Подобный моросящий дождик вводил в заблуждение, казался поначалу таким зыбким и тихим, что человек , едва замечал этот дождь, а потом вдруг обнаруживал удивительную, неприятную пробивную силу дождевых капель. Человек выходил из дому, и ему казалось: так хорошо в этой мягкой, легкой тишине с нежным дождевым шелестом!.. И слишком поздно соображал, что нужно было накинуть плащ или захватить зонтик.

Вместе с дождем и сыростью явился холод, и Сюндман с Линдгреном ходили, дрожа от холода и проклиная апрельскую погоду. Они отмечали те места, где надо будет расставить полицейские посты для охраны квартала Клара.

— Здесь мы поставим одного человека,— сказал Сюндман.— А тот, кто будет сидеть вон в том окошке, сможет просматривать сверху всю строительную площадку в бинокль.

— Чур, я беру себе местечко в окне! — заявил Линдгрен.

— Что, боишься размокнуть? Полицейский должен относиться к таким вещам спокойно.

— Ради бога, не разыгрывай из себя деда,— сказал Линдгрен.— Полицейский мерзнет совершенно так же, как любой другой человек, в такую вот собачью погоду.

— Так или иначе, а стоять придется. Нельзя допустить еще один взрыв.

— Да, теперь дело касается нашего престижа,— сказал Линдгрен.

— А что ты думаешь,— сказал Сюндман.— Люди над нами смеются. Люди смеются над полицией. Они и боятся, конечно. Боятся, что в следующий раз взорванным может оказаться их дом. А смех в сочетании со страхом... неважное это сочетание, оно порождает особое чувство — чувство беспомощности: полиция не справляется, нам страшно, страшно, что же нам делать?..

— Посмотри-ка во-он туда,— сказал Линдгрен,— на другую сторону строительной площадки.

— Зеленый габардиновый плащ,— сказал Сюндман.— Два парня...

— Побежали! — предложил Линдгрен.

— Нет,— ответил Сюндман.— До того места метров пятьдесят. Если они нас заметят, успеют скрыться. Надо вызвать подкрепление. Наш автобус около церкви, там у нас десять постовых полицейских.

Беглым шагом они двинулись в направлении, противоположном тому, откуда показались мальчики. Сюндман и Линдгрен с разных сторон одновременно прыгнули в автобус рядом с шофером.

— Быстренько,— сказал Сюндман.— Спускайся здесь вниз, потом вверх, налево по Ваттугатан. Только тихо, и никаких сигналов.

Сюндман еще не кончил фразу — полицейский автобус уже тронулся.

— На Ваттугатан одностороннее движение, да не в ту сторону, в какую нам нужно,— сказал Сюндман.— Но ты так и продолжай все вверх по улице, потом двигай по улице Геркулеса и налево вверх.

— Смотри, вот они,— сказал Линдгрен.— Как раз напротив, вон там, нет, опять исчезли на улице Мира.

— Так, стоп пока,— сказал Сюндман.— Пять человек сходят здесь, быстренько, потом рассыпаются в разные стороны и ищут ребят на всех улицах в восточном направлении. Мы же, все остальные, едем на автобусе дальше, до площади Густава Адольфа, и ищем их в другом направлении.

Пять человек спрыгнули на землю, и автобус опять понесся вперед. Остановились у дворца наследного принца.

— Ты, Стэн,— сказал Сюндман,— ты и еще кто-нибудь идите по Стремгатан и займите пост у моста Риксбрун. Мост Риксбрун — это их единственный шанс от нас улизнуть. Потом мы медленно и методично продвигаемся вперед и вниз вдоль всего района. Заглядывайте в каждые ворота, под каждый автомобиль, за каждый забор. Они у нас здесь как в западне, у них нет ни малейшей лазейки.

Сюндман взял рацию и доложил о происходящем в главное полицейское управление.

— Подкрепление в пути,— сказал Сюндман.— Через четверть часа у нас здесь, в этом районе, будет тридцать человек.— Он выпрыгнул из автомобиля и направился вверх по Мальмторгсгатан к Брункебергской площади.

Пронизывающий до костей моросящий дождь был позабыт. Никто больше не думал о холоде. Всех охватило напряженное ожидание, жажда активного действия. В третий раз за эту неделю Сюндман подумал, что теперь-то взрывальщикам не уйти.

