Изменить стиль страницы

Люди важно и с гордым видом держали руки, пока Праву и Геллерштейн считали.

– Теперь можете опустить, – сказал Праву.

– Это все? – спросил кто-то разочарованно.

– Пока все, – ответил Праву. – Через несколько дней соберутся пастухи колхоза Торвагыргын, и там ваше желание будут рассматривать члены колхоза. Здесь сидит председатель, которую зовут Елизавета Андреевна.

– Ого! Женщина-начальник! – громко удивился Рунмын.

Елизавета Андреевна встала и заговорила на чукотском языке. Она сообщила, что жителям стойбища будет выдан аванс.

– Коравье, выйди сюда к столу и скажи людям, что такое деньги, – попросил Ринтытегин.

Коравье путался и никак не мог толком сказать, за что же и зачем даются деньги. Но слушали его внимательно.

– На эти деньги человек может купить себе товары, – закончил он и вернулся на место рядом с Росмунтой.

– Нельзя разве получать прямо товары? – спросил Инэнли.

– Нет, – ответил Коравье. – Не полагается.

– А ведь и правда, проще получать прямо товары, – заметил Рунмын.

– Нельзя, – пришла на помощь мужу Росмунта. – Таков обычай.

Кое-как денежный вопрос утрясли. Приехал Кэлетэгин с кассиром, и в школе выстроилась очередь. Продавщица из Торвагыргына разложила товары. Праву вышел на улицу покурить. Но не успел он зажечь спичку, как прибежал Коравье.

– Люди не хотят брать денег! – взволнованно сказал он.

– Почему? – растерялся Праву.

– Не знаю. Пойдем со мной.

Возле кассира столпились люди и сердито рассматривали на свет деньги.

– Что случилось?

– Почему другим дали деньги с лицом Ленина, а мне нет? – спросил Рунмын. – Вдруг эти деньги слабее?

Праву терпеливо начал разъяснять разницу между денежными знаками.

Начались недоразумения и у продавщицы. Многие покупатели, едва выйдя на улицу, возвращались и просили обменять купленные товары на другие.

– Мне это не понравилось, – говорил Эльгар, протягивая продавщице початую банку мясных консервов. – Очень соленое.

– Я не могу взять обратно купленный товар. Вы уже открыли банку.

– Но я только чуть-чуть попробовал, – горячился шаман. – Посмотри, я лишь раз наполнил рот и то половину выплюнул!

Рунмын требовал, чтобы ему продали такой же радиоприемник, как у Коравье. Коравье объяснил, что на такой приемник у Рунмына мало денег, да и в продаже его нет. Разочарованный Рунмын попросил на все деньги сахару.

– Если тебе продать на все деньги сахар, то другим не достанется, – объяснила продавщица. – Возьми немного сахару, а на остальные что-нибудь еще.

Кто-то купил электрический фонарик, и теперь каждому хотелось его иметь. Несли обратно сахар, консервы, отрезы тканей, кастрюли, чайники. Плачущая от растерянности продавщица высчитывала из них стоимость электрического фонарика. Хорошо еще, что фонариков было около двух десятков, так что хватило в каждую ярангу.

Торговая горячка утихла. Налюбовавшись своими покупками, люди снова вернулись к школе, откуда должны были начаться гонки на оленях и состязания бегунов. Еще на собрании объявили призы. Лучший бегун получал охотничье ружье «Белка», второй – мелкокалиберное ружье. Победителю гонок на оленях – примус и набор посуды для варки пищи. Победителю борцу предназначались часы. Перед самыми состязаниями Инэнли и Рунмын попросили:

– Пусть вместо примуса победителю оленьих гонок тоже достанется ружье, а примус – второму бегуну.

Ринтытегин согласился с ними. Все призы разложили на большом сугробе. Ружья воткнули в снег. По правилам чукотских состязаний победитель сам, подбегая к призу, хватает его.

Одна за другой подъезжали нарты, запряженные парами сильных ездовых оленей. Морозный пар клубился над упряжками. Подходили и бегуны, неся в руках тонкие легкие посохи.

Праву снял с себя все лишнее, надел шерстяной свитер, а поверх куртку от лыжного костюма.

Он появился среди бегунов, резко отличаясь одеждой. Его встретили сдержанными возгласами удивления. Коравье шепнул Праву, что его не считают серьезным соперником.

