– Талькав! Друг Талькав! – крикнул Роберт, протягивая руку в сторону, где только что был виден мужественный патагонец.

– Он спасется, мастер [69] Роберт, – сказал Вильсон. – А теперь давайте спускаться вниз.

Через минуту Роберт Грант и матрос спустились с «трехэтажных» ветвей к тому месту, где начинались нижние ветви. Здесь сидели Гленарван, Паганель, майор, Остин и Мюльреди, устроившись, как кому удобнее: кто верхом, кто уцепившись за ветки. Вильсон рассказал, что он видел с вершины омбу. Все согласились с ним в том, что Талькав не погибнет. Талькав ли Тауку или Таука Талькава, но они спасут друг друга.

Положение гостей омбу было, бесспорно, более угрожающим, чем положение патагонца. Правда, дерево, по-видимому, должно было выдержать напор течения, но все прибывающая вода могла подняться до верхних его ветвей, ибо эта низменная часть равнины превратилась в природный водоем. Поэтому Гленарван прежде всего распорядился сделать зарубки на стволе омбу, чтобы следить за уровнем воды, Она не поднималась – значит, наводнение уже достигло своей наибольшей высоты. Это несколько успокоило путешественников.

– Что же мы будем теперь делать? – спросил Гленарван.

– Вить гнездо, черт возьми! – весело сказал Паганель.

– Вить гнездо! – воскликнул Роберт.

– Без сомнения, мой мальчик, и жить, как птицы, раз мы не можем жить, как рыбы.

– Хорошо, – согласился Гленарван, – но кто же будет кормить нас?

– Я, – заявил майор.

Все взоры устремились на Мак-Наббса.

Майор с комфортом сидел в кресле из двух гибких ветвей и протягивал спутникам свои, правда промокшие, но все же туго набитые чересседельные сумки.

– Узнаю вас, Мак-Наббс! – воскликнул Гленарван. – Вы всегда помните обо всем, даже при таких обстоятельствах, когда позволительно все забыть!

– Раз мы решили не тонуть, то, верно, не собираемся умереть с голоду, – отозвался майор.

– Я бы тоже, конечно, подумал о пище, не будь я так рассеян, – наивно сказал Паганель.

– А что в этих сумках? – поинтересовался Том Остин.

– Пища для семи человек на два дня, – ответил Мак-Наббс.

– Отлично! – промолвил Гленарван. – Надо надеяться, что за сутки вода заметно спадет.

– Или что мы найдем за это время способ добраться до твердой земли, – прибавил Паганель.

– Итак, наш первый долг – позавтракать, – заявил Гленарван.

– Предварительно высушив одежду, – заметил майор.

– А как добыть огонь? – спросил Вильсон.

– Развести его, – ответил Паганель.

– Где?

– Да здесь же, на дереве, черт возьми!

– Из чего?

– Из сухих веток, которые мы наломаем на этом же дереве.

– Но как их разжечь? – спросил Гленарван. – Наш трут напоминает мокрую губку.

– Обойдемся и без него, – ответил Паганель. – Немного сухого мха, увеличительное стекло от моей подзорной трубы, луч солнца – и у меня будет превосходный огонь. Ну, кто пойдет в лес за дровами?

– Я! – крикнул Роберт.

И, сопровождаемый своим другом Вильсоном, мальчик, словно котенок, исчез в чаще ветвей.

Тем временем Паганель набрал сухого мха, уложил его на слой сырых листьев в развилке ветвей, затем вывинтил из подзорной трубы увеличительное стекло и, поймав солнечный луч – а это было легко, ибо дневное светило ярко сияло, – без труда зажег сухой мох. Такой костер не представлял никакой опасности. Вскоре Вильсон и Роберт вернулись с охапками сухих сучьев, которые тотчас же были брошены на горящий мох. Паганель принялся раздувать огонь по арабскому способу: он встал, расставив свои длинные ноги, над костром и стал быстро нагибаться и выпрямляться, размахивая пончо. Сучья загорелись, и вскоре яркое пламя с треском взвилось над импровизированным очагом. Все стали обсушиваться, кто как мог; повешенные на ветвях пончо развевались на ветру. Обсушившись, приступили к еде, соблюдая при этом должную умеренность – ведь приходилось думать и о завтрашнем дне: провизии было очень мало, а нахлынувшие в огромную ложбину воды могли спадать медленнее, чем надеялся Гленарван. На омбу не произрастало никаких плодов, но, к счастью, на его ветвях было множество гнезд, и дерево предоставило своим гостям богатый выбор яиц. Ни яйцами, ни пернатыми хозяевами гнезд пренебрегать, конечно, не приходилось.