И в третий раз ошибся.

Полицейские рыскали повсюду, дергали каждую запертую дверь, приоткрывали каждую незапертую. Но подростков нигде не было видно.

— Просто невероятно,— сказал Сюндман Бенгтссону, специально примчавшемуся в машине, чтобы присутствовать при захвате взрывальщиков.

— Совершенно невероятно. У них здесь нет ни малейшего шанса скрыться. Они должны быть где-то здесь, в этом районе. Есть только одна возможность: или их кто-нибудь впустил через какую-то запертую дверь, или у них у самих есть ключ к какой-то запертой двери внутри вот этих шести кварталов между улицей Геркулеса и Стремгатан.

— Сейчас мы можем сделать только одно,— сказал Бенгтссон,— выставить посты по всему району. По одному человеку на каждом углу, чтобы стояли там круглосуточно, пока ребята где-нибудь сами не вынырнут. Если кто-нибудь из них появится в одиночестве, мы его не хватаем, даем возможность навести нас на другого. Самый надежный  путь, если учесть, что у них динамит.

— Мы не можем обыскивать дома все подряд, люди станут возражать. Но можем послать нескольких человек, пусть они ходят тут кругом, звонят в двери и вежливо всех спрашивают. Может случиться, ребят увидит кто-то из населения или услышит что-либо подозрительное,— чтобы сообщили.

Для наблюдения за подозрительным районом выделили шестьдесят полицейских, по двадцать человек в каждую смену.

Теперь на каждом углу стояли и мерзли полицейские, стуча зубами и дрожа от холода. Через равные промежутки времени их сменял специально выделенный сменный патруль с тем, чтобы дать им возможность забраться в разъезжающий по улицам полицейский автобус и проглотить чашечку горячего кофе из термоса. Во второй половине дня дождь перестал, но вместо него откуда-то взялся неприятный, пронизывающий ветер, забиравшийся под промокшую одежду, так что люди стыли еще сильнее.

Никаких подозрительных мальчиков с нужными приметами не объявлялось. По мере того как надвигалась ночь, полицейских охватывало все большее уныние. В час ночи ударил мороз. Все, что было влажным, замерзло и превратилось в лед, под ногами тоже хрустел лед. Мальчики не появлялись.

Наступило утро вторника.

— Они словно угри, такие же скользкие,— сказал Бенгтссон.— Мы думаем, вот-вот — и они у нас в руках, и так бывало не один раз,— нет, опять вдруг исчезают, будто их проглотила земля. Как ты думаешь, могли они улизнуть из нашего района? Ты совершенно уверен, что они где-то тут?

— Совершенно уверен,— ответил Сюндман.

— Прямо чудеса какие-то да и только,— сказал Бенгтссон.— Чего-то мы недопонимаем. Мне кажется, неплохо бы нам сесть всем да пораскинуть мозгами вместо того, чтобы просто действовать как попало.

— Самый подходящий момент для размышлений,— сказал Сюндман.— Интеллектуальные мозги полицейских сейчас же подскажут выход.

22 

Освободившись вечером в понедельник, Фаландер отправился на Риддаргатан, тридцать пять, к Марии Энерюд. Когда они потом лежали рядом, она сказала:

— Знаешь, Леннарт Улльсон опять ведь мне звонил. Вот уж, правда, упрямая башка.

— Это дело мы исправим,— сказал Фаландер.— Я позабочусь, чтобы он тебя больше не тревожил.

— Хорошо бы.

Утром следующего дня, едва явившись на работу, Фаландер пошел в дежурку и осмотрелся вокруг. Там сидело несколько постовых полицейских в ожидании распоряжений на сегодняшний день. Одного из них Фаландер хорошо знал. Это был высокий, молодой, сильный с виду мужчина с круглым лицом, неопределенной формы носом, несколько косоватым ртом и вьющимися каштановыми волосами. Им обоим приходилось вместе выполнять разные задания, и Фаландеру казалось, что их объединяет некоторая общность взглядов. У обоих, например, была тенденция рассматривать окружающий мир главным образом в черных и белых тонах, а на свою работу в полиции смотреть как на особый способ выражения своей силы и ловкости.

— Получил задание? — спросил Фаландер.

— Нет еще.