Цветы такие же, как и на рассмотренных выше двух сидящих мужских фигурах на северной стене того же помещения № 10. На высоте талии и золотого пояса направо от первой фигуры стоит небольшой столик с фруктами, повидимому, гранатами. Направо на той же стене изображена вторая такая же фигура. К сожалению, голова её уничтожена, виден только пучок чёрных кудрей. Кафтан у этого дехкана по краскам строже, он также из узорчатого шёлка пурпурного цвета, по тону напоминающего один из кусочков ткани, найденной в замке на горе Myг. Ткань на кафтане украшена шестилепестковыми цветами, оконтуренными тёмными, почти чёрными линиями. Узкая талия также перехвачена золотым поясом, на котором висит большой нож типа кортика, в золотых ножнах и также на ремнях приспущен длинный меч. В правой руке второй дехкан держит золотую чашу, а в левой руке две ветки с цветами миндаля, положенные на левое плечо. Ещё правее видна третья мужская фигура; все у нее такое же, как у двух остальных: тот же покрой кафтана, сделанного также из плотного шёлка, но с другими, весьма характерными для VI–VIII веков узорами в виде кругов с перлами и ромбиками.

^{Две сидящие фигуры — представители согдийской знати.}

^{Стенная роспись. Храм I. Древний Пянджикент}

Перейдём, наконец, к северной стене помещения № 10, к участку, находящемуся направо от входа. Здесь изображена сцена, которая поможет нам разгадать, если не полностью, то все же в существенном содержание описанных изображений. На стене слева изображён высокий металлический жертвенник в форме лампы с абажуром, увенчанной чашей на ножке. На чаше лежат ароматические смолы, охваченные пламенем, языки которого тянутся вверх. Справа на коленях стоит на коврике мужская фигура, повидимому, жреца в кафтане, с ножом типа кортика на поясе. В левой руке он держит золотую чашу, правая рука у него приподнята и он что-то бросает в чашу с пламенем. Сзади него изображены пять мужских фигур. Фигуры расположены в два ряда. В верхнем ряду первая фигура изображена на коленях, вторая стоя и в несколько склонённом положении с золотой чашей в левой руке. В нижнем ряду нарисованы три фигуры; все они стоят на коленях, лицами к жертвеннику; третья из них держит в правой руке кувшин. К сожалению, не все линии в рисунке хорошо просматриваются. В целом сцена представляет обряд жертвоприношения.

Вернёмся, однако, к вопросу, что же представляют сидящие дехкане в парадных кафтанах с золотыми чашами в руках и цветами? Едва ли можно переоценить историко-культурное значение этого памятника стенной живописи VII–VIII веков. Во-первых, мы наконец-то увидели, как выглядели мелкие владетели Согда — дехкане, о которых так много говорятся в письменных источниках — согдийских, китайских, арабских и таджикских!

Во-вторых, вместе с жрецом они образуют один и тот же культовый сюжет, повидимому, связанный с праздником весны, праздником возрождения сил природы. У всех участников этого праздника, начиная с жреца, в золотых чашах ароматные курения, которые и должны быть брошены в пылающее пламя жертвенника.

К сожалению, фрагментарность дошедших до нас стенных росписей, а также малое количество сохранившихся в источниках сведений о до-мусульманских культах Средней Азии, и в частности в Согде, лишают нас пока возможности категорически утверждать высказываемые нами соображения, тем более излагать их подробно.

Перейдём теперь к помещению № 10а, которое, как указывалось выше, представляет замкнутое с трех сторон помещение, образующее одно целое с комнатой № 10. Здесь сохранились фрагменты стенной росписи с изображением культовых, ритуальных танцев. Лучше других сохранилась фигура молодого танцовщика с музыкальным инструментом. Он одет только в короткие штаны типа изар (эзор). Танцовщик изображён в момент быстрого, но пластичного движения: корпус у него делает поворот вправо, а рука с инструментом влево. Как и у остальных фигур в помещениях № 10 и № 10а, у танцовщика не сохранилось головы.

