Принц сунул меч в ножны, одернул камзол и приготовился к встрече. Даже прошел к двери и распахнул ее, приглашая к себе тех, кто ворвался во дворец.

— Сюда, сюда!

Возглавляемые Барбо, солдаты смели принца с пути, ворвались в ярко освещенный зал, огляделись. Увидели лежащего на полу, залитого кровью капитана, все, как один, повернулись к принцу и грозно двинулись на него.

Но Синибальди гордо выпрямился, не выказывая паники.

— Если вы тронете меня хоть пальцем, пеняйте на себя, — предупредил он их. — Я принц Маркантонио Синибальди, посол Венеции.

— Будь ты принцем Люцифером и послом ада, тебе придется ответить за содеянное здесь, — прорычал в ответ Барбо, — и за все раны нашего капитана. Взять его!

Солдаты с готовностью повиновались, ибо любили своего командира. Напрасно венецианец ругался, угрожал, молил, протестовал. Они вели себя так, словно и слыхом не слышали о неприкосновенности посла. Принца обезоружили, заломили руки за спину, связали их, как обычному преступнику, тычками вытолкали из зала, свели по лестнице и оставили, без плаща и шляпы, на продуваемой ветром улице.

Двое солдат, согласно приказу Барбо, остались в зале, сам он, опустившись на колени, склонился над своим капитаном, чтобы посмотреть, дышит ли тот. Грациани тут же открыл глаза, с помощью Барбо сел, смахнул с глаз ослепившую его кровь. Барбо и ругался, и улыбался от радости.

— Жив я, Барбо, жив, — говорил Грациани едва слышным шепотом. — Но, клянусь Богом, ты поспел вовремя. Еще минута, и для меня все было бы кончено, да и для герцога тоже, — он чуть улыбнулся. — Когда я понял, что героизм более не для меня, мне пришлось схитрить. Если не можешь играть льва, приходится удовлетвориться ролью лисы. С такой раной на голове и залитым кровью лицом нетрудно притвориться покойником. Но я оставался в сознании, а потому слышал все, что здесь говорилось, хотя не мог пошевелить и пальцем… — он запнулся, голова его поникла, чувствовалось, что уходят последние силы. Но Грациани все-таки сумел продолжить, ибо слишком многое зависело от его слов. — Немедленно отправляйся к герцогу, Барбо. Поторопись! Скажи ему, что против него готовится заговор… Что-то должно случиться этой ночью… Те, кто успел удрать отсюда, не успокоятся. Пусть поостережется. Иди скорее. Скажи ему, что я…

— Их имена! Имена! — воскликнул Барбо, видя, что капитан вот-вот потеряет сознание.

Грациани посмотрел на него невидящими глазами. Губы его шевельнулись, но с них не слетело ни звука. Веки опустились, голова упала на плечо Барбо. Он выполнил свой долг, предупредил герцога о заговоре и провалился в блаженное забытье.

Глава 3

Спешность, на которую напирал Раньери, говоря, что покончить с герцогом необходимо этой ночью, объяснялась просто: наутро Чезаре Борджа покидал Римини, чтобы повести армию на Фаэнцу.

А потому члены совета и дворянство города дали в его честь прощальный банкет. На него собрался не только весь цвет общества Римини, но и многие дворяне, изгнанные из своих поместий Малатестой, а теперь вернувшиеся, дабы получить назад отнятое у них тираном. Пришли они с женами, чтобы засвидетельствовать почтение герцогу, пообещавшему восстановить справедливость и помочь незаслуженно обиженным.

Присутствовали на банкете и послы некоторых итальянских государств, посланные в Римини, чтобы поздравить Борджа с очередной победой. Но напрасно выискивал среди них молодой герцог Маркантонио Синибальди, чрезвычайного посла Венецианской Республики. Не было его среди разодетых придворных, и герцог, который никогда ничего не упускал, сердито хмурился: он не любил загадок, а потому его очень интересовало, чем вызвано отсутствие посла недружественного ему государства.

Отсутствие это казалось тем более странным, что жена принца, стройная блондинка в усыпанном драгоценностями платье, сидела по правую руку от герцога, между председателем городского совета и папским легатом, то есть на почетном месте, свидетельствующем о том, сколь высоко ставит герцог Республику, которую представлял при его дворе ее муж.

