Изменить стиль страницы

И он, тяжело ворочаясь и кряхтя, уселся у самого входа, загородив своей широкой спиной все небольшое отверстие, в которое можно было пролезть только на четвереньках.

Немного погодя завозился Леня. Громко чихнув, он плаксиво протянул:

— Дайте мне одеяло. У меня все внутренности обледенели.

— Ползи ко мне, Леня, — сказал Савушкин.

Ответа не последовало.

Минуты через две мальчик осторожно спросил:

— А вы кто такой будете?

— Ты что это, парень? Не проснешься никак, что ли?— не то удивился, не то испугался Иван Савельевич.

На минуту наступило молчание. Но вот Леня облегченно вздохнул и радостно закричал:

— Иван Савельевич!.. А мне это во сне...

Он подполз к Савушкину и, дыша ему в лицо теплом, прошептал:

— Андрей тоже тут?

— Нет. Он спит.

— Спит? Я когда проснулся, рядом никого не было. Иван Савельевич схватил Леню за руку:

— Совсем ты, Ленька, заспался! Ну-ка, пошарь.

— Не верите?

— Пошарь, говорю!

Леня засопел и пополз на коленях вглубь шалаша. Набокова в шалаше и впрямь не оказалось.

— Вот тебе на! Происшествие! — встревожился Савушкин. — А я, скажу тебе, и не подумал ничего плохого. Думал, ветром куда-то доску откинуло.

Помолчав, он добавил:

— Сиди, Леонид, а я пойду. Поищу пойду.

— И я тоже! — попросился Леня. — Вы в одну сторону пойдете, а я — в другую.

— Куда тебе! Заплутаешься!

— Что я, маленький?

— Сиди, говорю. Я скоро вернусь, — жестко проговорил Савушкин и вылез из шалаша.

Иван Савельевич ходил по поляне и во весь голос кричал:

— Андре-ей! Андре-ей!

Иногда до Лени доносились только обрывки слов: «а-а... эй... де-е...»

А через некоторое время голос Ивана Савельевича и совсем потерялся в протяжных завываниях ветра.

«Ушел, — решил Леня и пополз к выходу. — Я тоже сейчас уйду искать Андрея».

Но едва мальчик выглянул из шалаша, как от реки подул такой холодный и сильный ветер, что все вокруг загудело, застонало. В кромешной мгле не было видно даже протянутой вперед руки.

«Может, лучше остаться в шалаше? — промелькнула робкая мысль. — Иван Савельевич наказывал никуда не ходить».

Минуту он колебался, потом, стиснув зубы, решительно вылез наружу и, осторожно обойдя шалаш, направился к осинкам.

Он шел как слепой, ощупью, вытягивая вперед то одну, то другую руку. И пока разыскивал тропинку, ведущую в луга, несколько раз натыкался на деревья.

«Выйду в луга и стану звать Андрея, — думал Леня.— И что такое случилось с Андреем? Куда он мог уйти ночью?»

Вдруг Лене почудилось, что он слышит шаги. Затаив дыхание и крепко сжав в кулаки руки, мальчик остановился. «Эх, электрический фонарик сейчас бы!.. И как я мог дома забыть фонарик? Здесь он мне так бы пригодился!»

Совсем близко хрустнула сломанная ветка. Кто-то и в самом деле приближался. «Кто же это? Иван Савельевич? Андрей? — У Лени страшно застучало сердце. — А если... а если это волки?»

Схватившись рукой за ствол молоденького деревца и готовый в любую секунду сломать его и кинуться на зверя, Леня закричал:

— Кто идет?

— Экий же ты упрямец! — раздался голос Савушкина. — Где ты тут, Ленька?

— Вы не нашли Андрея? — спросил Леня, кидаясь навстречу Савушкину.

— Будто ветром сдуло парня!.. Чуть светать начнет, опять надо идти искать. Сейчас ни зги не видно. По дороге в луга я на пенек наткнулся, упал, — прерывисто дыша, говорил Иван Савельевич.

Забравшись в шалаш, они долго сидели молча, прижавшись друг к другу и с тревогой думая о таинственном исчезновении Набокова.

— И куда все-таки делся Андрюша? — проговорил Леня, нарушая тягостное молчание.

— Ума не приложу! — вздохнул Савушкин.

Он напряженно прислушивался к завыванию ветра, все надеясь, что тракторист вот-вот подойдет к шалашу. Но Андрей не появлялся.

Перед рассветом Ивана Савельевича и Леню одолел сон, и они задремали. Было уже светло, когда Савушкин вдруг очнулся, словно от сильного толчка.

