Медведи не рычали. Они спокойно, с удивительным знанием дела доставали “обезьян” и отправляли их в пасть. У ног каждого уже образовались маленькие холмики из костей. Вдруг все исчезло. Хайгенс потушил фонарь. Медведи деловито жевали в темноте.

— Это — кровопийцы, — спокойно сказал Хайгенс. — Они высасывают кровь у жертвы, как вампиры, причем ухитряются не будить ее. — А когда жертва уже мертва, вся братия съедает труп. Но у медведей густая шерсть и они просыпаются от малейшего прикосновения. Кроме того, они всеядны. Они едят все, за исключением сфиксов. Я уверен, что эти ночные гости пришли позавтракать. Но обратно они уже не уйдут. Они сами оказались лакомым блюдом для медведей.

Роун вскрикнул. Он включил маленький фонарь и увидел, что вся рука у него в крови. Хайгенс вынул из кармана перевязочный пакет, смазал и забинтовал ранку. Только сейчас Роун заметил, что Наджет что-то жует. Когда зажгли яркий свет, медвежонок уже все проглотил. Это он поймал и съел вампира, который присосался к Роуну. К счастью, ранка оказалась пустяковой.

Утром они снова двинулись вдоль крутого откоса плато. Роун долго не мог успокоиться.

— Роботы не справились бы с этими вампирами, — сказал он наконец.

— Да, можно было бы сконструировать специального робота, который следил бы за ними, но есть их вам пришлось бы самому. Что касается меня, то я предпочитаю, чтобы это делали медведи, — ответил Хайгенс.

Он шел впереди. Здесь не нужно было сохранять строй, необходимый для путешествия по лесу. Медведи легко брали крутые подъемы, так как толстые подушки на лапах помогали им удерживаться на скользких скалах. Но Хайгенс и Роун с трудом волочили ноги. Дважды Хайгенс останавливался и в бинокль осматривал местность у подножия гор. Высокий пик, торчащий, как нос корабля, на краю плато, заметно приблизился. В полдень они увидели его над горизонтом, в пятнадцати милях от места их стоянки. Это был их последний привал.

— Проход свободен. Сфиксов внизу больше нет, — сказал весело Хайгенс. — И даже на склонах не видно. Теперь нам нужно воспользоваться тем, что одна стая прошла, а другая еще не появилась. Мне кажется, что мы пересекли путь их миграции. Поглядим, что там у Семпера.

Он подал знак орлу. Тот сразу же поднялся в воздух. Хайгенс стал смотреть на пластинку. Через несколько мин нут Семпер летел над краем плато. Там уже была растительность, затем земля на пластинке быстро завертелась, и они увидели пятна кустарника. Семпер поднялся еще выше. На экране появилась пустыня, лежащая в середине плато. Сфиксов нигде не было. Только один раз, когда орел резко накренился и аппарат запечатлел плато во всю длину, Хайгенс увидел сине-рыжие точки. Мелькнули какие-то темные пятна, похожие на сгрудившееся стадо. Это были не сфиксы, так как они никогда не собирались в такие стада.

— Лезем прямо наверх, — сказал Хайгенс. Он был чем-то очень доволен. — Мы здесь пересечем плато. Думаю, что по дороге к вашей колонии мы узнаем кое-что интересное.

Он сделал знак медведям, и те послушно стали карабкаться в гору.

Через несколько часов, незадолго до захода солнца, они достигли вершины, и здесь они увидели дичь. Правда, не очень много, но все же это была настоящая дичь на зеленой, покрытой травой и кустарником окраине пустыни. Хайгенс подстрелил какое-то животное, которое явно не было жителем пустыни.

К ночи стало холодно. Температура здесь была значительно ниже, чем на склонах. Воздух был очень разреженный. Роун вдруг сообразил в чем дело. В “носовой” части горы воздух был совершенно неподвижен. Там не было ни единого облачка. Тепло, исходившее от земли, попадало в пустое пространство. Ночью, по-видимому, там было дьявольски холодно. Он сказал об этом Хайгенсу.

— Да, и очень жарко днем, — ответил тот. — Там, где воздух разрежен, солнце сильно палит, а в горах всегда ветер. Днем земля здесь накаляется, как на планете, лишенной атмосферы. В полдень здесь, должно быть, не меньше ста сорока — ста пятидесяти градусов, а ночью очень холодно.

