— Так вы утверждаете, что перед нами подделка? Говорите, ваше преподобие, не стесняйтесь. Вопрос серьёзный.

Чувствуя за собой поддержку короля, Фонсека не замедлил с ответом.

— Как угодно вашему величеству. Мне представляется, что в критической ситуации человек может не устоять перед искушением, тем более что сеньору Колону нарисовать такую карту, а мы можем судить о его способностях по его собственной карте, не составит большого труда.

Колон рассмеялся, вызвав неудовольствие королевы.

— Что развеселило вас, сеньор?

— Сколь тонко дон Хуан завуалировал свои намёки. Почему бы не высказаться более откровенно. Обвинить меня в том, что я подделал эти документы, чтобы добиться одобрения моего предложения.

— А если бы я прямо сказал об этом, смогли бы вы указать мне, в чём я не прав?

— Я бы не стал этого делать. Да этого и не нужно. Вы и сами должны понимать, будь эти документы поддельными, а я — их автором, они бы появились перед уважаемым председателем комиссии, едва я переступил порог зала заседаний. Хотелось бы услышать ваш ответ и на другой вопрос: с какой стати Венецианская республика послала агентов, чтобы те выкрали у меня подделки перед заседанием комиссии?

Фердинанд громко рассмеялся. Улыбнулся даже Талавера. Фонсека поджал губы. Поклонился их величествам.

— В рвении услужить вашим величествам я иногда делаю и ошибки.

— И не только вы, — добавил Колон.

— Сеньор, сегодня вы можете быть более великодушным, — мягко упрекнула его королева. — Возьмите ваши карты. Вы можете идти. Завтра мы вновь ждём вас у себя.

— Целую ноги вашего величества. — И Колон удалился, весьма довольный исходом аудиенции.

Наибольшее впечатление на королеву произвело не возвращение карты Тосканелли, а сама попытка венецианцев украсть её и объяснение Колона. Тут уж у неё не осталось ни малейших сомнений: она поступила мудро, сразу же высказавшись за экспедицию в Индии.

— Ну и хитры же эти венецианцы, — сказала она королю Фердинанду, когда они остались вдвоём. — Сразу поняли, что обогащение Испании, обещанное Колоном, произойдёт за их счёт.

— А разве нам не хватит богатств Гранады?

Изабелла покачала головой.

— Священный долг правителей — не останавливаться на достигнутом, когда у них есть возможность расширить владения государства, во главе которых они поставлены Господом Богом.

— Всё так. Но давайте не путать грёзы с реалиями. Земли, которые можно достичь, плывя на запад, пока не более чем мечта.

— Не так давно мечтой казалось и покорение Гранады. Однако ждать осталось совсем недолго.

— Гранада у нас перед глазами. Мы знаем, что она существует. Но не можем увидеть земли сеньора Колона.

— Есть глаза души. Ими Колон видит Индию так же ясно, как мы — Гранаду.

— Об этом я и толкую. Стоит ли нам рисковать людскими жизнями и богатством, кровью и золотом, чтобы доказать что его видения — не миф?

— Кто не рискует, тот не выигрывает.

— А должны ли мы рисковать? Война опустошила нашу казну и может затянуться ещё на много месяцев. Каждый мараведи на счету.

Собственно, последней фразой и определилось решение, которое услышал Колон на следующий день, придя в королевский павильон. Исполнение его надежды вновь откладывалось. Но он получил твёрдое заверение, что владыки Испании на его стороне.

— Мы всесторонне рассмотрели ваше предложение и решили вас поддержать, — сообщила ему королева. — Но осуществление экспедиции возможно лишь после покорения Гранады. Только тогда у нас будут необходимые средства. А пока Алонсо де Кинтанилья получит указание выплачивать вам ежеквартальное пособие, чтобы вы ни в чём не знали нужды.

От встречи с королевой Колон ждал большего, но и такой итог не обескуражил его.

— В конце концов, — резонно заметил Сантанхель, — стоит ли раздражаться из-за нескольких недель задержки, когда позади годы ожидания.

Они сидели вдвоём в шёлковом шатре казначея. Пообедали, но ещё не встали из-за стола. Казначей одну за другой брал из вазы вишенки.

Колон вздохнул.