Мог бы заметить герцог и отсутствие еще одного человека, графа Раньери, который, однако, предупредил председателя совета, что не придет, сославшись на плохое самочувствие. Но мысли Борджа были заняты принцем. Он сидел на троне, молодой, энергичный, в камзоле из золотой парчи, и задумчиво оглядывал зал, а пальцы его то и дело теребили бороду.

Банкет подходил к концу, и кастелян уже просил гостей отойти к стенам, дабы освободить середину для актеров, посланных из Мантуи прекрасной маркизой Гонзага. Они собирались сыграть комедию, чтобы повеселить благородное общество.

Но неожиданно комедия обернулась трагедией, состоящей, правда, из монолога, произнесенного одним актером, раскидавшим по пути слуг, загораживавших ему путь к герцогу. Как уже понял читатель, актером этим был посланный Грациани Барбо.

— Мой господин! — воскликнул он. — Герцог, господин мой! — одновременно он все еще отпихивал слуг, не оставивших попыток остановить его. — Прочь с дороги, скоты! Говорю вам, я должен поговорить с его светлостью. Прочь с дороги!

Шум в зале стих. Одних придворных покоробило появление в зале солдафона, другие подумали, что это начало спектакля.

И тут же раздался суровый голос Борджа: «Дайте ему пройти!»

Слуги мгновенно исполнили приказ, ибо у Барбо были тяжелые кулаки, и он, не задумываясь, пускал их в ход. А Барбо твердым шагом направился к герцогу, отдал честь.

— Кто ты? — рявкнул Борджа.

— Меня зовут Барбо, — ответил солдат. — Я служу в кондотте мессера Анджело Грациани.

— Почему ты ворвался сюда? Что тебя привело?

— Заговор, мой господин, вот что привело меня к вам… — отрапортовал Барбо.

Придворные ахнули. Лицо же Борджа оставалось бесстрастным. Он ждал продолжения, не сводя глаз с посыльного. И Барбо заговорил дрожащим от волнения голосом:

— Мой капитан, мессер Грациани, лежит без чувств с разбитой головой в некоем доме, а иначе он стоял бы сейчас перед вами, мой господин, и дал бы вам полный отчет о случившемся. Я же могу рассказать о том немногом, что видел сам, да передать вам несколько его слов.

По его приказу мы, солдаты его кондотты, наблюдали за неким домом, в который он вошел в первом часу ночи. По получении определенного сигнала нам было велено ворваться в этот дом. Сигнал мы получили. Действуя согласно приказу…

— Подожди, подожди, — прервал его герцог. — Давай с самого начала и попроще. Ты вот сказал, некий дом. А конкретнее?

— Дворец графа Раньери, мой господин.

По залу прошелестел шумок, а справа от герцога раздался легкий вскрик. Вскрик этот привлек внимание Борджа, он чуть повернул голову и увидел, что принцесса Синибальди, побледнев, как полотно, откинулась на спинку кресла, ее синие глаза переполнял страх. И герцогу вполне хватило увиденного, чтобы догадаться о причине отсутствия Синибальди. Теперь он знал наверняка, где принц провел этот вечер. И пусть Барбо еще не рассказал о заговоре, что замышлялся против него, герцог не сомневался, что Синибальди приложил к нему руку.

А Барбо тем временем продолжил:

— По сигналу, мой господин, мы ворвались…

— Подожди! — вновь оборвал его герцог.

Поднял руку, и в зале мгновенно воцарилась тишина.

Барбо застыл, с нетерпением ожидая, когда же ему дозволят окончить рассказ. А взгляд герцога нашел посла Венеции Паоло Капелло, сидевшего слева от него. Напряженная поза, отразившаяся на круглом лице тревога еще более убедили Чезаре в том, что он не ошибся в своих рассуждениях.

Итак, за заговором стояла Венеция. Интриги этих торгашей привели к тому, что в доме Раньери одному из его капитанов разбили голову. И теперь посол Венеции при его дворе желает знать, что же произошло с чрезвычайным послом, чтобы незамедлительно принять надлежащие меры.

Чезаре знал, сколь опасно недооценивать хитрость и изворотливость Республики святого Марка и ее послов. Он понимал, что идет по тонкому льду, а потому действовать надлежит с предельной осмотрительностью. И, уж конечно, мессеру Капелло незачем слушать рассказ солдата, ибо не зря говорили древние: «Предупрежден — вооружен». Пусть посол пребывает в неведении. Может, его нерешительность и поможет выставить напоказ козни Венеции.