— Леня, вставай, — сказал он. — Заспались мы с тобой.

Мальчик поднял голову, огляделся:

— Рассвело уж! Как же это мы? А собирались рано... Андрей...

В это время у шалаша раздался хрипловатый насмешливый голос:

— Вставайте, лежебоки! Прохлаждаются, как на курорте!

Леня выглянул наружу и от изумления и радости высоко взмахнул руками.

— Андрюша! — закричал он и проворно вскочил на ноги.

С неловкой поспешностью вылез из шалаша и Савушкин.

— Где ты, шальной, пропадал? — проворчал Иван Савельевич и тут же заулыбался.

Набоков тоже улыбнулся, но смущенно, опустив глаза. Он снял шапку и, поводя ладонью по жестким спутанным волосам, виновато сказал:

— И не говорите! Действительно, получилось... Он помолчал и потом рассказал все, как было:

— Ночью проснулся и чувствую — спина озябла. Я спиной к стенке лежал. И показалось мне, что волк завывает. Прямо вот рядом. А потом царапаться стал. — Перехватив недоверчивый взгляд Савушкина, тракторист тряхнул большой головой и возбужденно крикнул: — Действительно слыхал! Так прямо и царапает когтями о прутья. Вытащил я нож, раскрыл его на всякий случай — и к выходу. Темнота страшная, конечно. А вот вижу — чернеет что-то невдалеке от меня. Я в ту сторону — волк от меня. Я остановлюсь — и он остановится...

— Волки к весне в горы с острова уходят, — сказал Иван Савельевич, перебивая Андрея. — Это тебе померещилось все.

Андрей прикурил от уголька папиросу и глубоко затянулся. Выпуская изо рта дым, он запрокинул голову, и на шее обозначился крупный острый кадык.

— Волк от меня, конечно, я — за ним, — продолжал он, даже не взглянув в сторону Савушкина. — То на дерево в темноте наткнусь, то на пенек. Хотел было обратно поворачивать. Хватит, думаю, отогнал зверя, теперь не вернется. Подумал это так, а сам как ахнусь куда-то вниз. В овраг какой-то упал. Пощупал вокруг — листья сухие. И тихо. Ветру никакого. Тепло даже будто.

Савушкин присел у костра и весело сощурился.

— Теперь все понятно, — проговорил он. — Зарылся наш Андрей в листья, как еж, и проспал себе до утра.

Леня засмеялся и, сверкая глазами, сказал трактористу:

— А мы тебя искать ходили ночью! Эх, ты! Набоков наклонился, бросил на угли хворосту и, словно не слыша обращенных к нему слов, продолжал рассказывать:

— Чуть светать стало — очнулся. Продрог до костей...

Он поднял посеревшее лицо и улыбнулся, обнажая крепкие белые зубы.

— Зато красоту какую я видел.

— Какую? — спросил мальчик.

— Гусей перелетных. В лугах, на озере.

— Как же ты их увидел?

— Из ложбинки когда я вылез, тишина везде. А со стороны озера гаганье доносится. Ну, я и пошел. К самому кустарнику подкрался. Как глянул на озеро, так и замер. Все озеро будто в снегу. А это гуси.

— Ты спугнул их?

— Они, видно, уж к перелету готовились. Чуткие очень. Хрустнул веточкой, а вожак тревогу поднял. Захлопали гуси белыми крыльями и подниматься стали...— Андрей замолчал. На лице у него долго еще оставалась светлая, немного мечтательная улыбка.

— А мне нынче такой сон приснился: будто мы ледокол построили, — некоторое время спустя проговорил Леня.— И на этом ледоколе на ту сторону отправились. А по Волге — сплошной лед. Только ледоколу самые большие льдины не страшны. Как надавит на льдину — вжиг! — и нет ее! Вжиг — и нет льдины!

— Ледокол, говоришь, построили? — сказал Савушкин. Вокруг его прозрачных серых глаз собрались морщины. — Ледокол? — еще раз повторил Савушкин и засмеялся.

Не удержался от улыбки и Набоков:

— А кто, Ленька, капитаном был?

Но мальчик не ответил. Лицо у него посерьезнело, губы плотно сжались.

Через минуту он обратился к Савушкину с вопросом.

— Иван Савельевич, а чем бревна будем связывать?

— Веревками.

— А где мы их возьмем?

— Я же тебе вчера говорил. Обдерем с молоденьких лип кожицу, скрутим ее — вот тебе и веревки!