Теперь же первой по величине и по размаху стала ферма Хотем. Два молодых хозяина были и скваттерами и земледельцами одновременно. Они управляли своими огромными владениями с редким умением и, что еще труднее, необыкновенно энергично.

Ферма была расположена, как гости и сами видели, в отдалении от главных городов, в пустынном, уединенном округе Муррей. Она занимала пространство между 146° 48' и 147°, то есть участок длиной и шириной в 5 лье, который ограничивали горы Баффало и гора Хотем. На севере по углам этого обширного квадрата возвышалась слева гора Эбердин, справа – вершины Хай-Барвен. Здесь протекало множество живописных извилистых речушек и ручьев – притоков Овечьей реки, которая впадает на севере в Муррей. На таких угодьях можно было с равным успехом разводить скот и засевать землю. На десяти тысячах лье прекрасно обработанной земли туземные культуры чередовались с привозными, а на зеленых лугах паслись миллионы голов скота. И недаром продукция фермы Хотем высоко ценилась на рынках Каслмейна и Мельбурна. Рассказ Майкла и Сэнда Патерсонов об их хозяйстве подходил к концу, когда в конце широкой аллеи, по сторонам которой росли казуариновые деревья, показался дом.

То был домик в швейцарском стиле, из кирпича и дерева, прятавшийся в густых эмерофилис. Вокруг шла увешанная китайскими фонариками веранда, напоминавшая галереи древнеримских зданий. Над окнами висели разноцветные маркизы, казавшиеся огромными цветами. Трудно было себе представить более уютный, ласкающий глаз, комфортабельный уголок. На лужайках и среди рощиц, раскинутых вокруг дома, высились бронзовые канделябры с изящными фонарями. С наступлением темноты весь парк освещался белым газовым светом. Газ поступал из резервуара, скрытого в чаще акаций и древовидных папоротников.

Вблизи дома не было видно ни служб, ни конюшен, ни сараев – ничего, что говорило бы о сельском хозяйстве. Все эти строения – настоящий поселок более чем в двадцать домов и хижин – находились в четверти мили от дома, в глубине маленькой долины. От хозяйского дома в поселок был проведен электрический телеграф, по которому они могли мгновенно сообщаться друг с другом. Сам же дом, удаленный от всякого шума, казался затерянным среди чащи экзотических деревьев.

В конце казуариновой аллеи через журчащий ручей был переброшен изящный железный мостик. Он вел в часть парка, прилегавшую к дому.

Когда путешественники вместе с хозяевами перешли мостик, их встретил внушительного вида управляющий. Двери хотемского дома распахнулись, и гости вступили в великолепные апартаменты, скрывавшиеся за этими скромными, увитыми цветами кирпичными стенами.

Их глазам представилась роскошная обстановка, говорившая о художественных склонностях хозяев. Из прихожей, увешанной принадлежностями верховой езды и охоты, двери вели в просторную гостиную в пять окон. Рояль, заваленный всевозможными нотами, и старинными, и современными, мольберты с начатыми полотнами, цоколи с мраморными статуями, несколько картин фламандских художников на стенах, гобелены с мифологическими сюжетами, под ногами – мягкие, словно густая трава, ковры, старинная люстра под потолком, расставленный всюду драгоценный фарфор, дорогие, со вкусом подобранные безделушки, тысяча разных изящных мелочей, которые так странно было видеть в австралийском доме, – все это являло прекрасное сочетание артистизма и комфорта. В этой сказочной гостиной, казалось, было собрано все, что могло развеять печаль добровольной ссылки и напомнить европейские обычаи. Можно было подумать, что находишься в каком-нибудь княжеском замке во Франции или в Англии.

Свет смягчался, проходя через полузатемненную веранду и тонкую ткань маркиз. Леди Элен, подойдя к одному из окон, пришла в восторг. Дом был расположен над широкой долиной, расстилавшейся на восток до самых гор. Луга сменялись лесами; среди них проглядывали большие поляны, а вдали виднелась группа плавно закругленных холмов. Все это представляло неописуемую по красоте картину. Ни один уголок на земном шаре не мог бы сравниться с этим, даже знаменитая Райская долина в Норвегии, у Телемарка. Эта огромная панорама, пересекаемая полосами света и теней, то и дело изменялась по прихоти солнца. Никакое воображение не могло бы нарисовать ничего подобного, волшебное зрелище восхищало взор.

