Недостаток данной стратегии состоит в том, что, подходя для полных эмигрантов, она не годится для полу-эмигрантов и, соответственно, для ученых-челноков, которые для того, чтобы успешно челночить, должны время от времени появляться в родных пенатах. Но у них есть другой путь создание иллюзии своего постоянного присутствия. Это нетрудно, поскольку сейчас отечественные ученые появляются в своих НИИ лишь в дни зарплаты (исключением служат те, кто живет в коммунальных квартирах или с тещами и поэтому использует любой повод удрать из дома), да и то не все. А вопрос «где же этот Непоявленцев? Не умер ли он?» начинают задавать не раньше, чем через год после того, как его увидят в последний раз. Так что теоретически не составляет труда, прожив, скажем, год на Гадских Островах, поддерживать впечатление, что живешь на своей даче в Подмосковье. И полу-эмигрант мало рискует быть причисленным к балансирующим на грани сокращения ПЭ.
Подвести его может только собственное честолюбие. Дело в том, что и полу-эмигранты и особенно полные эмигранты подверженыизвестной болезни, которую психиатры называют «синдром Александра Первого». Они любят въезжать в родные НИИ на белом коне, с видом победителей, которые одержали историческую победу, урвав что-либо «за бугром». Их легко понять: они столько сил и времени тратят на то, чтобы там закрепиться, что, закрепившись, в праве рассчитывать на восхищение бывших соотечественников. И при этом совершают большую политическую и психологическую ошибку. Все ученые, как уже неодконократно отмечалось, делятся на «местников» и «космополитов». «Космополиты» сами мечтают оказаться за рубежом, но испытывают к своим более удачливым коллегам не восхищение, а совсем иные чувства, обычно думая: «гений-то я, а повезло этому Пройдохину». «Местники» же либо вообще не понимают, чем именно гордится уехавший, либо относятся к нему с патриотическим презрением. К тому же оба типа ученых склонны рассматривать постоянную работу за рубежом как привилегию, которую надо заслужить. И если Пройдохин не снискал лавров здесь, то его успех там, к тому же сильно им приукрашенный, воспринимается как незаслуженный выигрыш в лотерею.
Раздраженные коллеги, скорее всего, прямо не выразят своего раздражения. Более того, они почтительно отсалютуют въехавшему на белом коне, но на первой же аттестации попытаются выбить его из седла. И, возвратившись из очередного длительного вояжа, он может обнаружить, что уволен по сокращению штатов. Стремление служить пробкой в бутылке, слишком большой и явно небескорыстный интерес к идеям своих российских коллег, нежелание знакомить их с зарубежными учеными и т. п., т. е. все то, что составляет основу успешного существования УЧ, тоже не нравится этим коллегам, особенно понимающим смысл подобного поведения. В результате ученый-челнок всегда находится в непростом положении то Хлестакова, который рискует быть изобличенным и с позором выдворенным из благочестивой компании, в которую он попал обманом, то купца, который, обманывая доверчивых аборигенов, рискует быть ими съеденным.
Но настоящего «космополита» все эти трудности не остановят и не отвратят от эмигрантских намерений. Во-первых, они с лихвой перекрываются преимуществами челночного образа жизни как климатическими, так и прагматическими, и, если бы было по-другому, он не стал бы столь распространенным. Во-вторых, он романтичен и переполнен такой же романтикой, какой был наполнен образ жизни наших первых купцов, менявших сибирскую пушнину на изделия венецианских мастеров. Кроме того, эмигрант это тип личности, а не просто человек, переехавший из одной страны в другую. Ген эмигрантности передается ему от родителей, с момента рождения он обречен эмигрировать и непременно сделает это, если ему не помешает какой-нибудь железный занавес. Вопрос только, когда именно и при каких обстоятельствах, который, впрочем, принципиального значения не имеет. А тот самый «триггер» конфликт с женой, с начальником или с коллегами, который должен сработать, чтобы потенциальный эмигрант уехал, часто им же и создается: дабы сжечь мосты и подтолкнуть себя к достижению заветной цели. И поэтому, как давно известно, эмигранты очень конфликтны, а предшественники наших нынешних эмигрантов диссиденты постоянно ссорились не только с государством, но и со всеми, с кем можно было поссориться, в том числе и друг с другом.
