Анри так быстро расстался с Полеттой потому, что обстановка резко изменилась. Грузовики с охранниками возвращаются от префектуры. Они с минуты на минуту могут атаковать демонстрацию с тыла. Значит, нечего и думать прорываться на мол. И хотя известно, что пароход должен отплыть со своим грузом, все же нелегко смириться с необходимостью покинуть порт, так и не дойдя до причала.
К тому же не все демонстранты слышали рассказ Пьера. Сообщить им? А вдруг это очередной маневр противника и пароход не уйдет?
Опять все те же соображения: как же отступить, дать себя выгнать, не достигнув цели, когда она так близка?
Ведь до парохода рукой подать, его огни совсем рядом… Вот оно, это чудовище! Вашингтон, американцы, янки, война в Корее — все это сосредоточено в одном пароходе. И он так близко, так близко…
Те, кто так думает, забывают ежесекундно о достигнутых успехах. Они заботятся только о следующем ударе. А нанеся его, тут же устремляются вперед. И в конце концов перестают владеть собой, сами не отдают себе отчета в том, что делают. Ничто не способно сейчас остановить Юсуфа, Жожо, Люсьена и еще нескольких товарищей. Они увидели появившиеся грузовики с охранниками и поняли, что путь вперед закрыт и позиции удержать не удастся. Но они не уйдут, не нанеся последнего удара.
Вот они-то и ринулись сейчас на цепь охранников, преграждавшую доступ к молу. Остальные демонстранты бросились им на подмогу. Охранники были смяты, цепь прорвана…
И все же, несмотря на это, пробиваться на мол было безумием. Нельзя забывать о том, какие силы угрожают демонстрантам с тыла, и надо во что бы то ни стало остановить демонстрантов, иначе их ждет страшный разгром.
Дэдэ и Анри кидаются вперед, опережают толпу и знаками показывают, что дальше идти нельзя.
Их послушались. Демонстранты остановились.
Между пятью шеренгами охранников и толпой рабочих находились штрейкбрехер и несколько его подручных. Они начали было удирать, но когда Дэдэ и Анри остановили толпу, несколько успокоились и замедлили шаг. Сейчас они стояли с вызывающим видом и даже осмелились сделать несколько шагов в сторону демонстрантов. В это время прибывшие из города охранники атакуют демонстрацию с тыла, в нескольких местах одновременно. Завязывается жаркая схватка. И все-таки всех не образумишь: Жожо, Юсуф, Люсьен и Сегаль во что бы то ни стало хотят избить штрейкбрехеров. Они направляются в сторону этих мерзавцев. Двое, струсив, немедленно убегают к охранникам, один отходит на несколько шагов, а главарь не двигается с места.
— Люсьен! — кричит Анри. — Жожо! Бросьте…
Люсьен останавливается.
— Отстань! — огрызается Сегаль.
— Не связывайтесь. Мы с ними еще расправимся, — уговаривает его Анри.
Люсьен и Сегаль с неохотой, но все же подчиняются. Но Юсуф и Жожо продолжают наступать.
Впереди Жожо. Его отделяет от штрейкбрехера всего пять-шесть метров, но в это время мерзавец сует руку в карман и вынимает… Никто не решается поверить своим глазам, до такого еще эти подлецы не доходили! Но сомнения быть не может: в руках у штрейкбрехера револьвер!
— Стой! — кричит он Жожо.
Жожо и Юсуф лишь немного отодвинулись друг от друга. Они инстинктивно ищут глазами на земле какое-нибудь оружие. Жожо заметил металлическую штангу, правда, короткую, но массивную. Он стремительно нагнулся, поднял ее и пошел вперед, не ускоряя шага и глядя прямо в глаза противнику. Юсуф ничего не нашел, но продолжал идти за Жожо…
В этот момент охранники с новой силой атакуют толпу и среди разбегающихся людей трудно разглядеть, что происходит.
Штрейкбрехер отступает перед Жожо, продолжая держать револьвер, но выстрелить все же не решается. Потом он поворачивается и убегает к охранникам. Юсуф бежит за ним, надеясь настичь его прежде, чем тот успеет скрыться. Юсуф нагоняет штрейкбрехера, вцепляется в него, но охранники совсем рядом, они немедленно хватают и уволакивают Юсуфа.
