— Напрасно так думаете. Этот спектакль, в котором вы играете. Довольно рискованная, знаете ли, трактовка некоторых эпизодов жизни святых. Кое-кто может задуматься, нет ли тут ереси, а сцены с вашим участием могут показаться святотатством. Решение по таким вопросам выносит Святая палата, а Загарте к тому же мориск. К ним инквизиторы относятся с особым подозрением. Конечно, ваше наказание может ограничится публичным покаянием, но кто знает, вдруг Святая палата сочтёт, что преступление ваше куда серьёзнее. Надеюсь, теперь вы начинаете понимать, сколь необходим в такой ситуации верный друг, готовый заступиться за вас?

И дон Рамон улыбнулся, видя, как смертельно побледнело лицо Беатрис.

— И в чём же выразится ваше заступничество? — спросила она.

— Вы хотите знать, чем я смогу вам помочь? Извольте, — он распахнул камзол, чтобы она увидела вышитый на жилете кинжал с рукояткой в форме цветка лилии. — Я не только пользуюсь немалым влиянием в ордене святого Доминика, но и мой дядя, фрей Педро Мартинес де Баррио — главный инквизитор Кордовы. Мои свидетельские показания могут стать вам надёжной защитой. Теперь вы понимаете, что…

— …Что Ваше влияние может как спасти меня, так и погубить. Именно это я должна понять. Не так ли, дон Рамон? Будем откровенны.

Её полный презрения взгляд разбился о добродушную улыбку графа.

— А чего вы так рассердились? В конце концов, я представил вам доказательство того, что моё отношение к вам не изменилось. — И добавил уже более жёстко: — В Венеции вы обратили в прах мои самые радужные надежды. Я не привык сдаваться без боя. И никогда не отказываюсь от принятых решений. — Он поднялся, шагнул к Беатрис, в голосе появились просительные нотки: — Беатрис, ну почему вы заставляете меня прибегать к таким средствам? Ведь достаточно одного вашего слова, и все мои богатства будут у ваших ног.

Шум за дверью вынудил его замолчать. «Но я говорю вашей светлости, что к ней нельзя», — проверещал голос Загарте. «Прочь с дороги, Загарте! Прочь с дороги!» — ответил мужской голос. Затем дверь распахнулась, и на пороге возник высокий мужчина, разодетый в чёрное с золотом.

Последовала немая сцена.

— Что вам угодно? — первым пришёл в себя дон Рамон.

Лицо незнакомца стало ещё более суровым, брови сошлись над стальными глазами.

— Ну, сеньор? Вы меня слышали? Что вам угодно? Кто вы?

Колон закрыл дверь.

— Поставим вопрос иначе. Кто вы такой и по какому праву спрашиваете меня?

— Я — граф Арияс. — Дон Рамон надеялся, что его имя произведёт должное впечатление, но ошибся.

— И что из этого? Судя по вашему тону, вас можно принять за герцога.

Дон Рамон не верил своим ушам.

— Да вы наглец, сеньор.

— Я лишь отвечаю на вашу грубость. Впрочем, я пришёл к даме. А до вас мне нет никакого дела.

— Но вы же видите, что сейчас вы — незваный гость. Сеньора Беатрис примет вас в другое время, если пожелает. — Он взмахнул рукой, предлагая Колону выйти вон.

Но тот не сдвинулся с места.

— Я не понимаю, по какому праву вы здесь командуете.

— А пора бы и понять. Я не привык к тому, чтобы мои приказы не выполнялись.

— К дьяволу вас и ваши приказы. Плевать мне на то, выполняются они или нет, кем бы вы ни были. — Взгляд Колона остановился на Беатрис — она обратилась в статую, устрашённая последними словами дона Рамона. Тот же продолжал бушевать.

— Я позабочусь о том, чтобы вы узнали, кто я такой. И вы ещё пожалеете о своём поведении. Вон отсюда! — Дон Рамон опять указал на дверь. — Вон! Немедленно!

Не обращая на него ни малейшего внимания, Колон продолжал смотреть на Беатрис.

— Уйду я или останусь, зависит только от сеньоры Беатрис.

Она словно очнулась и, движимая страхом, который вселил в её душу дон Рамон, воскликнула: «О, уходите, уходите! Пожалуйста, уходите!» Слова её поразили Колона в самое сердце. И вся боль, переполнявшая его, выплеснулась во взгляде, брошенном на Беатрис.

