Заглушался каждый свободный голос, пресекалась каждая попытка протестовать против навязывания избирателям угодных властям кандидатов.

Выступая 22 сентября на собрании избирателей Львова, Франко говорил:

— Мне не хватает слов, чтобы охарактеризовать чувства, обуревающие каждого при известии о том, что творится в настоящее время у нас в провинции. Целые уезды находятся прямо на военном положении. Избирателям посылаются повестки, вызывающие их в суд, на расправу. Их даже арестуют. И все это для того, чтобы народ не мог голосовать так, как ему диктует гражданская совесть... Можно легко себе представить, что будет делаться на самих выборах, если уже перед выборами чинятся такие злоупотребления!

При дополнительных выборах депутата в парламент от округа Перемышль — Мостиска — Добро-миль крестьяне выдвинули кандидатуру Ивана Франко. «Я, — писал Франко, — испробовал «полную законность» галицких выборов, так сказать, на собственной шкуре». По австрийским законам более половины населения — женщины, беднейшее крестьянство, городские и промысловые рабочие — к выборам совсем не допускалось.

В результате запугивания, подтасовок и при голосовании и при подсчете Франко получил меньше голосов, чем его «соперник» на выборах — помещик Тышковский...

Избирательный комитет села Мостиски писал, что Иван Франко, «мужицкий сын, выросший в горькой беде, на черном хлебе и на гнилой капусте, на протяжении всей своей жизни защищал интересы трудящихся. Иван Франко за защиту крестьян терпел ужасные преследования, но не переставал резать прямо правду господам. В газетах, в книгах, в песнях он говорил о мужицких нуждах да о мужицких кривдах...».

Разве этого было недостаточно, чтобы любой ценой организовать «провал» Франко?! И обошелся этот «провал» помещику Тышковскому и его покровителям всего в восемь или десять тысяч рублей!

Трижды выставлялась кандидатура Франко в парламент — и трижды его не допускали к избранию.

Особенно памятны были всем «кровавые баденов-ские выборы» весной 1897 года, получившие свое наименование от имени того же графа Казимира Ба-дени, бывшего галицкого наместника, а с 1895 года — премьер-министра Австрии.

Франко во время предвыборной кампании много ездил по деревням, выступал на митингах.

Старик Лука Ишук из села Добромирки на Тар-нополыцине рассказывает о приезде к ним писателя:

— Я вспоминаю Франко, простого человека; был он в шитой украинской рубашке, с утомленными, но ясными глазами, с запыленным с дороги лицом. Я говорил с Франко, задал ему несколько вопросов, на которые он дал мне ясные ответы. Своими ответами на вопросы крестьян, своею речью, с которой он выступил на митинге, Франко завоевал у нас необыкновенное к себе уважение. Это был искренний, самоотверженный человек, боровшийся за счастье трудового народа.

В Збаражский уезд Франко приехал как раз в начале уборки. Народ был очень занят в поле, но известие о приезде народного писателя облетело все окрестные деревни. И в Збараж потянулись крестьяне.

Собрание проводили в заезжем дворе тайно от полиции. Крестьянин Левко Остапчук вспоминает:

— Франко говорил очень просто, доходчивым языком. Он умел зажечь в сердцах бедняков ненависть к тем, кто угнетает народ. Говорил... о том, что кривда царит на свете, а правда упрятана в господской темнице.

«Но помните, — говорил Франко, — что настанет такой день, когда народ сам откроет окованные железом двери темницы и выпустит оттуда правду. Тогда навеки исчезнут и кривда и те, кто ее породил, — господа!»

В Збараже, в окрестных деревнях Франко встречался с местной интеллигенцией. Кое-кто сочувствовал крестьянам, а кое-кто тянул руку помещиков и правительства.

Лука Ищук вспоминает, как к Франко подошел его давний знакомый по Львовскому университету поп Заячковский. На приглашение Заячковского зайти к нему писатель отвечал:

— Наши с тобой дороги давно уже разошлись! — и не пошел с ним.

