Утром Бекки, Эрл, Дакир, китаец-повар и еще пятеро бойцов выехали верхом.

Маленькие лошадки быстро двигались иноходью. Чтобы отогнать жалящих насекомых, лошади все время помахивали головами и старались пройти вплотную к зелени, чтобы почесать бок. Тогда ветки хлестали по лицу всадников, и Бекки надо было крепко держать узду в руках. Она услышала оглушительный шум и спросила о его причине. Эрл приказал свернуть в сторону шума.

— Вы можете попрощаться с дуриановым деревом, возле которого вас захватили, — сказал он.

Дуриановое дерево было высокое, раскидистое и очень походило на вяз, но кора на нем была глаже. Вокруг дерева был бамбуковый частокол с острыми зубцами от диких зверей, неравнодушных к плодам дуриана.

На расстоянии от дерева (чтобы колючки падающих плодов не попали на тело) стояло шестеро детей; двое из них изо всех сил дергали за веревку, привязанную к бамбуковой трещотке, прицепленной на дереве. Это и было причиной оглушительного шума, отпугивающего обезьян.

Снова тронулись в путь. Через три часа их остановили бойцы отряда патриотов. Все спешились. Дакир объяснился с командиром отряда, и тот вызвался проводить их.

— Теперь ты старший, Дакир, — сказал Эрл и обмотал себе голову чалмой.

Дакир ушел с командиром и двумя бойцами. Обратно он вернулся с целой группой людей. Они обступили Эрла и горячо приветствовали его. Эрл почтительно пожал руки двум из прибывших.

Один оказался худощавым пожилым мужчиной, другой, более молодой, имел бородку и усы. Вскоре Дакир и один из прибывших ушли к месту обмена.

Через некоторое время Эрл попросил мисс Анну Коорен идти по той же тропинке. За ней шел китаец и нес в правой руке чемодан, а в левой — рюкзак с плодами дуриана.

Они остановились на опушке под огромными копаловыми деревьями. Через поляну к ним шел европеец в белом пробковом шлеме, белом парусиновом костюме и в белых ботинках.

На шлем Бекки была наброшена вуаль зеленоватого цвета, спускавшаяся на лицо.

— Ян Твайт, — тихо сказал Эрл и отступил назад, за пальмы.

Подходивший пристально смотрел на Анну-Бекки. Он даже споткнулся и чуть не упал.

— Ян! — первая крикнула Бекки-Анна и отбросила вуаль на шлем.

Мужчина радостно потряс обеими руками в воздухе, что должно было означать приветствие, и, не обращая внимания на окружающих, подошел вплотную.

— Вы живы! — крикнул он и протянул руку для пожатия. — Боже, как вы изменились!

Бекки-Анна смерила его чуть насмешливым взглядом и шутливо вложила ему в протянутую руку свой стек.

— Можно было поспешить с обменом и не заставлять меня кормить блох, тихо сказала она без улыбки. — Как отец?

— О, превосходно, превосходно! Но как вы изменились!

— Начнем обмен, — сказал пожилой мужчина из группы Бекки.

Твайт бросил презрительный взгляд на говорившего, ноздри его дрогнули.

— Сейчас вы будете свободны, минуту терпения! — сказал он Бекки-Анне и медленно начал поворачиваться, не в силах оторвать свой пристальный взгляд, устремленный в глаза Бекки-Анны.

— Ян, — вдруг сказала Бекки, — этот китаец, — она указала стеком на Тунга, стоявшего позади, — тоже должен быть освобожден вместе со мной… Так надо! — ответила она на вопросительный взгляд Яна.

Ян потребовал освобождения китайца. Патриоты переглянулись, пошептались и согласились. Ян быстро отошел.

— Хорошо! — донесся еле слышный голос Эрла.

На поляне показался возвратившийся Дакир, ходивший опознавать своих. Еще не доходя до кокосовых деревьев, он потряс бумагой, зажатой в руке, и молча протянул ее выступившему вперед Эрлу.

Эрл внимательно прочитал бумагу, затем нервно провел ладонью по лбу, снова начал читать и наконец сказал:

— Просто не знаю, что и делать!

— А в чем дело? — спросила встревоженная Бекки.

— Вместо четырех летчиков они доставили письмо от них. Судя по письму, заверенному консульством, летчики действительно освобождены из тюрьмы и переданы американскому консульству для отправки на родину. И самое странное: это сделано по собственному их, летчиков, желанию.

