— Пусти, мама, с ним, — заныл Павлик, не дав досказать Косте. — Он вон какой большой, с ним можно. Пусти, а?..

— Куда пустить?

Вскоре всё разъяснилось. Мать подумала-подумала, расспросила Костю — кто он, где живёт — и пустила Павлика, дав даже целый рубль на автобус.

Костя… Костя — это не Вовка! Вовке надо ещё в восьми классах учиться, чтобы стать таким. Много чего Вовка знал, но Костя… Даже сравнить нельзя! Костя сам бы, наверно, мог учителем быть.

Павлик, например, ещё не видел, какие бывают шлюзы, а Костя так понятно все рассказал, что можно даже с закрытыми глазами представить себе, что такое шлюз.

От Волги идёт канал, как переулок от улицы. А в самом конце такого переулка — ворота. Ну — как во двор. А за воротами двор, похожий на большой-большой ящик с высокими стенками. И на дне этого ящика налита вода. Когда пароход приближается к шлюзу, ворота раскрываются и пароход входит в него. Вошёл — и ворота снова закрылись наглухо. Как в клетке, сидит пароход в таком ящике и даже не чувствует, что его поднимает всё выше и выше, потому что шлюз ещё больше наполняют водой. Это делают потому, что с одной стороны, за плотиной, вода держится высоко, а перед плотиной — низко. Вот в шлюзе её и уравнивают, чтобы пароход не прыгал бы вниз, как в яму, или не взбирался бы, как на гору. А потом, когда пароход поднимется до нужного уровня, раскрываются другие ворота, и пароход по другому переулку-каналу, как на улицу выходит снова на Волгу. А без шлюза ему не пройти, потому что река, как стеной, перегорожена высокой плотиной.

— Ясно? — спрашивал Костя.

— Ясно, — отвечал Павлик.

Автобус быстро привёз их на стройку. Павлик вышел, осмотрелся — везде какие-то чудеса. Высоко-высоко над Волгой, под самым небом, натянута сетка, а над ней по канатам движутся вагонетки. Одни — туда, а другие — сюда. Много их. Так и снуют всё время.

На высоченной насыпи у самого края крутого обрыва стоит паровоз и пыхтит, вот-вот собираясь тронуться. А ехать ему некуда. Если сделает хоть один шаг, — полетит вниз и разобьётся.

— Костя, зачем паровоз забрался туда? Куда же он ехать хочет?

— Никуда не поедет, — успокаивает Павлика Костя. — Он просто стоит, как котельная. Для работы на стройке пар подаёт.

На большом мосту, поднявшемся над Волгой, стоят какие-то машины, издали похожие на птиц-великанов. Наклонит такая птица длинную шею, клюнет, поднимет пучок тонких прутьев и перенесёт их в другую сторону, словно собираясь вить себе из этих прутьев гнездо. Потом высмотрит что-то ещё, снова клюнет и поднимет, например, бадью, доверху наполненную жидким бетоном. Множество прутьев уже торчит из гнёзд этих птиц, а они приносят всё новые и новые пучки и опять заливают их бетонным раствором.

Этих птиц называют портальными кранами, а прутья, которые они подбирают своими клювами, — стальной арматурой.

Как громадные утки, сидят на воде или медленно кружатся по затону неуклюжие земснаряды. От них тянутся длинные трубы, по которым вода гонит песок, поднятый с речного дна, и посреди Волги намываются длинные песчаные косы.

А на берегу стоит экскаватор. Он разинет зубастую пасть, наберёт земли, камней, — всего, что ему попадется, — и выплюнет в кузов грузовика-самосвала. Всё время экскаваторы землю грызут, а самосвалы всё возят и возят.

Костя сказал, что вон на том берегу стоял в высокой шапке Царёв курган, а его грызли-грызли экскаваторы и оставили без шапки и без головы.

Много чего насмотрелся в этот день Павлик, но и это ещё было не главное.

— Подожди, — сказал вечером отец, когда Павлик восторженно рассказывал обо всём, что видел на стройке. — Вот подойдёт день, когда станут Волгу перекрывать, тогда действительно чудо из чудес будет.

— А когда станут перекрывать? — нетерпеливо спрашивал Павлик.

— Теперь недолго осталось ждать.

И этот день подошёл.