Вскоре они убедились в этом. Еще до наступления ночи Хайгенс разжег костер. Температура упала ниже нуля, и можно было спокойно спать, не опасаясь ночных гостей. К утру люди совершенно закоченели, но медведи спокойно храпели, и когда Хайгенс поднял их, бодро двигались вперед. Казалось, они наслаждались утренним морозом. Ситка и Сурду развеселились и начали бороться, награждая друг друга тумаками, которые могли бы размозжить человеку голову. Наджет так внимательно следил за ними, что от возбуждения даже чихнул. Во взгляде Фаро Нелл мелькнуло чисто женское осуждение.

Они пошли дальше. Семпер стал каким-то вялым. После каждого полета он отдыхал на тюке, что лежал на спине Ситки. Он сидел на самом верху и оттуда обозревал ландшафт, который все время менялся. Зеленые заросли перешли в унылую пустыню. Семпер сидел с важным видом и упорно не желал летать. Парящие птицы не любят летать, когда нет ветра, который создает воздушные потоки, облегчающие движение.

Хайгенс показал Роуну на увеличенном стереоснимке маршрут, по которому они шли, и место, откуда подавались сигналы бедствия.

— Вы все это мне объясняете, на случай если с вами что-нибудь произойдет? — спросил Роун. — Может быть, это и имеет смысл, но как я смогу помочь тем людям, даже если доберусь до них?

— Вам смогут пригодиться ваши познания о сфиксах, — ответил Хайгенс, — и медведи будут вам хорошими помощниками. На станции я оставил записку. Всякий, кто приземлится на посадочном поле — ведь сигнальные огни включены, — найдет указания, как добраться до нас.

Роун брел рядом с Хайгенсом, с трудом поспевая за ним. Узкая зеленая полоса осталась позади, и они шагали по мелкому песку.

— Послушайте! — сказал Роун. — Меня интересует одна вещь. Вы сказали, что вас считают похитителем медведей на вашей родной планете, и вы сами сознались, что это — ложь, которую вы придумали, чтобы спасти своих друзей от преследования Колониальной службы. Сейчас вы каждую минуту рискуете жизнью. Вы пошли на большой риск, оставив меня в живых. Теперь вы рискуете еще больше, отправляясь на поиски людей, которые смогут подтвердить, что вы преступник. Для чего вы все это делаете?

Хайгенс усмехнулся.

— Потому что я не люблю роботов. Мне противно думать о том, что они командуют людьми.

— Ну и что из этого следует? — нетерпеливо спросил Роун. — Не понимаю, почему ваша неприязнь к роботам могла толкнуть вас на преступление. Тем более что это неправда. Люди не подчиняются роботам.

— Нет, подчиняются, — упрямо повторил Хайгенс. — Я, конечно, человек с причудами, но я счастлив, что могу жить на этой планете по-человечески: ходить куда хочу и делать все, что мне нравится. Медведи — мои друзья и помощники. Скажите честно, Роун, если бы попытка создать здесь колонию роботов не потерпела неудачу, разве люди могли бы жить здесь так, как им хочется? Едва ли. Они бы строили свою жизнь под диктовку роботов. Они вынуждены были бы вечно находиться за заборами, которые построили роботы; они всегда ели бы только то, что им приготовят роботы. Человек не может даже подвинуть кровать поближе к окну, потому что роботы, занимающиеся домашней работой, перестанут действовать. Роботы хорошо обслуживают людей, как им и положено это делать, но за это людям больше ничего не остается, как служить роботам!

Роун покачал головой.

— Ну что ж! Пока люди пользуются услугами роботов, они должны довольствоваться тем, что роботы могут им дать. А если вы не хотите принимать их услуги…

— Я хочу решать сам, а не ограничиваться тем, что мне предлагают, — возразил Хайгенс. — На моей родной планете мы почти добились этого с помощью оружия и собак. Потом мы начали приручать медведей, которые частично избавили нас от услуг роботов. Но сейчас, когда появилась угроза перенаселения, когда не хватает места даже для людей, не то что для медведей и собак, человек все больше и больше попадает во власть роботов. Он вынужден пользоваться тем, что ему может дать цивилизация роботов. Чем больше мы зависим от них, тем больше ограничен наш выбор. Мы не хотим, чтобы наши дети зависели от этих машин и страдали из-за того, что роботы не могут обеспечить их всем необходимым. Мы хотим, чтобы они выросли полноценными мужчинами и женщинами, а не проклятыми автоматами, у которых в жизни одна цель — управлять роботами и постоянный страх, что без роботов они не смогут существовать. Вы считаете, что все это не похоже на подчинение роботам?