Белланже скривил губу и бросил письмо на стол.

— Взгляните на надпись, шевалье.

Тэнтеньяк вслух прочел ее:

— «Виконту де Белланже, либо другому офицеру, командующему подразделением Королевской католической армии в Мюзийаке. — Он с улыбкой вернул письмо виконту». — Теперь все ясно.

— За исключением того, что по первоначальному плану Мюзийак, действительно, был местом нашего сбора, — возразил Кантэн.

— О чем догадался бы всякий, кто знал о нашей высадке в Рюизе, — отклонил возражение Кантэна шевалье.

— Каким образом? Если слухи стали распространяться только после высадки Жоржа и его людей, то на каком основании можно догадаться, что остальные высадятся там же и что место сбора определено?

— Клянусь святыми угодниками! — взревел Кадудаль. — По-моему, на это надо ответить.

— Неужели непонятно, что об этом догадались?

— Такой ответ вас удовлетворяет? — поинтересовался Кантэн.

— Будем говорить начистоту, господин де Морле, — сказал Белланже. — Поделитесь своими предположениями.

— У меня нет никаких предположений. Я спрашиваю и не получаю ответа.

— По-моему, я дал вам ответ. Похоже, моя жена догадалась о том, о чем, по вашему мнению, догадаться было невозможно. — И как бы закрывая неприятную тему, он повернулся к Тэнтеньяку: — Сейчас самое важное — это Шаретт и его вандейцы. Не стоит пренебрегать таким ценным подкреплением.

— Я и не намерен пренебрегать им, — Тэнтеньяк перевел взгляд с Кадудаля на Кантэна. — Какая неожиданная удача. У нас удваиваются шансы победить Гоша. Как только прибудет Сен-Режан, мы двинемся к Кэтлегону.

Кадудаль с сомнением выпятил нижнюю губу.

— До Кэтлегона девять или десять лиг. Пусть вандейцы соединятся с нами здесь.

На лице Белланже появилось выражение высокомерного неудовольствия.

— Какая грубость. Едва ли это любезный ответ на полученное нами приглашение.

— Мы на войне, — возразил Кадудаль. — Война дело серьезное. Грубое, если угодно. Она не оставляет места для пустых любезностей.

Белланже всем своим видом изобразил снисходительность, смешанную с презрением.

— Боюсь, сударь, мы смотрим на данный вопрос с разных точек зрения. Истинно благородные люди никогда не придерживались взглядов, которые высказываете вы.

— Возможно именно поэтому санкюлоты едва не прикончили их.

— Ну, ну, — рассмеялся Тэнтеньяк. — Не надо спорить. У нас еще есть время. Кэтлегон нам почти по пути. А в Плоэрмеле надо быть не раньше пятницы.

— Вы должны учесть, — сказал Белланже, — что пять тысяч вандейцев сами по себе могут подвергнуться нападению и быть уничтожены, тогда как вместе мы составим армию, которая может не бояться синих, сколь бы многочисленны они ни были.

— Без сомнения, — согласился Тэнтеньяк и как истинный любитель удовольствий вкрадчиво добавил: — Было бы отвратительно с нашей стороны разочаровать дам. Итак, решено. Мы отправляемся.

И, словно прося согласия, он посмотрел на Кадудаля и Кантэна. Но ни тот, ни другой не спешили. Кадудаль, который был явно не в духе, заявил, что он решительно возражает и не позволит увлечь себя никакими соблазнами. Кантэн, еще более враждебный предложению Белланже, утверждал, что слишком многое осталось без ответа. В результате Тэнтеньяк, колеблясь между неизменной галантностью и чувством долга, решил созвать офицерский совет и на нем решить этот вопрос.

Но когда Белланже вышел, он не удержался от упреков.

— Вы все слишком усложняете.

— А вы, — не задумываясь выпалил Кадудаль, — слишком заботитесь о том, как бы не разочаровать дам.

В ответ на упрек шуана Тэнтеньяк рассмеялся.

— Как бы не разочаровать госпожу де Белланже, — поправил он. — Не забывайте — она целых два года не видела мужа. И когда вы осуждаете виконта, надо помнить об этом.

Кантэн криво улыбнулся.

— Вы полагаете, они сгорают от нетерпения поскорее увидеть друг друга, не так ли? Мое недоверие основано на знании кое-каких обстоятельств. Дело в том, что она привязана к Лазару Гошу гораздо сильнее, чем пристало супруге виконта де Белланже.