Коравье состязался лишь в борьбе, поэтому пока оставался зрителем.

Ринтытегин поднял и опустил руку. Взметая легкие облачка сухого снега, бегуны рванулись вперед. Они должны были сделать круг протяженностью около двенадцати километров.

Затем Ринтытегин дал старт оленьим упряжкам. Не успели они отъехать, как плотно окутались снегом, поднятым оленьими копытами, и паром, вырывающимся из ноздрей.

Наступила небольшая передышка. Лишь ребятишки с криками возились на снегу, утаптывая площадку борцам. Над толпой стоял табачный дым, курили все – молодые и старики, мужчины и женщины. Все говорили громко, радуясь хорошей погоде, первым в жизни покупкам и волнуясь за своих родных, состязавшихся в беге и оленьих гонках.

Ринтытегин подошел к Елизавете Андреевне и шутливо-строго спросил ее:

– Что же вы, председатель, делаете? Во всем мире идет борьба за всеобщее и полное разоружение, а вы призами поставили ружья?

– Это сделано с далеко идущими расчетами, – улыбнулась Елизавета Андреевна. – Сначала призы, а потом песцы. Коравье поговорит со своими земляками об охоте на песца. Капканы ставить поздно, а ружьями они могут добавочно к плану настрелять песцов… Кроме того, теперь они не безоружны перед волками. Стадо ведь скоро станет колхозным.

Ринтытегин согласно кивал головой и радовался. Елизавета Андреевна вся светилась счастьем. Поверхностный наблюдатель приписал бы это удачному собранию, праздничному оживлению, которое царило вокруг. Но Ринтыгегин видел, что у нее есть и другие причины для такого настроения: рядом с ней стоял Валентин Александрович. Высокий, с худым лицом и седыми висками, он больше походил на профессора, чем на директора начальной школы.

Коравье расхаживал в толпе и о чем-то громко говорил. Ринтытегин прислушался. Оказалось, Коравье продолжал объяснять назначение денег.

– Не обязательно, – со знанием дела говорил Коравье, – тратить их в один день. Есть такие люди, которые не имеют оленей, не охотятся на зверя. Они добывают пропитание только деньгами. Получат кучу бумажек и рассчитывают их до следующего получения платы за свою работу…

– А если откажутся за бумагу продавать еду? – спросил Эльгар.

– Такого не может быть, – твердо заявил Коравье.

– Как не может быть? – усомнился Эльгар. – Вот, к примеру, я не захочу брать бумажки – и все.

– Не о тебе речь, – строго ответил Коравье, избавившись разом от каверзного вопроса и необходимости на него отвечать.

Ринтытегин подошел ближе, чтобы выручить Коравье.

– Деньги – такое дело, – сказал он, – вы к ним легко привыкнете и научитесь ими пользоваться. Главное, чтобы их было достаточно. А для этого надо хорошо работать. Есть такой обычай социализма: кто больше и лучше трудится – тому и больше достается денег. Деньги – это возможность покупать необходимые вещи – одежду, пищу…

– А если я заработаю больше, чем мне нужно, как быть в таком случае? – спросил Валтыгыргын, пожилой мужчина в красивой кухлянке. – Зачем мне еды больше, чем я могу съесть, одежды, чем могу сносить?

– Не обязательно покупать себе одежду, если она у тебя есть, или еду, если ты сыт. Есть много вещей, которые можно купить за деньги, – ответил ему Ринтытегин.

– Едут! – закричали мальчишки, наблюдавшие за гонщиками.

– Впереди Рунмын!

– Правда, Рунмын!

В облаках пара и вихрей снега нарты неслись к школьному дому. Передняя далеко оторвалась от остальных и легко скользила по снегу. Вскоре уже можно было различить седока, сжавшегося в комочек на маленькой гоночной нарте.

Рунмын, не сбавляя скорости, промчался мимо толпы и на полном ходу выдернул из сугроба ружье.

– Какомэй, Рунмын! Йыккай! – пронеслось по толпе.

Рунмын сдержал оленей, затормозил ногами нарту и, не выпуская из рук ружья, спрыгнул на снег. К нему подбежали жена и детишки. Мальчики схватили ружье и понесли, как драгоценность, в ярангу.

Вторым был сын Эльгара. Он схватил с сугроба сверток материи и коробку с нитками и иголками.