Кстати. Смешно сказать, но почти полтора года наши рабочие находились на предприятии без особого учета. Журнал посещений вели мастера, найм и увольнения осуществляли они же. В принципе, это было нормой для небольших предприятий этого времени, но мы-то хотели быть лучше всех! И потому, для учета работников, их отпусков и невыходов по болезни, оплаченных обучений на профессию и прочего нам пришлось ввести малую толику бюрократии. Вот и очередь на то чтобы к нам устроиться велась тоже через отдел кадров. По слухам, работников отдела кадров уже пытались подкупить. И, судя по всему, именно таким способом Вахрушев и проник на наше предприятие. Надо бы разобраться в этом деле.

   Ко мне в гостиную, где я беседовал о напечатанной статье со своим главой коллекторов, после длительного шопинга заявилась Марина Степановна. С большими коробками покупок, довольная и радостная. Она поставила коробки на широкий диван и весело, словно притомилась, выдохнула:

   - А хорошие у вас тут магазины, - сообщила она, - не то, что в Москве. Много чего можно купить, французских и английских товаров просто тьма тьмущая. Вот, смотрите, какую я славную шляпку нашла.

   И развязав широкую цветную ленту, выудила из недр одной из коробок фиолетовую широкополую шляпку, которую впору было носить царственным персонам - настолько она была великолепна.

   - Действительно, красиво, - согласился я, положив газету на колени. Истомин, посчитав себя лишним в нашей милой беседе, поспешил откланяться и выйти. - Дорогая наверно?

   - Да, целое состояние. Мне папенька разрешил немного потратиться.

   - А он уже уехал? И вас здесь одну оставил?

   Она, кокетливо примеряя шляпку возле зеркала, легкомысленно пожала плечами.

   - Ну и что? Я девушка самостоятельная, за мной присмотр не требуется. Что хочу то и делаю.

   Как-то двусмысленно получилось. Не в нынешних традициях оставлять незамужнюю барышню одну в чужом доме, где, как все знают, проживает богатый холостяк. Будут потом пересуды - дочери Мальцева не отмыться. Я еле заметно улыбнулся.

   - Экая вы самостоятельная барышня, - слегка я ее подначил. Она фыркнула.

   - А у вас мужчин слишком завышенная самооценка, - сказала она, посмотрев на меня с укоризной. - Неужели вы и вправду все считаете, что раз человек женщина, то она не может сама за себя решить? У нас, между прочим, должны быть такие же права, как и у вас, мужчин.

   - Это ж какие такие права? - изумился я ее возгласу. - Право работать наравне с мужиками? Или служить вместе с ними на службе или в армии? Или же вы хотите избирательных прав? Так и у мужиков сейчас нет такого права, некого сейчас избирать! Хотя нет, тут я вру... вы хотите в Земство избираться?

   Ее не выбила отповедь. Наоборот, казалось ее только это раззадорило. Она повернулась ко мне и, насмешливо глядя мне в глаза, ответила:

   - Да, избирать пока некого. Земство - "фи", хотя и это было бы неплохо для начала. Но я говорю не об этом. Я говорю о том, что нам женщинам сейчас нельзя даже поступить на чиновничью службу. Женщинам нельзя служит даже на захудалой должности, а это есть средновековье. Варварство какое-то. Давно прошли те времена, когда мужчины решали что нам делать.

   Эх, и сказал она это с таким огоньком, что и я поневоле загорелся. Ее хрустальные серые глаза блестели и метали в меня молнии. И только теперь я понял почему Мальцев старший не мог никак выдать свою любимую дочь замуж. Она ж идейная! У нее эмансипированные взгляды на жизнь и, как сейчас про таких говорят, она была суфражисткой. Повезло же мне столкнуться в эту эпоху с одной из самых первых эмансипированных барышень. А кстати, интересно, насколько далеко заходят ее взгляды на эмансипацию? Супруга Мендельсона, помнится, попыталась у нас работать. Яков снабдил ее литературой, обучал постепенно и она, вынужденно замещала его по время командировок. Но это было несерьезно. Ее блажь быстро прошла и теперь она готовится стать матерью.

