Красногвардейская дружина стала надежной опорой николаевских большевиков во время взятия ими властей в городе. В назначенный час красногвардейцы блокировали железнодорожный вокзал, телеграф, почту, городскую управу. Они же разоружили милицию, в составе которой было немало выходцев из кулацких семей.

Чапаев с группой красногвардейцев и большевистски настроенных однополчан произвел разоружение офицерского состава 138-го полка, а затем выставил охрану у казарм, кладов и арсенала. В результате власть в Николаевске полностью перешла в руки большевиков. Отдельные попытки контрреволюции этому воспрепятствовать были быстро подавлены.

Оставаясь на должности командира 138-го полка, Чапаев, кроме того, назначается ревкомом начальником Николаевского гарнизона. В середине ноября он делегируется уисполкомом на II-й военно-окружной съезд представителей Советов солдатских депутатов Казанского военного округа.

Съезд открылся 12 ноября, и, разумеется, Чапаев на него опоздал. Но он прибыл к самому его разгару, когда на нем решались основные вопросы.

Глава 4. На казанском съезде

В ноябрьские дни в Казани бесновалась непогода. Порывистые ветры рвали провода, валили фонарные столбы, гнали по улицам, пустырям вывески лавок и магазинов.

Но сильнее непогоды бушевали политические страсти. Назревало вооруженное восстание, подготавливаемое большевистской организацией Казанского Совета.

Казань — центр военного округа, одного из крупнейших тыловых военных округов России. Здесь размещался штаб управления и службы, склады боеприпасов и пр. Военный гарнизон Казани насчитывал до 40 тысяч солдат и офицеров.

1917 год, во всяком случае, его первая половина, совсем не изменил тяжелейшей солдатской жизни: они по-прежнему отправлялись на фронт и приносили себя в жертву «на алтарь отечества». Мобилизовались и выписанные после ранений из госпиталей.

И все-таки перемены неутомимо приближались. Из Петрограда, Москвы пришли вести о вооруженном восстании пролетарских масс и революционных солдат. Казанские красногвардейские отряды обсуждали дошедшее до них эхо залпа «Авроры» и выступления моряков Балтики. Они тоже решили вступить в баррикадные бои с юнкерами военных училищ и школ, поддержавших Временное правительство.

26 октября (8 ноября) 1917 года народная власть Казани провозгласила себя полномочной.

В последующие дни в городе на улице Лево-Булачная в здании гимназии, названном «Домом солдата», собрался 2-й военно-окружной съезд солдатских Советов. На съезд прибыло около 300 человек, представлявших многотысячную армию Казанского военного округа. Предстояло решить много вопросов, выдвинутых Октябрьской, и в их числе: переизбрание членов военно-окружного комитета, замена единоличного командования коллегиальным, осуществление демократических реформ в войсковых частях, планомерная демобилизация и отправка их по домам.

Вокруг этих вопросов возникла острая борьба делегатов от большевистских организаций с представителями эсероменыиевистских течений, пытавшихся сохранить свое влияние на солдатские массы и направить работу съезда в нужное им русло.

Так, на одном из заседаний, когда обстановка до предела накалилась, председатель съезда большевик Александр Евлампиев объявил:

Слово имеет от Николаевcкого гарнизона Самарской губернии фельдфебель Василий Чапаев.

В левом ряду поднялся вызванный делегат и неторопливой походкой направился к трибуне.

Давай только покороче, дружок, поближе к делу! — крикнул кто-то из зала, недовольный многословием предыдущих ораторов.

Чего переливать их пустого в порожнее! Много разглагольствовать не привык, не умею, — отпарировал в ответ Чапаев.

Зал насторожился. Чапаев поднялся на трибуну. Среднего роста, худощавый, с чисто выбритым лицом, вздернутыми кверху усами над тонкими губами, со впалыми щеками и смелым взглядом голубоватых глаз. Его грудь украшали георгиевские кресты и медаль и большой красный бант. Он сразу же ополчился на «правоскамеечников». (Тогда враждующие партии занимали противоположные ряды, к примеру, большевики всегда сидели слева, а меньшевики и эсеры — справа. — Примеч. авт.)

