«Что же делать? Написать в Генштаб?.. Сочтут еще кляузником, обвинят черт-те в чем…»
Телефонный звонок прострочил над ухом, как пулеметная очередь. Николай снял трубку.
— Слушаю, Громадин.
— Это я, Николай Петрович, — узнал он голос командира полка. — Только что передали с поста наблюдения: отражают нападение. Отряд душманов вроде бы небольшой, но и наших там, сам знаешь, сколько. Нужна срочная помощь. Погода нелетная, знаю. Но и другим ничем не поможешь. Кого можешь послать? Десантникам уже дали команду.
— Разрешите мне, товарищ полковник?
— Разрешаю. А еще кого?
Николай перебрал в памяти всех подчиненных. Нет, в таких условиях гарантировать безопасность он не мог, летчики давно не летали в сложных метеоусловиях.
— Еще мог бы Сташенков, но…
— Знаю. Надо только высадить десант. У подножия горы. Огонь вести не придется — там теперь не разберешь, где наши, где душманы.
— Если получится, я сделаю два вылета, три, — подсказал выход Николай.
— Постарайся, чтоб получилось, — попросил полковник. — Надо помочь ребятам. Дорога каждая минута.
— Понял, товарищ полковник. Разрешите выполнять?
— Действуйте.
10
Мать умоляла ее: «Одумайся, Земфира! Там чужая страна, чужие порядки. И разве ты не знаешь, что женщину там ставят ни во что!..»
— Абдулахаб не такой, — возражала она. — Он любит меня.
— Мужская любовь что свет от луны — не согреет.
— И я его люблю.
— Любовь должна приносить счастье. А твоя принесет тебе только муки…
Как мать оказалась права! Сколько перенесено мук, терзаний, унижений! И сколько их еще впереди! Вот и теперь бредет по каменистой дороге в обществе двух таких же несчастных женщин неизвестно куда. Теперь она уже не думает о счастье, о любви — найти бы только тихий, спокойный угол. Что ей приготовил на этот раз Абдулахаб? Если он снова останется в банде, она одна уйдет к русским и попросит разрешения вернуться в родной Ташкент: теперь, когда она поняла, что у нее будет ребенок, тянуть дальше нельзя. Теперь надо заботиться о нем.
— Ты уверена, что в Шаршарифе спокойно? — в который раз спросила женщина.
Ей, по ее рассказу, тридцать пять, а выглядит она на все пятьдесят, и не мудрено, пережила больше чем Земфира: на глазах растерзали мужа, изнасиловали двенадцатилетнюю дочь…
— Приграничный кишлак: моджахеды туда не наведываются, народная власть тоже — брать нечего и не с кого, остались старики да старухи, — пояснила Земфира.
В кишлак добрались к вечеру. Второй дом от края, в котором наказал поселиться Абдулахаб, был, как и многие другие, пуст. У Земфиры в рюкзаке были лепешки, тутовник, орехи. Лепешками она поделилась со спутницами (тутовник и орехи оставила на более дальнюю дорогу), запили теплой принесенной с собой водой и легли отдыхать — мать с дочерью в дальней комнате, Земфира в другой, у входа.
Дом, если можно назвать эту мазанку домом, был абсолютно пуст — ни домашней утвари, ни тряпки, — и Земфира расстелила на глиняной лежанке мужнину куртку, которую купила в Файзабаде. Несмотря на усталость, не спалось, разные невеселые мысли лезли в голову: удастся ли Абдулахабу благополучно уйти из отряда, куда намеревается ее увести, как будут жить дальше?
Спутницы тоже не спали, тихонько переговаривались. А когда стемнело, Фарида — так звали девочку — зажгла свечу и стала читать небольшую книжицу.
«Бедное дитя, — подумала о ней Земфира. — Не успела созреть, как какой-то негодяй надругался над ней. Был бы жив отец, он отомстил бы за нее. Теперь она собирается сама отыскать того подлеца и вонзить ему в горло кинжал».
Земфира начала дремать, когда скрипнула дверь, и из темноты тихий голос позвал ее:
— Земфира!
Голос Абдулахаба. Или это ей снится?
Из второй комнаты со свечой в руках вышла Фарида, осветила Абдулахаба и, дико вскрикнув, бросила ему в лицо свечу, рванулась в комнату к матери. Земфира услышала возню, плач и уговоры женщины:
— Не надо, милая… Я все равно тебя не пущу.