— Вы слышали? — тут же взревел дон Рамон.

— Слышал, — эхом отозвался Колон.

— Так чего же вы ждёте? Убирайтесь отсюда, мерзавец!

Тут Колон взорвался. Собственно, он давно уже весь кипел, лишь невероятным усилием воли сохраняя внешнее спокойствие.

— Я не мерзавец. — Он сорвал с головы шапочку ударил ею по бледному лицу дона Рамона. Тот отшатнулся. — Я — Колон. Кристобаль Колон. И любой скажет вам, где меня найти.

Дон Рамон побагровел от ярости.

— Вы ещё услышите обо мне. Ад и дьявол! Вас следует проучить. И будьте уверены, вас проучат.

Но дверь уже захлопнулась за спиной Колона. Дон Рамон развернулся к Беатрис.

— Это он? Кто этот негодяй?

— Оставьте меня. Уходите! Вы и так принесли мне много горя, — ответила Беатрис.

— Да? — оскалился он. — Великий Боже и все его святые! Я принёс много горя, а? Ну что ж. Не остаётся ничего другого, как идти дальше. Доведём дело до конца. Ударить меня! Меня! — Он заметался по комнате. — Клянусь Богом, это был его последний удар.

Ярость его заставила Беатрис сжаться в комок.

— О чём вы? — воскликнула она. — Что вы задумали?

— Задумал? — Он рассмеялся неприятным смехом. — Мои люди знают, что нужно делать. Когда они с ним разберутся, у вас станет на одного друга меньше.

В панике она схватила дона Рамона за руку.

— Матерь Божья! Что вы хотите этим сказать?

— Разве вам что-то не ясно? Вы думаете, можно оставлять в живых человека, который будет похваляться тем, что ударил меня?

— Вы задумали убийство! — ахнула Беатрис.

Дон Рамон вдумчиво посмотрел на неё, поскольку в голове у него созрел новый план.

— Мы можем это обсудить. — И он увлёк Беатрис к дивану.

— Присядем.

Глава XV. НАСЛЕДСТВО

Колон, пулей вылетел из харчевни Загарте, едва не столкнувшись с крупным разодетым мужчиной, который бесцеремонно схватил его за руку.

Итальянский язык привёл его в чувство.

— Сеньор Кристоферо, что случилось? Куда это вы так летите?

— Не сейчас. Не сейчас. — Колон вырвал руку. — Дайте мне пройти. — И помчался дальше.

Рокка, поглаживая подбородок, следил взглядом за высокой фигурой мореплавателя, пока тот не скрылся за углом. Лицо его потемнело.

— Дьявол! — пробормотал он и твёрдым шагом вошёл в ворота. Он хотел убедиться, что Беатрис не была причиной столь необычного поведения Колона.

Он пересёк двор, быстро поднялся по ступеням, но по коридору, ведущему к комнатам Беатрис, уже крался на цыпочках. У двери он замер. Изнутри до него донёсся мужской голос.

— Поймите же, обожаемая Беатрис сколь выгодно быть моим другом и сколь опасно — врагом!

Фраза эта убедила Рокку, что появление его весьма кстати.

Он постучал в дверь, без дальнейших церемоний отворил её и вошёл.

Беатрис, сама печаль, сидела на диване с поникшей головой. Над ней, словно чудовищный паук, как показалось Рокке, навис долговязый, оливково-зелёный дон Рамон.

Рокка изобразил на лице изумление.

— Да простит меня Бог! Наверное, я помешал. О, извините меня, сеньора.

Уходить он, разумеется, не собирался, да и Беатрис не отпустила его. В голосе её зазвучало облегчение.

— О, заходите, заходите. Его высочество как раз собирались откланяться.

Дон Рамон побагровел сначала потому, что ему вновь помешали, потом, что выставляли за дверь. Он вскинул голову.

— Я вернусь в более удобное время. Когда вам не будут докучать другие.

Он подождал, ожидая ответа, но Беатрис промолчала, и ему не оставалось ничего иного, как повернуться к Рокке, которого он в последний раз видел в приёмной дожа.

— О, сеньор… Я вас знаю. Вы из Венеции.

Рокка поклонился.

— У вашей светлости прекрасная память. — Он решил, что лесть ещё никому не вредила. — Я служу при после.

— Каком после? Я знаю, что вы — агент государственных инквизиторов.

Внешне Рокка оставался невозмутимым, хотя развитие ситуации нравилось ему всё меньше и меньше.