— Который день выслушиваю некоторых, — кивнул Чапаев в сторону делегатов — эсеров и меньшевиков, — и чего только не говорят! Как попы с амвона. Большевиков обвиняют в анархии, произволе и в этой самой узурпации прав командования — слова-то всё какие-то ученые. А ежели толком разобраться что хотят — дело ясное: агитируют за старые порядки. А может, кто-то из вас хочет продолжить войну до победного конца?..

Справа поднялся шум и раздались протестующие голоса.

— Что? Аль не так сказал? Я три года воевал в Белгорайском, а здесь являюсь делегатом от 138-го запасного и знаю, чего хотят солдаты и о чем они мне наказывали. Не согласны они с вами, — Чапаев сделал жест в правую сторону. — Кто вас уполномочил говорить от имени солдат о продолжении этой войны? Быть того не может! От своего имени солдатским мандатом козыряете!..

Взрыв протеста прервал его.

— А-а! Не по нутру мои слова! — крикнул Чапаев. — Значит, чует кошка, чьё мясо съела...

Закончил Василий Иванович своё выступление под одобрительные возгласы большинства делегатов призывом избрать Совет комиссаров Округа. А ещё провести выборы командиров.

Во время перерывов Чапаев много беседовал с другими делегатами. Вспоминал о службе в Карпатах, делился своими впечатлениями о работе проходящего съезда. Говорил о личных делах. До нас дошел его диалог с солдатом:

— Воевал, как все солдаты, не то чтоб с охотой, но трусости не проявлял, а иной раз и сам напрашивался на рискованное дело. Правильно ли поступал, плохо ли — не разбирался, пока не грянула революция. Теперь-то понял, кому нужна и выгодна война...

Об офицерах Чапаев говорил, когда его спрашивали:

— Так разные они, офицеры-то, бывают. И подлецы встречаются, особливо которые повыше чинами бывают. Раз я чуть сам под военно-полевой суд не попал. Не выдержал и грубо сказал одному из штаба полка, ударившего солдата нашей роты. А тот подал на меня рапорт по команде. В лучшем случае закатили бы на год-два в каталажку. Выручил командир нашей роты поручик Прихожаев. Справедливый был офицер, да мои кресты-медали помогли.

На вопросы о своей семье Чапаев отвечал более чем сдержанно.

— Дома пятерых детей оставил; своих трое и двои приемышей.

И всё, больше ни о чем не рассказывал. Только мрачнел, как туча. Видимо вспоминал о своей самой прекрасной и самой любимой Поленьке-предательнице. Никак не мог отпустить её, красавицу.

Семью друга Петра Камишкерцева он действительно содержал довольно долго. Пелагея Камишкерцева получала аттестат якобы от мужа и жила припеваючи, радуясь его повышению. После февральской революции Василий разыскал их и рассказал, как погиб её Петруша. Долго та не могла во всё это поверить. Плакала. Но Чапаев ей объяснил, что бросать её семью не собирается. Мол, она — как хочет, пусть так и поступает, а детей (двух девочек) он забирает. Так он поклялся другу. Так и поступить должен.

Пелагея тогда быстро узлов накрутила и своё нехитрое барахлишко по корзинам распихала. Василий сильно удивился и спросил: «А ты куда собралась?» «Как куда? — ещё сильнее удивилась Пелагея. — К тебе, куда же ещё?»

Чапаев постоял, покусал свой пшеничный ус и снова спросил как-то с хрипотцой:

— И в качестве кого?

— А всё едино — твоей жены, разумеется... — ответила Поля не мигая, заливаясь краской по рябому лицу.

— Но мне не нужна ещё одна жена. Я свою Пелагею имею, — сказал он и замолчал, стиснув зубы.

— Ну, не знаю, не знаю, какая у тебя Пелагея есть, только мне маманя вчерась говорила, что она от тебя сбегла. Так что, выходит, нет у тебя жены, нет Пелагеи.

Василий вспыхнул и ответил:

— Нет и не надо, а только ты мне тоже не нужна. Мне кроме моей венчанной жены вообще никто не нужен!