   - А знаете, Марина Степановна, - ушел я назревающего конфликта. Спорить с идейной женщиной это как переорать гудок локомотива - глупо и бессмысленно. - А ведь в тот день, когда я гостил у вас по осени, ваш родитель пытался-таки меня женить на вас.

   Она через зеркало бросила на меня осуждающий взгляд. И, похоже, поняла, что одержала маленькую победу, успокоилась. А через несколько секунд вернулась к своей шляпке, игриво поправляя ее на пышной прическе, так, словно и не было нашего маленького конфликта.

   - Я это знаю, - сказала он непринужденно. - Вы моему папеньке очень понравились. И я сразу поняла, что он хочет выдать меня за вас замуж. Наверное, и приданого большого пообещал? Я права? И сколько если не секрет?

   Я от досады даже крякнул. Хотел ее удивить, сбавить ее уровень самоуверенности и легкомысленного верчения перед зеркалом, поговорить о чем-нибудь приземленном. Не мог я терпеть эти женские танцульки с тряпками передо мной. Еще в том, моем мире, я всеми правдами и неправдами отлынивал от обязанности ходить за обновками вместе с супругой и дочками.

   - Тридцать тысяч, - сознался я, и Марина весело вскинула брови, словно удивившись "щедрости" отца.

   - Хотите совет, - сказала она, наконец-то оторвавшись от зеркала. - В следующий раз просите у папеньки не меньше пятидесяти тысяч. Папенька обязательно согласится. У него денег много, а вы ему очень сильно понравились.... И он очень уж хочет выдать меня замуж за первого встречного. Он бы меня и раньше замуж выдал, но я всегда сопротивлялась его глупым вариантам.

   Я едва не поперхнулся. Из ее уст это прозвучало как признание и приглашение пожениться. Чего-то я не понимаю в этой жизни.... Мальцев хоть и уговаривал меня настойчиво не раз и не два, но все же я не желал так скоро связывать свою жизнь новым браком. Тем более я Марину не так уж и хорошо знал. И тут она сама мне намекает на то, что была бы не прочь....

   - Ой, а что это вы такое интересное читаете? - неожиданно спросила она и, не дожидаясь моего разрешения, взяла с моих колен газету и углубилась в чтение.

   - Журналисты слегка приукрасили, - попытался я оправдать легкое вранье в статье.

   Вопреки ожиданиям, Марина не пробежала по тексту поверхностным взглядом, а вдумчиво и сосредоточенно прочитала.

   - И что вы об этом думаете? - поинтересовался я ее мнением, когда газета вернулась мне на колени.

   - Я думаю, что господин Баринцев дурак, - сделала она безапелляционное заявление.

   - Вот как? И почему же, позвольте спросить?

   - Дурак он потому, что организовал нападение. Дурак, что подослал убийцу. Ему надо было действовать по-другому.

   - Это как же? - не удержавшись, с легкой ехидцей спросил я.

   Она бросила через зеркало взгляд с легкой укоризной и охотно ответила:

   - Например, испортить вам репутацию, заказать статьи в газетах, устроить саботаж, подкупить рабочих. А еще выйти на ваших поставщиков и уговорить их поднять вам цены или просто задавить их, заставить их прекратить вам поставки. И медленно-медленно портить вам кровь. Как-то так.

   А дочка Мальцева оказалась не такой простушкой как ее современницы - умела думать. И мне это, черт возьми, понравилось. Чем-то она была похожа на женщин из моего мира.

   - А вы знаете, что господин Баринцев сбежал за границу?

   - Да? Ну, значит, он еще не совсем дурак, раз опасается мести. Мне кажется, что вы так просто ему с рук не спустите. Я права?

   Я злорадно улыбнулся, подтверждая ее догадку. А она, правильно расшифровав мою гримасу, снова отвернулась к зеркалу, кокетливо поправила изящную шляпку и легкомысленно сказала:

   - Тогда так ему и надо.

   Определенно, она мне нравилась. Хоть и длиннополое и перетянутое в поясе платье мешало разглядеть фигуру. Но ничего, дайте время - увидим.

   - Марина Степановна, а вы бы не хотели составить мне компанию в оперу? - неожиданно даже для самого себя предложил я. На кой черт мне эта опера? Никогда я там не был и никогда она меня не привлекала. - Говорят, что там идет что-то интересное.