— А этим я угощаю, — услышал Дзиро сзади голос госпожи Курико. — Сама пекла эти лепешки. А тебе, Дзиро, еще одно лакомство дам. За это ты мне потом расскажешь, как родители живут!

Она поставила перед ними тарелку с лепешками из рисового теста со сладкой начинкой, а около Дзнро — блюдечко с засахаренными бобами. Дзиро покраснел и нерешительно посмотрел на брата.

— Ешь, ешь, — подбодрила его Курико. — Кто на ночь ест бобы, продлит себе жизнь на семьдесят пять дней.

— Хейтаро, жду вас к себе в гости! Моя хозяйка рыбкой угостит... И ко мне зайди!.. И к нам! — послышались голоса.

Через минуту Хейтаро сидел уже за соседним столом.

Пока Хейтаро разговаривал с рыбаками, Дзиро оглядывал харчевню. На стене висела бумажная картина, изображавшая серебристую цаплю на пруду. Только цапля была вся черная от копоти. В углу, в большом, сложенном из камней очаге, ярким пламенем горели корневища какого-то дерева. Языки огня яростно лизали черные бока большого котла, висевшего на крюке. В маленькой стенной нише стояла статуя бога счастья — толстого Дайко-ку с мешком за спиной и деревянным молотком в руке.

Сам Мурата чем-то напоминал этого доброго, улыбающегося бога с круглыми, выпирающими щеками.

— Ну, договорились, — услышал Дзиро громкий голос брата. Хейтаро стукнул ладонью по столу: — Собирайте завтра своих!

Старик Хомма подсел к Дзиро.

— Молодец Мурата! — сказал он. — Сорок лет его знаю, а он не стареет! Так и кажется, что никогда стариком не будет.

Л владелец харчевни между тем, осушив чашечку саке, запел тонким голосом:

Если услышу,

Что старость стучится в дверь,

Крепко запрусь я;

Крикну: «Нет дома меня!»

Старость к себе не впущу...

Все захлопали в ладоши.

— Ну, а как ты живешь, старина? — спросил Хейтаро, обращаясь к Хомме.

— Как живем? — вздохнул тот. — Наш подрядчик Ивамура, сам знаешь, не человек, а спрут. Так и душит нас. Цену на рыбу все сбавляет — спросу, говорит, нет. Врет, конечно.

— Вот, Хейтаро, смотри! — Худосочный, с воспаленными глазами молодой рыбак Киси показал иа лохмотья, еле прикрывающие его грудь. — Стыдно на люди показаться! А попробуй — купи! .. Этот живоглот Ивамура все тянет и тянет из нас жилы. Как за рыбу расплачиваться — начинает удерживать то за ссуду на ремонт кунгаса, то за сети... — Он безнадежно махнул рукой: — Что рассказывать! Сам знаешь про нашу жизнь. Расскажи лучше, что в Корее слышно.

— Верно ли, что американцам всыпали там? — раздался голос Сирасу, только что вошедшего в харчевню.

Хейтаро отодвинул от себя опорожненную миску и тарелку и вытер губы полотенцем.

— Всыпали здорово, уже несколько генералов погибли. Американцы послали туда уйму войск, а все ничего не получается. Влипли в историю...

Мурата опасливо оглянулся по сторонам и вполголоса сказал жене:

— Курико, выгляни за дверь: не шатается ли кто там? Наш поселковый полицейский любит иногда постоять под окнами чужих домов. За слушки-то ведь им платят! Глядишь, и в люди выбьется...

— Скажешь еще! — усмехнулась Курико. — Будет он у тебя стоять под окнами! Спит, небось.

Но все же она вышла на улицу. Резкий порыв ветра ворвался в комнату, задергались язычки пламени в лампах. Вернувшись в дом, она сказала, что вокруг никого пет.

— Видно, проучили их там, в Корее, — сверкнул глазами однорукий рыбак Сакаи, — если японцев хотят туда послать.

— Дураков нет.

— Нет, есть, — сказал Сирасу. — Говорят, навербовали в Ниигата и отправили танком в Корею. И к нам в поселок приезжали вербовать.

— Кто приезжал? — спросил Хейтаро.

— Многих вызывали в полицейский участок, — вмешался Хомма, — там сидел какой-то господин. Моих сыновей тоже вызвали и предложили записаться. Обещали большое жалованье, одежду, хорошую пищу...

— Ну, а они как?

— Мой старший так им и сказал: «С меня войны хватит», и, не попрощавшись, ушел Я его, конечно, выругал, как отец. ..