Накануне отец сказал матери:

— На завтра, Варюша, от всех домашних дел освобождай себя. Идите с Павлушкой перекрытие Волги смотреть.

Отец был весёлый, довольный. Ему, вместе с другими самыми лучшими шофёрами стройки, поручалось начинать перекрытие русла Волги. Мать любовным взглядом посматривала на него, и Павлик тоже был очень рад. Вон какой его отец! В числе самых лучших!

Ко дню перекрытия все готовились как к большому празднику. Только и разговоров было об этом. Всю жизнь текла могучая Волга по своему произволу, иногда, в половодье, творя много бед, а теперь навсегда преграждался её былой путь. И каждому хотелось увидеть, как это произойдет.

Людей на берегу набралось столько, что никому, наверно, не сосчитать. И все были взволнованы. Костя, Вовка, Алик, Минька и другие знакомые Павлику ребята тоже были где-то здесь, но где?.. Разве найдёшь их среди стольких людей?

Теперь Волга прорывалась вперёд только узким, пенистым и шумящим потоком. Река злилась, что её теснили с боков несокрушимые валы плотины. Только попадись ей что-нибудь на пути, так мигом и унесёт. Ни за что не догонишь.

Строители навели на этот проток деревянный мост, зажгли множество ярких прожекторов, и в ранних осенних сумерках Волга и её берега осветились, как в солнечный день.

Павлик стоял на берегу рядом с матерью и, стараясь реже моргать, смотрел, что будет делаться.

— Смотри, смотри, Павлушка, да запоминай всё, — говорила ему мать. — Можно век прожить, а такого не увидеть.

— Я давно всё видеть хотел, а ты сама не пускала, — сказал ей Павлик.

Где-то установленные радиорупоры громко и торжественно извещали, что строители гидроузла начинают решительную схватку с Волгой. Они призывали их упорно сражаться с рекой и скорее захватить её в свой плен. Этот день они называли днём штурма Волги.

И штурм начался.

С берега на мост осторожно спустилась первая машина. На ней возвышалась большая остроконечная каменная глыба — такая большая и тяжёлая, что только одна помещалась на грузовике.

Машина выехала на середину моста, развернулась, попятилась задним ходом к самому краю, наклонила платформу, и тяжеленная глыба плюхнулась в реку, высоко взметнув брызги воды. Прошло несколько минут, и уже десятки машин, одна за другой, сбрасывали в проток такие же большие и тяжёлые глыбы.

— Мама, там и наш папа работает, — восторженно сказал Павлик.

— Да, сынок, и он тоже там.

Долго смотрел Павлик, как сражались гидростроевцы с Волгой, но до конца видеть эту битву ему не пришлось, потому что она длилась всю ночь, захватила утро и часть нового дня. Отец потом рассказывал, как Волга ревела и пенилась в своей ярости и, под конец обессилев, подчинилась покорившим её людям.

На другой день Павлик чуть свет побежал к Вовке, потом к Миньке и Алику, и они вчетвером отправились смотреть, что теперь стало с Волгой.

На месте перекрытия виднелась гряда выпиравших из воды камней. Если бы позволили, то по ним можно было бы перебежать на ту сторону. Кое-где Волга ещё могла просачиваться между ними, но таких мест становилось всё меньше. Земснаряды намывали на камни песок, и он, оседая, создавал здесь толщу земляной плотины.

И вот наступила такая минута, когда Волга могла протекать по своему недавнему протоку лишь одним, совсем узеньким ручейком. Через него можно было просто перешагнуть. Какой-то человек нарочно встал на этих двух смыкавшихся берегах ручейка, и получилось, что Волга протекала между его ног, а потом…

Как это произошло, Павлик не заметил: всего несколько минут назад, хотя и узеньким ручейком, но Волга всё же текла, а тут вдруг словно исчезла. Не стало реки, некуда было ей течь, потому что берега ручейка плотно сомкнулись. Земляная плотина выросла на глазах. Словно это сам берег сдвинулся с места и лёг поперёк реки.

— Волга… А где же Волга?.. — удивлённо затеребил Минька Павлика за рукав. — Где она?

А Павлик и сам не знал. Раскинулась перед ними успокоившаяся водная гладь, похожая на большое озеро, а реки не видать. Долго они стояли на берегу и смотрели, — что же дальше-то будет?