Я в Чехочинек, в водный ингаляторий ездила… В кафе около «грибка» танцы были, массовик вел… Сидели на лавках вокруг соленого водопада, дышали, сплетничали, или в парке с источником, где бювет и павлины, и черные-пречерные лебеди ходили с красными клювами… Как же там красиво! Вода из Чехочинека называлась «Кристинка», известная, наверное, на всю Польшу. В бювете за символическую входную плату можно было целый день ее пить из краника в виде лягушки. Конечно, в этом парке и педерасты встречались, а как иначе, застава далеко простиралась, все как полагается. Павлины в клетках, больших, посреди парка. Любишь горы — Горная тебе Крыница, море — Морская Крыница, любишь еще что-то — просто едешь в Крыницу, каждый найдет что душа пожелает. Садилась я в поезд и ехала со всеми удобствами. Не было этой нервотрепки, беготни этой. Можно было всю жизнь на любой должности проболтать, прокурить и кофием залить. Вот, например, в гардеробе я работала, пусть мне теперь кто-нибудь скажет, что это была плохая работа! Уже утром приходила ко мне Кенгуриха, потому что я как раз напротив заставы работала. А дел-то — только куртки принять, и все. Ну вот разве только дверь, тяжелая, резная, дуло из нее страшно, не закрывали гады. Я написала один листочек: «Для человека культурного закрыть дверь не составит труда» — никакого эффекта, я заменила на «Закрывайте дверь!» — с тем же результатом, так я третий листок повесила, скандалила, но всякий раз, кто ни пройдет, обязательно не закроет, открытой оставит. Я уж хотела, чтобы мне из стекла от стойки до потолка такую надстройку сделали, чтоб я прямо как в киоске сидела и через маленькую дырку пальто брала, так мне сказал один мудрила-профессор, архитектор (тьфу): «Не получится, помещение историческое, перспектив нарушится, или типа того, что, мол, станет менее выразительным», а я, представляешь, говорю: перспектив у них всегда будет важнее живого человека. А насчет стойки рабочие во время ремонта меня спрашивали, на какую высоту сделать, так я им специально велела на высоту слегка пониже ширинки, чтобы к каждому могла приглядеться.
Солнцезащитный крем для лица тогда покупали в валютном, если был, а если не было, то не покупали. Потому что такою больше нигде не было. Тетки себе морды чем только не мазали, но не кремом, а, например, растительным маслом или каким-нибудь йогуртом. А какая замечательная музыка была тогда! Водецкий, Слава Пшибыльская, все мелодично, текст на уровне, романтичный, и ритм тебе и такт, а сейчас эти рэпы… Нет больше диких пляжей… А если, не дай боже, расхвораешься на море, то идешь и тебя без вопросов сразу лечат, везде можно было лечиться. А не дай боже, у меня здесь сейчас сердце схватит, скажут, что я должна обратиться по месту жительства. Точно, пан журналист, говорю вам: не желают нам больше спокойной ночи с голубого экрана ни Песик Панкратик, ни Мишка Мохнатик… Нет диких пляжей, нет больше диких пляжей…
Пенсионерка № 2:
— Но бывали и темные стороны. Как-то раз (здесь у нас был свой центр и под Нецком) все разболелись от грибного бигоса. Назывался «грибной», потому как все, что под руку попадет, что нагребут, то в него и клали. Все этот бигос хвалили, объедались, а один официант, который под меня, что называется, клинья подбивал, отвел меня в сторонку:
— Пан Веслав, так, мол, и так, вы уж это не ешьте, потому что эта гадость — с колбасой, которая еще утром зеленая была, заплесневелая, но повариха сказала, что если, прожарить как следует, никто не заметит.
И все обожрались, а ночью как рванула весть: «У всех пищевое отравление!» К сортиру очередь, и в очереди уже все блюют. Потому что там только один сортирчик-будочка, а в ней одна дырка в земле, и мухи летают…
Или вот еще: идем с подружкой в киоск за мороженым, а продавщица нам говорит: «Пока не могу, привезли размороженным, и я еще не успела заморозить, приходите через часок»… Боже! Или когда шли на почту, то, пан Михал, заказывали разговор в кабине, а телефонистка постоянно в разговор встревала и спрашивала: «Еще говорите?» Даже прилично оттянуться человеку нельзя было, потому что в любую минуту баба могла подключиться и спросить «Еще говорите?», она, видите ли, так удостоверялась, закончился разговор или нет, и тогда ей отрешенным голосом отвечали: «Говорим, говорим…» Да, в те коммунистические времена в основном говорили. В магазинах ничего не было, дорогой мой, пусто, и что оставалось делать, как не сочинять? Вот и перемывали косточки другим теткам, нет, не по злобе, а так, чтобы каждой придумать какую-нибудь занимательную историю.