— Меня всё ещё считают молодым, а годы несбывшихся надежд уже посеребрили мне голову. — Он наклонился, чтобы показать седые волосы, действительно появившиеся в его великолепных рыжеватых кудрях.

— Не ищите у меня сочувствия, — улыбнулся Сантанхель. — Я весь поседел на королевской службе.

— Служба, разбивающая сердца. Гранада! — фыркнул Колон. — Город. И ради него откладывается покорение целого мира.

— Успокойтесь. Задержка будет недолгой. Война закончится ещё до конца года. Владыки знают, что говорят.

— Я буду ждать её окончания в Кордове с Беатрис. Она поможет мне набраться терпения.

Сантанхель согласно кивнул.

— Вы правы, Кристобаль, поезжайте к ней. Она ждёт вас. И… — Он помолчал, а затем добавил: — Будьте добры к ней.

Глаза Колона изумлённо раскрылись.

— Уж в этом-то вы можете не сомневаться.

Глава ХХIII. ЧАША СТРАДАНИЯ

Наутро после заточения в каменный мешок оба венецианца предстали перед коррехидором Кордовы.

Они стояли перед ним с налитыми кровью от недосыпания и злости глазами, неряшливые, искусанные клопами и блохами. Громогласная речь Рокки, которую тот репетировал едва ли не полночи, оборвалась на второй фразе сердитым окриком дона Ксавьера.

— Вы здесь не для того, чтобы оглушать меня своими воплями. Будете говорить, только когда вас о чём-то спросят. Вы сейчас в Кастилии, а в Кастилии мы во всём придерживаемся установленного порядка. — Он обернулся к нотариусу: — Зачитайте жалобу.

Надувшись, венецианцы выслушали перечень оскорбительных выходок, допущенных ими в корчме. Затем их спросили, отрицают ли они предъявленные обвинения.

Рокка попытался воспользоваться представившимся случаем и продолжить свою речь.

— Мы ничего не отрицаем. Но ваша милость…

Его милость остановила венецианца взмахом руки, а сам глянул на нотариуса.

— Они не отрицают. Сделайте соответствующую пометку. Это всё, что меня интересует.

— Но сеньор…

— Это всё, что меня интересует! — прогремел коррехидор. Рокка больше не пытался открыть рта, и дон Ксавьер продолжил: — Судить вас будет алькальд. Уведите их.

— По меньшей мере, вы должны разрешить нам отправить письмо, — ввернул Галлино.

— Вам не разрешено ничего писать до рассмотрения вашего дела алькальдом, — возразил коррехидор.

— А когда мы предстанем перед ним?!

— Когда он сочтёт нужным назначить суд. Идите с Богом. — И венецианцев увели.

Суд состоялся лишь через неделю. Грязные, голодные, оборванные, предстали они перед алькальдом. Тем более фантастическим показалось тому утверждение Рокки, что он приписан к посольству Венецианской республики. А уж требования немедленно вызвать посла Венеции просто вызвало возмущение.

— Вы же должны понимать, — сурово заявил ему алькальд, — что посольские привилегии и неприкосновенность не распространяются на тех, кто грабит и увечит подданных короля и королевы Испании.

Рокка ответил, что они никого не собирались грабить, наоборот, их самих ограбил тот самый мужчина, в нападении на которого их обвиняют. Алькальд сухо уведомил их, что они ошибаются, но соблаговолил разрешить им отправить письмо. И когда прибыл секретарь посольства, им вернули свободу, получив предварительное письменное обязательство уплатить штраф и компенсацию сеньору Рибере. Далее алькальд милостиво согласился выслушать подробности ограбления, которому они будто бы подверглись, и пообещал рассмотреть этот вопрос с коррехидором.

Как выяснилось, чашу страдания они испили ещё не до дна. Последние капли выплеснул на них венецианский посол, к которому их доставили сразу после освобождения.

Федерико Мочениго, крупный, импозантный мужчина, воротя патрицианским носом от запаха экскрементов, которыми пропитались лохмотья агентов Совета трёх, выслушал их печальный рассказ.

— Вашим действиям недоставало благоразумия, необходимого для служащих нашего учреждения. — В голосе посла чувствовалось пренебрежение не только к агентам, но и к самому Совету трёх.