Тем временем Сэнди Патерсон приказал дворецкому распорядиться завтраком для гостей, и не прошло и четверти часа после прибытия путешественников, как они уже садились за роскошно сервированный стол. Поданные кушанья и вина были выше всяких похвал, но гостям больше всего доставляла удовольствие та радость, с которой молодые хозяева угощали их. Узнав за завтраком о цели экспедиции, братья Патерсон горячо заинтересовались поисками Гленарвана. Они укрепили надежды детей капитана Гранта.

– Раз Гарри Грант не появлялся нигде на побережье, он, очевидно, в руках туземцев, – сказал Майкл Патерсон. – Судя по документу, капитан точно знал, где находится, и если он не добрался до какой-нибудь английской колонии, то только потому, что при высадке был захвачен в плен дикарями.

– Как раз это и случилось с его боцманом Айртоном, – заметил Джон Манглс.

– А вам, господа, никогда не случалось слышать о гибели «Британии»? – спросила леди Элен.

– Никогда, сударыня, – ответил Майкл.

– А как, по-вашему, должны были обращаться австралийцы со своим пленником?

– Австралийцы не жестоки, – ответил молодой скваттер, – и мисс Грант может не беспокоиться на этот счет. Известно немало случаев, когда проявлялась мягкость характера здешних дикарей. Некоторые европейцы подолгу жили среди них и не имели повода жаловаться на жестокость.

– В числе их Кинг, – сказал Паганель, – единственный уцелевший человек из всей экспедиции Бёрка.

– Не только этот отважный исследователь, – вмешался в разговор Сэнди Патерсон, – но и английский солдат по имени Бакли. Бакли дезертировал в 1803 году с берегов залива Порт-Филлип, попал к туземцам и прожил с ними тридцать три года.

– А в одном из последних номеров «Австралийской газеты», – добавил Майкл Патерсон, – есть сообщение о том, что какой-то Морилл вернулся на родину после шестнадцатилетнего плена. История капитана Гранта, должно быть, похожа на его историю, ибо этот Морилл был взят в плен туземцами и уведен ими в глубь материка после крушения судна «Перуанка» в 1846 году. Итак, мне кажется, вам не надо терять надежду.

Эти слова чрезвычайно обрадовали слушателей. Они подтверждали догадки Паганеля и Айртона.

Когда леди Элен и Мери Грант удалились из столовой, мужчины заговорили о каторжниках. Патерсоны знали о катастрофе на Кемденском мосту, но бродившая в окрестностях шайка беглых каторжников не внушала им никакого беспокойства. Уж конечно, злоумышленники не осмелились бы напасть на их ферму, где жило больше сотни мужчин. К тому же трудно было допустить, чтобы эти злодеи решили углубиться в пустыни, прилегающие к реке Муррею, – им там совершенно нечего делать – или рискнули бы приблизиться к колониям Нового Южного Уэльса, дороги которых хорошо охранялись. Такого же мнения придерживался Айртон.

Гленарван не мог не исполнить просьбу своих радушных хозяев провести у них весь день. Эти двенадцать часов задержки дали двенадцать часов отдыха как для путешественников, так и для их лошадей и быков, поставленных в удобные стойла.

Итак, решено было остаться до следующего утра. Молодые хозяева предложили гостям программу дня, которая была горячо одобрена.

В полдень семь породистых коней нетерпеливо били копытами землю у крыльца дома. Дамам была подана коляска, запряженная четырьмя лошадьми, которыми возница искусно управлял с помощью длинных вожжей. Всадники, вооруженные превосходными охотничьими ружьями, скакали по обеим сторонам экипажа. Доезжачие неслись верхом впереди, а своры собак оглашали леса веселым лаем.

В течение четырех часов кавалькада объезжала аллеи и дороги парка, по величине не уступавшего какому-нибудь маленькому германскому государству. Правда, здесь встречалось меньше жителей, но зато все кругом кишело овцами. Дичи же было столько, что даже целая армия загонщиков не могла бы выгнать на охотников больше. Поэтому вскоре загремели один за другим выстрелы, вспугивая мирных обитателей рощ и равнин. Юный Роберт, охотившийся рядом с Мак-Наббсом, творил чудеса. Отважный мальчуган, несмотря на наставления сестры, был всегда впереди и стрелял первым. Но Джон Манглс взялся наблюдать за Робертом, и Мери Грант успокоилась.