Пребывание на дереве могло затянуться, поэтому надо было разместиться поудобнее.

– Раз кухня и столовая у нас в нижнем этаже, то спать мы отправимся этажом выше, – заявил Паганель. – Места в доме много, квартирная плата невысока, стесняться нечего. Вон там, наверху, я вижу люльки, будто уготованные нам самой природой; если мы привяжемся к ним покрепче, они не уступят лучшим кроватям в мире. Опасаться нам нечего. Впрочем, можно установить и дежурство. Отряду в семь человек не страшны ни дикие звери, ни индейцы.

– Нам не хватает лишь оружия, – заметил Том Остин.

– Мои револьверы при мне, – сказал Гленарван.

– И мои тоже, – отозвался Роберт.

– А зачем они нам, если господин Паганель не найдет способа изготовить порох? – спросил Том Остин.

– Это ни к чему, – откликнулся Мак-Наббс, показывая совершенно неподмоченную пороховницу.

– Откуда вы ее взяли, майор? – спросил изумленный Паганель.

– Это пороховница Талькава. Он подумал о том, что она может пригодиться нам, и, прежде чем броситься спасать Тауку, передал ее мне.

– Как великодушен и отважен этот индеец! – воскликнул Гленарван.

– Да, если все патагонцы похожи на него, я поздравляю Патагонию, – сказал Том Остин.

– Не забудьте, пожалуйста, и о лошади, – прибавил Паганель, – ведь она как бы срослась с нашим патагонцем. Я уверен, что мы снова увидим Талькава верхом на его Тауке.

– Как далеко находимся мы от Атлантического океана? – спросил майор.

– Милях в сорока, самое большее, – ответил географ. – А теперь, друзья мои, раз каждый из нас волен делать, что ему заблагорассудится, я прошу разрешения покинуть вас. Сейчас я поднимусь наверх, выберу наблюдательный пункт и, глядя в подзорную трубу, буду докладывать вам о том, что творится на свете.

Ученому предоставили действовать по его усмотрению, и он, проворно взбираясь по веткам, вскоре исчез за зеленой завесой листвы. Спутники же его начали приготовляться к ночлегу. Они быстро покончили с этой несложной работой: ведь им не пришлось ни устанавливать кроватей, ни накрывать их бельем и одеялами. А потому все вскоре опять разместились вокруг костра.

Завязался разговор, но вовсе не о настоящем положении путешественников, которое им приходилось терпеливо переносить. Разговор вернулся к неисчерпаемой теме – к судьбе капитана Гранта. Если вода схлынет, то через каких-нибудь три дня маленький отряд вернется на борт «Дункана», но не приведет с собой несчастных, потерпевших кораблекрушение: Гарри Гранта и двух его матросов. Казалось даже, что после такой неудачи, после бесполезного перехода через Америку, всякая надежда найти их была безвозвратно потеряна. Где их теперь искать? В каком горе будут леди Элен и Мери Грант, когда узнают, что будущее не сулит никакой надежды!

– Бедная сестра! – грустно сказал Роберт. – Для нас все кончено!

Впервые Гленарван не нашел для мальчика ни одного слова утешения. О какой надежде можно было говорить? Разве экспедиция самым точным образом не придерживалась в своих поисках указаний найденного документа?

– А все же в документе упоминалась именно тридцать седьмая параллель, – сказал он. – Указывает ли она место плена Гарри Гранта или крушения его судна, но, во всяком случае, цифра эта не вымысел, не догадка! Мы прочли ее собственными глазами.

– Все это так, милорд, – отозвался Том Остин, – однако наши поиски ни к чему не привели.

– Вот это-то и раздражает меня и приводит в отчаяние! – воскликнул Гленарван.

– Раздражать это может, – заметил Мак-Наббс спокойным тоном, – но приходить в отчаяние не от чего. Именно потому, что у нас есть точная цифра, мы должны следовать ей до конца.