— Собирайся, быстро! — требовательно сказал Земфире Абдулахаб.
— Куда? В Эмираты я не хочу, — слабо запротестовала Земфира, ошеломленная открытием.
— Ты пойдешь туда, куда я поведу, — сказал он непреклонно. Схватил рюкзак и ее за руку, потащил на улицу.
11
Вертолет раскачивало и содрогало, как при землетрясении, ветер бесновался вокруг, бил в фюзеляж, с боков и сверху, звенел лопастями, стараясь опрокинуть готовящуюся к взлету машину. И это у земли, в долине, где скорость сдерживают холмы, деревья, постройки, а что творится на высоте?.. И чернота такая, будто дегтем все залито вокруг; не видно ни звезд, ни соседних машин, ни авиаспециалистов, перекрикивающихся друг с другом.
Николай ощупью пробрался на свое сиденье, за ним — штурман. Нащупал тумблер освещения кабины, включил. Фиолетовый свет выхватил из темноты приборную доску с фосфоресцирующими стрелками и цифрами, ручку управления, рычаг «шаг-газа», кнопки, гашетки…
— Вот это ветерок! Как взлетать будем? — обеспокоенно произнес Мальцев, пристегиваясь ремнями. Его в полк перевели месяц назад по ходатайству Николая. Служба в Кызыл-Буруне крепко сдружила их, они переписывались, и когда Николай прибыл в Тарбоган, Мальцев попросился в его экипаж. Полковник Серегин удовлетворил просьбу друзей.
— Взлетать — полбеды: тут и аэродромные огни, и буксировщик на полосу вытащит, — шутливо отозвался Николай. — А вот как ты, штурман, поведешь меня между гор в такой кромешной темноте, как будешь помогать садиться?..
— О-о, командир, провести между гор — это тоже для меня полбеды, каждый поворот я хорошо запомнил, и глаза у меня, как у кошки, видят в темноте, — повеселел и штурман. — Что же касается посадки, тут придется поломать голову. Без подсветки не обойтись, значит, надо не у самой Золотой, чтоб душманы, как Сарафанова, не подкололи.
Об этом же думал и Николай. Вертолет Сарафанова, по рассказу Тарасенкова, душманы сбили во время высадки десанта. Если бы не такая критическая ситуация с постом наблюдения, можно было бы приземлиться подальше, но десантникам дорога каждая секунда. А вертолет с включенными фарами будет представлять отличную мишень… И ветер такой, что с ходу не посадишь… И прикрыть некому…
— Товарищ майор, группа десантников в количестве двадцати человек к выполнению задания готова. Разрешите погрузку в вертолет? Командир группы лейтенант Штыркин.
— Радиостанцию взяли? — спросил Николай.
— Так точно.
— Сразу, как только выгрузитесь, — связь. Связь во что бы то ни стало. Будете обеспечивать мою вторую посадку, когда я привезу вам подкрепление.
— Есть! Будет выполнено.
— Грузитесь…
Тягач вытянул вертолет на взлетную полосу, развернул против ветра. И едва он отъехал, борттехник запустил двигатели. Включил фары. В пучках света понеслось, замелькало все, что было вокруг, и создалось такое ощущение, что вертолет уже летит. Земля просматривалась с трудом. Николай пригнулся к стеклу, чтобы убедиться, нет ли впереди препятствий, и хоть краешком глаза зацепиться за какой-нибудь предмет.
Машина уже дергалась и рвалась в небо, словно устала от борьбы с ветром, от хлестких и колючих подстегиваний, двигатели ревели, заглушая хлопки и завывания. Николай плавно опустил «шаг-газ» и послал ручку управления вперед; вертолет вздрогнул, наклонил лобастую голову и тяжело устремился навстречу стихии.
Набрали высоту 100 метров. Мальцев, ориентируясь по огням аэродрома, направил вертолет на речку, которая вела к самой цели.
— Вот по речке и потопаем, — сказал он удовлетворенно.
— А ты видишь ее? — спросил Николай. Он лишь на долю секунды оторвал взгляд от приборной доски за борт, но ничего, кроме черноты, не рассмотрел.
— Само собой. Не здорово, но просматриваю. Чуток левее подверни… Вот так.
«И впрямь кошачьи глаза», — с теплотой подумал о штурмане Николай. Сколько он с ним летает, Мальцев ни разу не подвел. И по самолетовождению, и по бомбометанию, и по стрельбе. Одним словом — ас. А душа какая!