— Провокация… — начала Бекки, но острый взгляд Эрла призвал ее к молчанию. Ведь в их многочисленной группе были и не посвященные во все дела.

— В том-то и дело, что не провокация. Вот письмо, написанное ими руководителям партизан Суматры знакомым мне почерком. Значит, они не знают, что мы здесь. Но тогда зачем эти условные знаки для достоверности письма? Или наших парней сумели в чем-то убедить? Ничего не понимаю… А как с десятью другими?

— Их привели, — сказал Дакир и добавил: — Они еще живы.

— Ранены?

— Нет. После голода.

Эрл на мгновение задумался. Глаза его слегка прищурились.

— Не будем менять, пока не привезут летчиков? — спросил один из руководителей.

— Наоборот, не будем ждать, — заявил Эрл. — Будем меняться, и сейчас же, — и, обратившись к Бекки, сказал: — Вы, мисс Коорен, можете не беспокоиться. Мы вас не задержим, чтобы выяснить причину такого поведения летчиков. Скоро вы увидите своего отца на Яве, в Батавии, и надеюсь, поможете летчикам выехать.

— Конечно, так и будет, — ответила Бекки.

Из слов Эрла она поняла, что ей предстоит поездка на Яву для выяснения судьбы летчиков и, конечно, Анну Коорен патриоты до тех пор не выпустят. Предстояла встреча с Ван-Коореном и неприятное разоблачение. Хорошо было бы избежать этой встречи, как и встречи со знакомыми Анны. Но раз Бекки сама напросилась, надо было продолжать играть роль.

Опять ушел Дакир. Спустя некоторое время он и Ян показались на поляне и остановились посередине.

— Можете быть свободны, мисс Ван-Коорен, — услышала Бекки за спиной и, оглянувшись, увидела несколько пар настороженных глаз. Увидела еще раз серые глаза Эрла.

Соблюдая видимость отчуждения, она сказала:

— Вы не обижали меня. Спасибо и до свиданья!

— До свиданья! — ответил Эрл. — Может быть, вы даже пожмете мне руку за доставленный вам комфорт?

— Если хотите, — высокомерно ответила Бекки и сильно пожала руку Эрлу, вкладывая в это пожатие и тоску расставания и обещание все выполнить.

Бекки быстро, но с достоинством шла по поляне. Только теперь она обратила внимание, что вся большая поляна была устлана срубленными аланг-аланг. Очевидно, это было сделано с целью избежать засады.

С другой стороны поляны двигалась группа мужчин. Они шли по пять человек, держа друг друга под руки.

Встреча произошла посреди поляны. Бекки увидела изможденные тела, обтянутые кожей черепа на тонких шеях. Живыми у них были только глаза.

«Только не выдать себя, только не распуститься!» — мысленно внушала себе Бекки, стараясь не выразить на лице ни сострадания, ни гнева.

— Поспешим, Анни, — сказал Ян и мягко взял ее под руку.

— Боже! — прошептала Бекки-Анна. — Как у меня болит голова, и уже много дней! — И она набросила вуаль на лицо.

— Анни жалуется! Для меня это новость, — игриво сказал Ян и тут же серьезно спросил: — Может быть, вас отравили?

— Разве это моя тень, вышедшая из могилы, идет рядом с вами? ответила Бекки, сразу усвоив игриво-насмешливый тон, по-видимому принятый Анной и Яном.

— Ну, не вам, знатоку ядов, это говорить. Вы получили хоть одну коробочку с ядами и противоядиями?

— Вы, как всегда, не слишком спешили. Но дайте мне что-нибудь накинуть поверх шлема и закрыть лицо.

— На опушке вас ждет ваш чемодан, который вы оставили перед походом за этим своим «особым» дурианом. — Ян Твайт шумно понюхал воздух и кивнул на шедшего позади китайца с грузом дуриана, сказав с огорчением: — Все равно это не вылечило вас от любви к дуриану!

— Куда вы меня так тянете? — не выдержала Бекки. — У меня прямо голова раскалывается от боли. — Она резко выдернула свой левый локоть из руки Яна.

— Скорее, Анна! Так надо, вы все поймете… — И Ян резко крикнул Тангу.

Китаец побежал.