— Гош! — легкомысленно воскликнул Тэнтеньяк. — Ха! Говорят, он вылитый Апполон. Слишком долгое пребывание в Англии, Кантэн, сделало из вас пуританина.

— Гош командует армией Шербура...

— Ба! Любовь смеется над политикой.

И шевалье с беззаботным видом отправился на совет, долженствующий определить их дальнейшие действия. Там единственным голосом против изменения намеченного маршрута ради посещения Кэтлегона был голос Кантэна. Кантэн утверждал, что они достаточно сильны и ничто, даже подкрепление в виде пятитысячной армии вандейцев, не оправдывает отклонения от намеченной цели. Кадудаль согласился с ним, но считая, что времени у них вполне довольно, не стал настаивать. Остальные — всего на совещании присутствовало восемь офицеров — сочли приглашение виконтессы де Белланже чрезвычайно заманчивым. Один из них зашел еще дальше других и стал уверять, что принятие приглашения оправдано стратегически, поскольку изменение маршрута собьет с толку разведчиков республиканцев, которые пристально следят за их движением.

Итак, утром тринадцатого они в полном составе выступили из Элвана и к вечеру подошли к Кэтлегону. Шуаны были измучены дорогой, покрыты пылью и раздражены. Жесткие сапоги, полученные из Англии, натерли ноги этим выносливым людям, которые не знали усталости, совершая самые длинные переходы босиком или в обуви собственного изготовления. Гетры и красные мундиры, сменившие фланель и козьи шкуры, были им также не по вкусу.

В распоряжение предводителей шуанов хозяева Кэтлегона предоставили надворные постройки и службы, рядовые стали биваком в просторном парке. Для их пропитания в парк согнали множество животных, но забить их и приготовить пищу предстояло им самим.

Замок распахнул свои гостеприимные двери для офицеров, и оказанный им прием превзошел все ожидания.

Госпожа де Белланже — с ниткой жемчуга, вплетенной в иссиня-черные волосы, сияя красотой и роскошью нового туалета с еще более низким вырезом — встретила их на террасе со свитой молодых дам, что подчеркивало ее поистине королевское величие. Весело переговариваясь и смеясь, они вышли приветствовать рыцарственных воинов старой Франции и с сердечным трепетом узнали в некоторых из них старых знакомых.

Угрюмость Кантэна мгновенно улетучилась, стоило ему увидеть в этой трепещущей стайке Жермену де Шеньер, Жермену, чьи изумленные глаза не видели никого, кроме него. Он отделился от группы офицеров, с которыми поднялся на террасу, и подошел прямо к ней. С улыбкой на подрагивающих губах она протянула к нему обе руки.

— Кантэн! Я не могла и мечтать, что увижу вас здесь.

— Как и я, что вы все еще находитесь в Кэтлегоне. Знай я об этом, то, возможно, повел бы себя менее честно.

— Менее честно?

— Жажда увидеть вас притупила бы дурные предчувствия, с которыми я приехал.

— Дурные предчувствия?

Но Кантэну не дали времени на объяснения. Виконтесса завершила официальную церемонию встречи супруга, которого не видела два года. Встреча эта отличалась сдержанностью и отсутствием каких бы то ни было чувств. Госпожа Белланже поспешно, насколько позволяли приличия, исполнила свой долг и, шурша платьем, подошла к молодым людям.

— Дорогой маркиз! Вы вновь оказываете Кэтлегону честь своим присутствием! Какой очаровательный сюрприз! — на губах виконтессы играла радостная улыбка, но Кантэну показалось, что глаза ее смотрят настороженно.

— Я должен благодарить за это военную фортуну. Что бы она ни приносила, в неожиданностях никогда не бывает недостатка.

— Если бы все они были так приятны, нам не пришлось бы жаловаться на войну. Не так ли, Жермена?

— Увы! — серьезно ответила Жермена. — Война не повод для веселья, когда в ней участвуют те, кто нам дорог.

— Как вы серьезны, дитя мое! Однако сейчас самое время быть серьезными! — и виконтесса сама приняла серьезный вид. — Кажется, я смеюсь лишь затем, чтобы не разрыдаться. Ах! И еще потому, что это наш долг перед храбрецами, которые кладут жизни за наше великое дело. Мы должны быть веселыми, дабы и для них сделать веселыми те немногие часы, которые они проведут с нами. Что же еще, — задумчиво добавила она, — остается женщине?