Стенные росписи были и в других помещениях здания I. Больше всего их, конечно, было в центральном четырёхколонном зале. И сейчас ещё хорошо видны целые полосы орнаментальной росписи в сводчатых нишах по западной стене этого зала. Имеются следы росписи, местами дающие возможность даже восстановить орнамент, в нишах в помещении № 5. Однако наиболее ценным участком в этом отношении является юго-западный угол помещения № 14, по восточной ограде двора. Здесь находится в завале большое количество кусков росписи, хорошо сохранивших своп краски. Краски эти достаточно закреплены и засыпаны до 1951 года, когда предполагается их все вскрыть, закрепить и взять для лабораторной обработки.

Вернёмся к зданию I. Здание это дошло до нас не в нетронутом виде: на нём имеются следы перестроек и ремонтов. Выше уже отмечалось, что помещения № 2 и № 4 первоначально были одним длинным коридором, который переходил в западный, а затем северный коридоры, охватывая с трех сторон центральный зал (№ 1) я помещение № 3. Характерно, что простенок, отделяющий помещение № 2 от помещения № 4, по толщине равен 0,55 сантиметра, причем кирпич другого размера, чем тот, из которого сложены основные стены. Из другого кирпича сложена и стена, отделяющая помещение № 4 от западного коридора. Самый факт кладки из другого, к тому же меньшего по размерам, кирпича указывает на перестройку, исказившую первоначальный план здания.

Вторым интересным моментом, касающимся ремонта, является пристройка к стенам центрального зала, а также айвана дополнительных кусков. Так, фундаментальные стены — южная и северная — центрального зала своими концами выходят на восток. Стоит внимательно присмотреться к ним, чтобы убедиться, что здесь имеется наращенная дополнительная стена, выложенная из пахсы, в то время как основная стена из сырцового кирпича. Весьма ценным является, что наращенная стена закрыла прежнюю роспись, которая благодаря этому и смогла избежать разрушительных последствий пожара. Старые росписи по всей вероятности отпечатались на плоскости наращенной стены — так, по крайней мере, можно заключить по некоторым кусочкам. Перед экспедицией в ближайшее время встанет практическая задача расчистить эту живопись. Как видно по плану, основная стена айвака, глядящая на восток, в сторону двора, также имеет наращенные стены, под которыми на поверхности старых стен можно ожидать живописи.

Что же представляет здание I в целом? Уже изложенного вкратце и в общих чертах материала достаточно, чтобы заключить, что экспедиция раскопала не светскую постройку, а здание культового назначения. Что же заставляет нас сделать такое заключение? Доказательства могут быть сведены к следующему. Все известные нам древние храмы Ирана и других областей Передней Азии; а также Хорезма, храмы, так или иначе связанные с культом огня, зороастрийские храмы персов и другие имеют в центре, кроме большого помещения, ещё и замкнутое с трех сторон, не доступное никому, кроме жрецов, «святая святых», а также с трех сторон охватывающий эти помещения обходный коридор. Таким образом, уже наличие в плане здания I именно этих признаков заставляет нас отнести здание к постройкам храмового характера. В советской научной литературе мы найдём ещё один довод в пользу мнения о культовом назначении здания I. По мнению некоторых исследователей, изображения на фасадных стенках среднеазиатских оссуариев (гробики из обожжённой глины с костями умерших) представляют шестиколонный айван (портик), через который в центре имеется проход в центральное помещение храма. Как мы видели выше, такой шестиколондый айван имеет и здание I.

Весьма важное значение в качестве аргумента в пользу храмового истолкования настоящего здания имеет описанная выше стенная живопись. Вспомним прежде всего жертвенник для огня, жреца я дехкан, участвующих в жертвоприношении, а также цветы в их головных уборах и ветви с листьями и цветами в их руках на стенных росписях в помещении № 10, наконец, божество с нимбом в помещении № 5, и мы тогда поймем, что сцены эти более уместны в храме, чем в светской постройке. При описании находок в здании I мы уже обращали внимание на то, что изделия из полудрагоценных камней не могли относиться к украшениям частных лиц, и в первую очередь женщин, как ввиду величины бус, так и их количества. Такое обилие украшений могло принадлежать лишь храмам.