…
— Занавески я выстирала перед отъездом, окна вымыла, пыль стерла, цветы к соседке отнесла… Уф, можно и передохнуть.
БОЛЬШОЙ АТЛАС ПОЛЬСКИХ ТЕТОК
Тетки-Элегантки
Взяла я сигареты и илу через дюны в сторону Свиноустья, смотрю: Аптекарша наша из Быдгощи лежит, зонт белый с надписью «Виши» раскрыла и, как обычно, мажется солнцезащитными кремами. Я вежливо так ее поприветствовала, свое почтение выразила и давай расспрашивать про мандавошек, как их вывести. Она мне тут же целую лекцию прочитала: все, что только возможно, начисто сбрить, и на ногах, и под мышками, потому как переберутся, потому, как в крайних случаях и не леченные, они даже в волосах в носу, ушах и на бровях ухитрятся, суки, поселиться. Дальше — обязательно «Якутин» купить в аптеке, без упоминания об этих вшах, а просто приходишь и спрашиваешь: «Якутин, пожалуйста».
Я ее поблагодарила и быстренько слиняла, потому что она мне сказала, что, мол, если уж я мандавошек подцепила, то вполне возможно и чего похуже могла подцепить, и надо мне сюда, в поликлинику, на анализ RW и прочие… Ну и снова начинает меня уговаривать купить веб-камеру и пустить весь этот здешний разврат вживую. Она богатая, хоть и продолжает жить все в той же самой комнате, где появилась на свет. Со старухой матерью за стеной, с первым девичьим конским хвостом, повешенным на память на коврике, вместо косы. Чем-то напоминает Освенцим. Всюду до потолка ровно уложены порнушки, на отстающих от стен обоях старые, еще с восьмидесятых годов, плакаты, рекламирующие фильмы про дзюдо и «Возвращение инопланетян». В самом центре этой норы стоит компьютер и, дорогие дети, никогда, ну никогда не отвечайте этому мужику на чате, даже если будет говорить, что ему тринадцать лет и что он играет в куклы! Это он — тот самый толстяк с плаката, предостерегающего детей от незнакомых людей в Интернете, и думает он только об одном. Он пользуется услугами агентства знакомств «Маленький Гномик» и турбюро «Карапуз». Сожрет всех вас, с потрохами, высунет язык и слизнет, достанет вас своей камерой самого последнего поколения, ну и представьте себе огромный красный язычище, вылезающий из камеры и слизывающий вас! Ибо Интернет — то самое место, где творится настоящее прелюбодейство, настоящее любиево, где настоящее ожерелье теток!
Сосед пришел, установил, все чин чином, объяснил, что и как, входишь в Windows, а там обои с голым «Мистером „Нового Мэна“ 2003»…
Солнце в своей золотой колеснице проделало уже больше полпути, и жужжание жуков постепенно сменилось звоном комаров. Море плоское и серебряное, ветра нет. В этом плоском озере неподвижно стоят люди. Как на картинке, изображающей крещение в Иордане. Но греха больше нет. Вверху, на дюнах стоит одна толстая, которой я всегда восхищаюсь. Из шелкового полотенца в большие белые цветы сделала себе тунику и, присев на корточки, завязывает, заслоняя грудь. Старая, но сзади длинные крашеные рыжие волосы. Раз я подслушала, как она разговаривает по мобильнику, по-русски. В другой раз поприветствовала ее издалека, так она поклонилась весьма учтиво, как культурные старушки из Германии.
Иногда идет сюда с палкой через лес, словно ведьма, эти ее волосы сзади развеваются, переливаются самыми разными оттенками красного, а остальная башка лысая. Всегда на ней юбка, то из одеяла, а то из полотенца в цветочек, но чтобы в брюках — никогда… И грудь никогда-никогда не откроет, узелок завяжет… При ней всегда другой старый толстый мужчина — муж. И так вот вдвоем: один — мужской, другой — женский, пожилая пара. Она в этой своей юбке из полотенца в цветочек, а он с удочкой, с сигаретой…