Жожо тоже побежал за штрейкбрехером, но его, видно, подкарауливали: один из штрейкбрехеров преграждает ему путь. Происходит что-то странное: Жожо наскакивает на него, потом нерешительно пытается уклониться в сторону, словно только теперь надумал это сделать, обмякает и, скрючившись, падает на землю. Штрейкбрехер поджидал его, засунув руку в карман. Как потом выяснилось, у него был нож.
Анри и Дэдэ, стараясь не потерять друг друга из виду, руководят трудным отступлением демонстрантов. Благодаря темноте пострадавших немного. Охранники все чаще и чаще наносят удары впустую. Докеры знают порт как свои пять пальцев, они показывают дорогу остальным. Могло кончиться гораздо хуже. Если бы демонстранты успели выйти на мол в тот момент, когда вернулись фургоны с охранниками, их бы разбили наголову и десятки людей были бы сброшены в море. А вода хоть и не замерзла, но совсем ледяная…
Полетта вместе с Алиной, которая, с тех пор как они вышли из тюрьмы, неотступно следовала за ней, все время держалась поблизости от Анри. Им много раз приходилось убегать от охранников, но Полетта вновь находила Анри и следила за ним глазами. Сейчас он собрался уходить, и Полетта берет его за руку.
— Как, ты здесь? — удивляется он. — Послушай меня, иди домой. Мы сейчас соберемся в федерации, но это ненадолго. Ты жди меня… Знаешь, мне кажется, все получилось не так уж плохо? Как ты думаешь? Мы все же победили! Вот увидишь… До скорого…
Анри не целует Полетту, он только нежно сжимает ей локоть. Это равноценно поцелую.
— Ну, как тебе кажется, мы должны подчиниться? — весело спрашивает Полетта у Алины, взяв ее под руку.
— Давай подчинимся.
— Ладно!
Алина и Полетта, взявшись под руку, как сестры, бодро зашагали домой. Алина горда тем, что ей довелось пережить, Полетта чувствует себя сегодня совсем юной.
Алине всего четырнадцать лет, подумать только!.. В общем и Полетте было столько же совсем еще недавно, словно вчера. До чего же летит время. Это чувствуется во всем. Хотя Полетта до сих пор помнит первый поцелуй Анри. Она еще и сейчас ощущает его на губах. В книгах часто с каким-то сожалением пишут о том, что жизнь течет быстро. А вот Полетту это радует. Значит, завтрашний день наступит скорее, чем думаешь, а в нашу эпоху завтра — это жизнь, настоящая жизнь.
— Ты посмотри, — шепчет Алина.
Впереди идут Поль и Жинетта. Они возвращаются домой веселые — им удалось выполнить поручение. Стало темно, и дети уже не держатся за руку — видно боятся, чтобы кто-нибудь не подумал, что они воспользовались темнотой. Идут они не спеша, словно о чем-то задумались, замечтались. Но они очень оживлены, говорят не умолкая. Увидев железобетонные телеграфные столбы — они вот уже больше года валяются здесь, их все не удосужатся поставить, — дети садятся на один из них. За их спиной тянется изгородь, окружающая луг.
— Пойдем спрячемся, — сдерживая смех, озорным голосом предлагает Полетта.
Полетта и Алина пробираются за ограду и подслушивают разговор между Полем и Жинеттой.
— Скажи, а когда ты будешь взрослой, ты будешь любить детей? — спрашивает Поль.
— Конечно… А почему ты спрашиваешь заранее?
— Надо знать заранее, чтобы было хорошо сейчас.
— Знаешь, раньше я со своим братиком, с самым маленьким, играла, как с куклой. А теперь… он совсем больной…
Жинетта тяжело вздохнула, подражая взрослым.
— …Вчера я притворилась, что сплю, и слышала, как папа с мамой говорили: если бы у нас были деньги, его можно было бы вылечить. Потом будет поздно. Это ужасно, но моему братику лучше было бы совсем не рождаться…
— Да, деньги… Когда мы с тобой вырастем, денег вообще не будет. Папа мне объяснил. Они станут не нужны. Понимаешь, электричество будет все делать, и еще атомы, и солнце, которое все нагревает…
— Что ты говоришь?.. Хорошо бы поскорее вырасти, правда?
— Я тебе не рассказывал? У нас в школе мы все разделились на два лагеря: мы и фашисты…