— За что же? — удивился Хейтаро.

— А за то, что не попрощался. Надо быть все-таки вежливым.

Рыбаки рассмеялись.

— Что делается на свете! — тяжело вздохнул Мурата. Он сидел рядом с Хейтаро, подперев голову руками. — Кругом только и разговоров, что о войне. Неужели опять будет война?

Хейтаро задумчиво забарабанил пальцами по столу.

— От нас зависит, чтобы ее не было.

— От нас? — недоверчиво спросил Мурата.—А в прошлую войну разве моего покойного сына спрашивали, хочет ли он воевать с китайцами?

— Время теперь другое, — сказал Хейтаро. — И люди уже не те. От нас зависит — быть или не быть войне. Я, ты, он, четвертый, десятый... если во всем мире не захотят войны, то американцам ее не разжечь. — Хейтаро внимательно оглядел сосредоточенно слушавших его рыбаков и продолжал: — Имано вам рассказывал, как по всей нашей стране японцы горячо откликнулись на призыв к миру. Вот и мы должны дружнее взяться за дело мира. У вас были сборщики подписей за мир?

— Были! В нашем поселке все подписались.

— А я попросил сборщика оставить мне бланки, — сказал хозяин харчевни. — Ко мне заходят из разных поселков, и я всем предлагаю ставить подписи.

— Хозяин, тебе надо на вывеске нарисовать белого голубя! — засмеялся Хомма.

— А я нарисую на парусе! — крикнул кто-то из угла.

Хейтаро кивнул головой:

— Вот так же, как вы поддержали дело мира, поддержите и нас.

Он рассказал о последних событиях в Одзи — об аресте Сато и о намечаемой забастовке и демонстрации рабочих лесопилки.

Рыбаки внимательно выслушали Хейтаро.

— Поддержите? — спросил он, оглядев всех.

— А ты что, сомневаешься? — сказал Сирасу. — Завтра рыбаков соберем — сам поговоришь со всеми. Наши обязательно поддержат. . . — Он хлопнул ладонью по плечу Хейтаро.

—- Ну, пошли, — скомандовал Хомма, — а то поздно уже, и ветер крепчает.

Госпожа Курико стояла у двери и отвешивала поклон каждому из уходящих. После ухода гостей она потушила фонарь у входа и задвинула ставни на дверях.

❖ * *

Первые солнечные лучи, пробившись сквозь узкие щели ставней, медленно поползли по золотистым циновкам и скользнули по лицу Дзиро. Он недовольно почмокал губами и, сморщив нос, приоткрыл глаза. Из-за дощатых стен доносился ласковый рокот угомонившегося за ночь моря. Дзиро вспомнил, где находится, и в одно мгновение вскочил и оделся.

В доме все еще спали. Из-за перегородки слышался богатырский храп Мураты. Дзиро тихо, чтобы никого не разбудить, отодвинул дверь и вышел на крошечный дворик. В лицо пахнуло неповторимыми запахами моря — свежим воздухом, напоенным морской влагой, и йодистыми испарениями водорослей.

День просыпался лениво. Далеко на западе, над морем, стоял сизый клубящийся туман, на востоке все светлее становились дальние горы. Постепенно розовели верхушки сосен и криптомерий, и птицы с радостным гомоном летели на озаренные первыми отблесками солнца места.

Было время отлива. Чуть отступив от прижавшейся к скалам рыбачьей деревушки, море обнажило илистое

дно и позеленевшие от мха скользкие подводные камни. Между ними кое-где бродили женщины и дети, собирая в плетенки оставленные водой ракушки и мелкую рыбешку. Рано поднявшиеся рыбаки уже развешивали для просушки сети.

Подойдя поближе к воде, Дзиро увидел на камне мальчика с повязанным вокруг взлохмаченной головы белым полотенцем и в коротких заплатанных штанах. Ему на вид было лет четырнадцать. Он был очень худ, и под его обветренной, потемневшей кожей нетрудно было пересчитать все ребра. На узком, с выпирающими скулами лице блестели сквозь щелочки настороженные глаза.

Широко расставив ноги, мальчик внимательно всматривался в воду, держа в правой руке острогу.

«Интересно, на кого он охотится?» — подумал Дзиро.

Он торопливо закатал короткие штаны и осторожно ступил в теплую воду. Близко от незнакомого мальчика торчал гладкий, словно отполированный, камень. Дзиро взобрался на него и тоже стал всматриваться в воду. Пучки кружевных водорослей плавно шевелились из стороны в сторону, пугая стайки снующих между ними красных рыбок.