, испанская кровь — раз и могиканская — два. А дальше так. Сын этого деда приехал в Европу и женился на турчанке. Их сын командовал отрядом янычар в Очакове и попал в плен к казакам.
Грин разгорячился, глаза у него заблестели.
— Ты считай, считай, — говорил он. — Значит, испанкая кровь, могиканская, турецкая, русская — четыре. тот янычар тоже был не чистокровный турок. Его мать— дочь потомков Чингис-хана, а сам он женился на прекрасной француженке.
Ты считаешь? Значит, испанская, могиканская, татаромонгольская, турецкая, французская — пять и русская — шесть.
— Да, у тебя очень знаменитые предки, — сказала Лида.
Грин засмеялся.
— Я тоже буду знаменитым.
Долго не спали. Грин рассказывал о своих удивительных приключениях. Оказалось, что он родился в тайге, что первые три класса кончил на Дальнем Востоке. Успел побывать на острове Пасхи, несколько дней жил в Индии и терпел кораблекрушение у берегов Гренландии. Случилось это так. Вместе с отцом Грин плыл на пароходе из Петропавловска-на-Камчатке во Владивосток. Пароход был старый. Налетел тайфун, судно потеряло управление, и его целых две недели носило по волнам Тихого океана.
Когда шторм ослабел, оказалось, что пароход дрейфует недалеко от острова Пасхи. Машина была повреждена, и капитан дал приказ причаливать.
Даже Сашка Шиков, который сначала посмеивался над выдумками Гринчика, развесил уши, когда тот рассказал всякие подробности из жизни мальчишек острова Пасхи.
В палату пришел вожатый.
— Мы Грина слушаем, — сказал Шиков. — Он у нас в Индии был.
— Правда? — вырвалось у Александра Сергеевича.
— Они врут, я сплю, — отозвался Грин сонно.
— Не притворяйся, рассказывай! — » попросил Тарасов.
— Я, Александр Сергеевич, все им выдумал. Ни в какой тайге я не жил и по морю никогда не ходил.
— А ты думаешь, мы тебе верили? — ехидно спросил Флит.
— Я верил, — сказал Тарасов.
— Все верили, — сказал Петя. — Хоть бы в какое-нибудь приключение попасть!
— Лежи, сопи! Приключения захотелось, — сказал Сашка.
— Надоело все. Жизнь у нас уж больно спокойная. Учись, собирай металлолом, в кино ходи…
— Где это, Петя, ты увидел спокойную жизнь? — спросил Александр Сергеевич.
— Ну, а что? Конечно, спокойная.
— Спокойная… Убирали мы урожай на целине. На току работали. Ток у нас открытый был. Дожди пошли. Зерно стало гореть, прорастать. Нам приказали испорченное зерно выбрасывать в бурьян…
Грин заволновался.
— Как же так выходит? Добро у нас всенародное. Лучше бы курам отдали.
— Выходит, что поменьше успокаиваться надо, — сказал Александр Сергеевич.
Шиков откликнулся из своего угла:
— Мы в прошлом году картошку убирали. Урожай плохой был. А выкапывали картошку комбайном. Наверху лежит одна-две, а копнешь руками — клубни. Мы старались сначала. С непривычки спины у всех заболели, работа медленно идет. И приезжает бригадир. Шустрый такой. Спрашивает: «Что вы, хлопцы, на одном месте по часу сидите? Смотрите, как убирать надо». И пошел по полю. Подхватит ту картошку, что сверху лежит, — и дальше. Мы ему говорим: «Вы землю копните. Там картошка». А он смеется: «Мне, мальчики, площадь надо убрать. Не картошку, а площадь. Ясно?»
— А вы что? — спросил Грин.
— Что мы? Обрадовались…
— По морде бы вас!
— А знаете, — сказал тихо Флит, — я летом был с мамой на озере Селигер. И там в туристском лагере трактором раздавили совсем хорошие лодки.
— Зачем?
— Они были устарелой конструкции. Их списали. Местные жители хотели купить лодки, но их не продали. Положили в ряд, и трактор по ним проехал.
Грин вскочил.
— Что же это получается? У нас же социализм?
— Лежи, — сказал Шиков. — У нас с тобой спокойная жизнь.
— Я так думаю, — Грин стоял на постели, кутаясь в простыню. — Мы должны бороться вот с такими бригадирами! Если только подумать, если только подумать…
— Наши папы не любят, когда дети суют нос в их дела, — сказал Шиков.
— Какие мы дети? Гайдар воевал в эти годы, Володя Дубинин воевал… А мы — дети!
Ребята притихли, думали…
Вдруг наступила оттепель. Снег сползал с елок, и все утро в лесу шла пальба.
— Лыжная прогулка срывается, — сказал начальник лагеря. — Чем займем детей?
Был предложен культпоход на дачу детского писателя Чураева. Начальник решительно возразил:
— Нет, товарищи, это мероприятие не пройдет. Гвоздь программы полагается оставлять на закуску. Как вы думаете, Александр Сергеевич?
Тот пожал плечами.
— Мне кажется, ребятам и в городе надоели мероприятия. Давайте хоть раз оставим их без нашей опеки.
— А может, викторину все-таки устроить? Или вечер аттракционов?
Александр Сергеевич заволновался.
— Ну, а почему нельзя дать ребятам свободный день? Ну, честное слово, почему?
В дверь постучали.
— Простите, — сказал Морозов. — Александр Сергеевич, можно вас на минутку?
— Пожалуйста.
Разговор за дверью был шумный и короткий.
— Ну вот, — сказал вожатый, заходя. — Я же говорил.
— Что?
Ребята без нас организовались. Сегодня привезли на кухню дрова. Решено: перепилить и переколоть.
Морозов не знал, что такое борьба за авторитет. Его признавали вожаком всюду и сразу. Он никогда не дрался, но к задирам подходил смело, спокойно, и те почему-то пасовали. Учился Морозов в девятом классе и в лагере был самым старшим. Он отлично понимал двойственность своего лагерного положения.