Осенью 1430 года Витовт был уже недалёк от своей цели. После сложной и длительной дипломатической борьбы Ягайло был готов признать Витовта королём. Но Витовт умер, не дождавшись короны. Однако борьба между польскими и литовскими феодалами не прекратилась, а приобрела ещё более острую форму. Наследник Витовта Свидригайло готовился в 1430–1431 годах к вооружённой борьбе против Польши; он не остановился даже перед тем, чтобы вступить в переговоры с орденом.
В такой обстановке польский король не обнаружил особого желания выполнить панские требования и, напротив, завязал новые переговоры с гуситами. Международный авторитет Чехии после отражения ряда крестовых походов вырос до такой степени, что гуситы в качестве арбитров принимали участие в польско-литовских делах.
В марте 1431 года в Кракове начались регулярные переговоры Владислава Ягайло с чехами. Гуситы были представлены Прокопом, паном Вилемом Косткой из Поступиц, Петром Пэйном и Бедржихом из Страшиц. Характерно, что обсуждение спорных вопросов велось на чешском языке, а не на латыни. Представители гуситов предлагали положить в основу обсуждения четыре пражские статьи, обещая после этого заключить мир и вступить в сношения с открывавшимся Базельским собором, от которого ожидали серьёзных церковных преобразований католической церкви. Владислав затягивал переговоры, требуя безусловного подчинения чехов будущим решениям собора. Краковский епископ Збигнев Олесницкий прилагал все усилия к тому, чтобы вообще сорвать переговоры: он даже запретил в Кракове богослужение на всё время пребывания там «еретического» посольства. Посольство в свою очередь отказывалось заранее капитулировать перед любым решением Базельского собора. Чешские уполномоченные соглашались вступить в Базеле в переговоры как равноправная сторона, не принимая на [251] себя никаких предварительных обязательств. Несмотря на то, что среди поляков было много сторонников союза с чехами, переговоры были в конце концов сорваны крупнейшими польскими магнатами и верхушкой католического духовенства.
Находясь в Кракове, Прокоп Великий развил кипучую дипломатическую деятельность. Он стремился завязать при посредстве Сигизмунда Корибутовича сношения с литовским князем Свидригайлом Ольгердовичем, который вёл упорную борьбу с враждебной группировкой литовских феодалов, получавших поддержку Ягайло. Эти переговоры не привели, однако, к определённым положительным результатам.
Вскоре после прерванных совещаний в Кракове открылся сейм в Праге (май 1431 года). Перед ним стояла задача: найти общую платформу для предстоявшего выступления гуситов на Базельском соборе. Достичь соглашения было очень трудно, так как ни чашники, ни табориты не хотели поступиться своими взглядами. Более того, в выступлении идеолога чашников магистра Яна Рокицана содержался прямой выпад лично против Прокопа. Рокицана с напускной наивностью спрашивал сейм, допустимо ли, что некоторые таборитские священники пользуются светской властью? При этом имелся ввиду прежде всего славный вождь таборитов Прокоп Великий.
На сейме присутствовали послы Сигизмунда. Сам он в это время готовил силы для вероломного нападения на чехов. Всячески желая замаскировать свои намерения, император лицемерно предложил продолжить обсуждение спорных вопросов в Хебе. Табориты совершенно не доверяли Сигизмунду, но и не отказывались от мирных переговоров. На пражский сейм прибыло и польское посольство. Представителей братской Польши приветствовал лично Прокоп. Среди польских послов был шляхтич Абрагам из Збоншина, который позднее выступил под знаменем гусизма в борьбе против всемогущего краковского епископа Збигнева Олесницкого.
К этому времени роль гуситских войн как крупнейшего международного фактора выявилась во всём своём значении. Прежде всего, непосредственное участие в этих событиях принимали соседние славянские народы.
На территории братского словацкого народа, стонавшего под тройным игом венгерских, германских и своих [252] феодалов, гуситские отряды всегда находили поддержку и помощь. Жесточайшие репрессии феодалов не могли уничтожить сочувствие угнетённых масс словацких земель к освободителям-гуситам.