Все сказанное, демонстрирующее, что ученый-эмигрант это особый тип личности, характеризующийся такими личностными чертами, как повышенная конфликтность, синдром Александра Первого и т. д., вместе с тем не позволяет однозначно квалифицировать эмиграционное поведение. Одни исследователи считают, что оно вид невротической патологии, другие что это атавизм, оставшийся нам от наших предков, напоминающий и поведение перелетных птиц, и традиции степных кочевников, третьи что оно, наоборот, представляет собой новый и прогрессивный вид поведения, который благодаря прозрачности границ и самолетам со временем освоит все человечество. Считающие же, что эмиграция это болезнь, в подтверждение своей позиции обычно указывают на то, что к ней склонны не все популяции, а лишь некоторые, а периоды ее обострения совпадают с другими патологическими явлениями в обществе, такими, как криминализация всей общественной жизни, резкое возрастание количества самоубийств и др.
Для того, чтобы считать склонность к эмиграции болезнью, а эмиграционную активность видом психической патологии, пока нет достаточных оснований. Тем не менее в официальной медицине государственных решений ее принято считать именно болезнью, от которой постоянно ищутся лекарства. Эту болезнь принято называть «утечкой умов», а то и вообще «утечкой мозгов», а в качестве лекарств предлагаются различные средства ее предотвращения. Самое радикальное из них, не без успеха использовавшееся в недавнем прошлом, просто никого никуда не выпускать сейчас неприменимо из-за существующих в медицинском сообществе конвенций. Остаются, в основном, различные инъекции например, дополнительные финансовые вливания потенциальным эмигрантам в виде именных стипендий для молодых и, соответственно, наиболее подверженных эмиграционной болезни, а также «иррациональная» психотерапия в виде внушения им того, что у нас не все так плохо, что и у отечественной науки есть неплохие перспективы и т. д. Иногда используется и «рациональная» психотерапия, построенная на внушении пациентам более реалистичной картины. Например, им разъясняют, что и за рубежом они никому не нужны, что там их тоже не ждет ничего хорошего. Но возможности «рациональной» психотерапии ограничиваются тенденцией всех категорий наших отечественных больных верить в чудеса. В целом же пока все эти меры малоэффективны, и специалисты высказывают мнение о том, что эмиграционная болезнь нашего общества, если это, конечно, болезнь, в ближайшем будущем излечена не будет.
В последнее время, впрочем, возникло, причем естественным путем тем самым, каким любой организм без всяких лекарств обретает способность противостоять разрушительным вирусам, новое средство от эмиграции: т. н. «электронная утечка умов». Ее суть в том, что ученый, в генах которого заложена потребность в эмиграции, удовлетворяет ее виртуальным путем с помощью Интернета и электронной почты, а не путем физического перемещения за рубеж. Конечно, виртуальная эмиграция довольно условна: виртуальный эмигрант не любуется Эйфелевой башней, не гуляет по Бродвею, не ловит рыбу в Онтарио, да и вообще не считает себя эмигрантом и не считается таковым. Но в самом главном «электронная утечка умов» близка к традиционной форме «утечки»: в обоих случаях утекающие умы обогащают не нашу страну, а кого-то другого.
Завершая эмиграционную тему, следует сказать, что, хотя формула «коммунизм (капитализм) это советская власть (ее отсутствие) плюс эмиграция всей страны» не вполне верна, у утечки умов из нашей страны, особенно у эмиграции наших ученых, вне всякого сомнения, большое будущее. Это может быть продемонстрировано путем несложных расчетов. Например, американцы, как подчитано экономистами (не нашими), на привлечении одного зарубежного инженера экономят в среднем 253 тыс. долл., врача 646 тыс., специалиста научно-технического профиля 800 тыс., так что перекачка «мозгов» это очень выгодное занятие. На наших обществоведах, правда, заработать сложнее: среднестатистический российский обществовед стоит на родине доллара 235 тыс. В силу данного обстоятельства за рубеж вывозят, в основном, наших естествоиспытателей и технарей, а наши гуманитарии пользуются там меньшим спросом, составляя не более 10 % экспорта отечественных «мозгов». Но и они, если это не историки КПСС или преподаватели научного коммунизма, в общем и целом рентабельны.