...Во время «кровавых баденовских выборов» происходили столкновения избирателей с полицией. В результате было, даже по официальным данным, убито 10, ранено 30 и арестовано свыше 500 человек.

Франко рассказывал, что мимо его окон проводили сотни закованных в кандалы людей, и украинцев и поляков, схваченных только за то, что они осмелились голосовать за своих кандидатов, в частности за кандидатуру Ивана Франко.

«Можно смело заявить, — писал Франко, — что последние выборы — это было испытание огнем для нашей интеллигенции: все, что в ней было трусливого, бесхарактерного, подлого и продажного, притаилось, расползлось или попряталось под крылышко жандармов и старост. А все, что было честного и самоотверженного, стало стеной на защиту интересов народа, шло на борьбу, получало взбучку, испытывало поношения или даже отсиживалось по тюремным казематам...»

В это время Франко еще раз ясно увидел подлинное лицо буржуазно-националистических болтунов, и украинских и польских. И в 1897 году появилась его статья, которая произвела впечатление разорвавшейся бомбы.

Это было предисловие к сборнику «Галицкие картинки» — «Кое-что о самом себе» (на польском языке). Писатель разоблачал фальшивые, до дна лживые заявления украинских буржуазных националистов о их мнимой «любви» к своему народу. И этим

лицемерным заявлениям противопоставлял подлинную любовь к трудящимся, неразрывно связанную с борьбой против всего, что мешает развитию народных сил.

Вспоминая, как его всю жизнь преследовали украинские буржуазные националисты, не допустившие в университет, способствовавшие его травле и арестам, Франко восклицал: «Прежде всего признаюсь в том грехе, который многие патриоты считают моим смертельным грехом: не люблю русинов...

Признаюсь и в еще более тяжком грехе: даже нашу Русь я не люблю так и в такой степени, как это делают или притворяются, что делают, наши патентованные патриоты!..»

«Русины», «Русь» — это, конечно, совсем не Украина и не трудовой, угнетенный и бесправный народ, которому Франко отдавал все свои силы, всю свою жизнь.

Об этом Франко говорит: «Как сын украинского крестьянина, вскормленный черным крестьянским хлебом, трудом жестких крестьянских рук, чувствую долг страдой всей жизни отработать гроши, дарованные крестьянской рукой на то, чтобы я мог выбиться на вершину, где виден свет, где дышит свобода, где сияют человеческие идеалы».

Подлинный патриотизм — это не сентиментальная болтовня, прикрывающая измену делу своего народа, а самоотверженное служение интересам трудящихся.

«Я могу содрогаться, могу втихомолку проклинать свою судьбу, возложившую на мои плечи это бремя, но сбросить его не могу, другой отчизны искать не хочу, чтобы не быть подлецом перед собственной совестью.

И если что-нибудь облегчает мне его нести, так это то, что я вижу, как украинский народ, хотя и угнетенный, погруженный долгие столетия в темноту и невежество и в настоящее время нищий, бесправный и беспомощный, все же постепенно поднимается, ощущает в более и более широких массах жажду света, правды и справедливости и ищет к ним путей.

Значит, стоит трудиться для этого народа, и никакой труд не пропадет даром!»

Буржуазные националисты подняли невероятный шум, как только появилась в печати эта гневная, острая статья Ивана Франко. «Дело» и «Галичанин», официозная и клерикальная печать, беснуясь, поливали Франко помоями, а «седоглавый» вождь «наро-довцев» Юлиан Романчук в своей статье «Печальное явление» заявил, что «д-р Франко вообще не понимает, что значит любовь».

В своем ответе Романчуку, озаглавленном «Седоглавому», Франко говорил:

Ты, братец, любишь Русь,

Я ж не люблю, бедняга!

Ты, братец, патриот,

А я — всего дворняга.

Ты, братец, любишь Русь, Как любишь хлеб и сало, — Я ж лаю день и ночь,

Чтоб сном не засыпала.

Ты, братец, любишь Русь, Как пиво золотое, —

Я ж не люблю, как жнец Не любит в поле зноя.

Ты, братец, любишь Русь, Одетую картинно, —

Я ж не люблю, как раб Не любит господина.