Однако в Словакии антифеодальные выступления масс не приобрели такого размаха и характера, как в Чехии. Это объяснялось условиями социально-экономического развития словацких земель в средние века и в первую очередь более низким уровнем развития производительных сил Словакии в начале XV века.
Существенную помощь восставшей Чехии оказал польский народ. Сочувствие поляков боровшимся гуситам приходилось учитывать и польскому королю Владиславу. Особенно ярко проявилось боевое содружество чешского и польского народов во время похода гуситов к Балтийскому морю в 1433 году. Да, собственно говоря, и весь этот поход был бы невозможен без деятельной поддержки населения по всему пути следования гуситских войск.
Несмотря на территориальную отдалённость, в славных битвах таборитов принимали участие и русские люди. Их было много в войсках Сигизмунда Корибутовича и Фёдора Острожского.
Но было бы неправильно ограничивать международное значение гуситских войн одними славянскими странами. Источники сохранили немалое количество сведений об отзвуках гуситских войн в Германии. Вопреки клеветническим измышлениям историков буржуазно-националистического лагеря, утверждавших, будто в ходе гуситских войн столкнулись «германство и славянство», сам ход событий свидетельствовал о неизменной классовой солидарности трудящихся Германии и Чехии. Все походы гуситов в Германию и особенно поход 1429–1430 годов неизменно кончались тем, что их армия обрастала большим количеством немцев-крестьян, мужественно сражавшихся в дальнейшем против отечественных феодалов бок о бок с таборитами — своими чешскими братьями по классу. О влиянии гуситского движения на развитие революционной борьбы в Германии свидетельствуют события 1431 года. В таком крупном городе, как Магдебург, плебеи изгнали архиепископа, захватили власть в городе и обратились к таборитам с просьбой прислать своего начальника, который должен был организовать их для [253] вооружённого отпора феодалам. В Пассау (Австрия) подобным же образом был изгнан епископ.
Неизменным сочувствием и вниманием пользовались в германских землях проповеди таборитских священников и распространявшиеся ими манифесты, которые призывали к активным выступлениям против феодальной эксплуатации и католической церкви. Не только в Германии, но и дальше на Западе было заметно революционное влияние чешской крестьянской войны. В Турнэ, во Фландрском графстве, ещё в 1423 году был сожжён один из жителей этого города — Жиль Мерсо, который распространял воззвания гуситов и вёл проповедь среди бедноты. В 1430 году в том же Турнэ снова сожгли двух крестьян-проповедников, призывавших последовать примеру чехов. В юго-восточной Франции в Дофинэ собирали добровольный сбор в пользу гуситов, причём собранные средства достигли Чехии. В соседнем графстве Форэ восставшие против феодалов крестьяне выдвинули программу, во многом сходную с требованиями чешских таборитов. Участники выступлений на территории графства Форэ и Маконского бальяжа призывали уничтожить сложную католическую иерархию и провозглашали, что все люди, не исключая знатных, обязаны жить своим трудом. Сбор средств в пользу гуситов был организован и в Нормандии.
Под влиянием таких же фактов на церковном соборе в Бурже французское духовенство в 1432 году вынуждено было признать, что гуситство находит почву для распространения во всех странах, так как требует облегчения материального положения крестьян, выступает против феодальных поборов и церковной иерархии. Французские церковники прямо указывали, что во Франции и в Италии многие народные восстания были непосредственно связаны с распространением гуситских взглядов и лозунгов.
Манифесты таборитов, содержавшие призывы к расправе с ненавистным католическим духовенством и к захвату награбленного папами имущества, распространялись в самых удалённых от Чехии уголках Европы. Один из испанских монахов — Хуан из Сеговии отмечал, что в Испании появилась «богемская чума», причём «ересь» эта особенно опасна, ввиду того что «еретические» писания [254] обращены не только к зажиточным и образованным людям, но и к бедноте.