— Мы опубликовали его в панамской печати: проезд по Центральной Америке до Мексики и оттуда возвращение домой, в Чехословакию.

— Скажите пожалуйста, в Чехословакию! — господин

Холкомб делает вид, будто ничем иным мы его больше изумить не могли. И затем как бы надевает маску судебного следователя: — А каковы ваши политические убеждения?

— Они определенно будут расходиться с вашими. Но сейчас речь идет о вагоне до Гольфито. Костариканские власти весьма любезно разрешили нам проезд. У нас даже имеются визы во все центральноамериканские республики. Если вас это интересует, вот паспорта.

Он медленно перелистывает их, бросая на нас исподлобья мрачные взгляды.

— Так вы были еще и в Африке! Интересно. Очень интересно! Well,но вернемся к вашему делу, — он неожиданно выпрямился и нервно постучал корешком паспорта по столу. — Я должен еще переговорить об этом с костариканским коллегой. На границе Панамы мои полномочия кончаются. Я позвоню в Гольфито. Можете справиться завтра.

— Хорошо, мы позвоним из Давида. Благодарим за прием, — прощаемся мы в полном смятении. Первый раунд не принес нам победы. В тот же вечер мы вернулись в Давид.

А рано утром звоним директору «Юнайтед фрут» в Пуэр-то-Армуэльес.

— Директор Холкомб не отвечает. Позвоните попозже!

Звоним в десять. У директора еще нет для нас известий.

— Подождите до полудня.

Третий раз мы стоим в кабине переговорного пункта. Наконец в трубке раздается знакомый голос.

— Мистер Холкомб? Good afternoon. Вы можете дать нам обещанное известие о дороге до Коста-Рики?

— A-а, это опять вы? — не изменил он себе далее на расстоянии. — Позвоните к вечеру.

И в телефоне щелкнуло.

— Послушай, Юрко, так мы будем звонить по десять раз в день до скончания века. Едем либо в Панаму, либо в Пуэрто-Армуэльес, но с «татрой». Ждать здесь, в Давиде, не имеет смысла.

— Завтра утром отходит в порт товарным поезд. Вечером погрузим машину, покараулим по очереди, а утром поедем.

— Мирек, это же совсем не Пуэрто-Армуэльес! Какой-то сумасшедший дом!

— И у мола стоит пароход! Он должен был прийти сегодня ночью.

За эти два дня с портом произошли удивительные превращения. Улицы селения опустели, словно их вымели. Вся жизнь кипела возле единственного бетонного мола, у которого покачивался большой океанский пароход. Под крапами карманных транспортеров на молу стояли два состава специальных товарных вагонов, доверху заваленных зелеными гроздьями бананов. А на запасном пути, готовый сменить их, дожидался третий поезд с бананами. На первый взгляд казалось, что тут творится невообразимая суматоха, но немного погодя мы начинаем вникать в эту карусель людей, механизмов и бананов.

Двое рабочих из вагона накладывают огромные гроздья на плечи другим, которые цепочкой переносят их от путей к кранам. Вдоль бегущей рысцой очереди грузчиков тянется иная, покороче. В начале ее, прямо у вагона, стоит рабочий с мачете. Он отсекает засохший конец банановой грозди почти на лету, у самого носа товарища. Около него руководит всей работой начальник погрузки, за ним два приемщика определяют величину и качество гроздей и сортируют их на три категории. Следующие подсчитывают их показания ка счетах. В конце двое рабочих осторожно снимают гроздья с плеч грузчиков и вкладывают их в брезентовые карманы бананового транспортера, подвешенного на сложном кране. Собственно, это бесконечная лента глубоких карманов, сшитых по мерке с самых больших гроздей. Коленчатый транспортер переносит бананы через грузовой люк непосредственно на пароход. Только одно это судно, которое завтра отправится в Соединенные Штаты, поглотит четыреста вагонов бананового груза.

По лицам и голым спинам рабочих струится пот. Каждая гроздь весит от сорока до шестидесяти килограммов. А ее нужно бегом перетащить от вагона к подъемнику, чтобы транспортер не работал вхолостую. Солнце ни на секунду не щадит людей. Не выдерживаешь? Уходи, десятки других ждут вон там, у загородки.

За час грузчик зарабатывает здесь двадцать пять центов. Четверть доллара. Прибытие парохода всегда означает для жителей Пуэрто-Армуэльеса неплохой заработок. Кому улыбнется счастье и кто попадет на мол, трудится до изнеможения. Он урвет для себя столько рабочих часов, сколько выдержит. Пароход уйдет, и грузчики станут ждать нового много-много дней, а то и недель.

В десять часов вечера на запасные пути уходит шестой порожний поезд. В скрип и лязг тросов, кранов и тормозов врывается рев пароходной сирены. Часовой перерыв. Все живое сломя голову мчится в харчевню за миской риса, фасоли и куском мяса. И за чашкой черного кофе. Через четверть часа к нам на кучу отброшенных в сторону банановых листьев подсаживаются один за другим усталые рабочие. Они набираются сил, курят, допивают кофе, охотно вступают в разговор.

— Сколько за одну гроздь? Мелкому хозяину здесь, в окрестностях, компания платит двадцать, иногда тридцать центов. За самый лучший товар — сорок, но в такой грозди должно быть по крайней мере сто восемьдесят бананов.

На собственных плантациях компании, откуда привозится сюда подавляющая часть панамского урожая, закупочные цены такие же — в среднем четверть доллара. За гроздь, погруженную на пароход, «Юнайтед фрут компани» платит своему здешнему филиалу «Чирики ланд К⁰» примерно доллар с четвертью. Местный транспорт, плата грузчикам, администрации филиала и надлежащая прибыль составляют в сумме доллар. Это в четыре раза больше того, во что обошлось производство на плантации.

Итак, на пароходе гроздь бананов стоит доллар с четвертью.

А тремя днями позже в американском порту за ту же самую гроздь компания получит от пятнадцати до двадцати долларов. В двенадцать, в шестнадцать раз больше! А много ли уйдет из этого за перевозку по морю?

Эти огромные прибыли выросли не сами по себе. Их создала в совершенстве организованная и контролируемая монополия на закупки, транспортировку и продажу. Поэтому «Юнайтед фрут компани» в своих, истинно своих банановых республиках Центральной Америки не нуждается в государственных транспортных средствах там, где бананы разводятся на больших площадях. Именно в монополии компании на транспорт и лежал ключ к нашему тупику на границах Панамы и Коста-Рики.

Через день после приезда мы вновь предстали перед директором панамской полиции.

— Так что, вы привезли с собой машину?

— А это все равно — ждать в Давиде или здесь. Мы готовы погрузиться и любое время и без каких-либо затруднении.

Из хода последующего разговора стало ясно, что мы в значительной мере испортили настроение господину директору, заглянув в калькуляцию компании. То, что мы узнали в порту, действовало безошибочно. Господин директор не может нам приказать вернуться в Давид или в Панаму. Но и в Пуэрто-Армуэльесе ему решительно не хочется видеть нас. И тогда все пошло как по маслу.

— Завтра мы отвезем вас в Гольфито. Как частная компания мы не имеем права взимать транспортные сборы, но вы заплатите нам десять дочлароз за пользование погрузочной платформой. Машину погрузите сами. Мы ни за что не отвечаем.

И хотя нам будет предоставлена платформа государственной железно)»! дороги, та самая, на которую мы несколько часов назад съехали из вагона панамской дороги, мы с радостью подписываем чек. Наконец-то путь из Панамы свободен.

А будет ли свободен путь в Коста-Рику?

— Еще немножко! Осторожно! — командует Мнрек, стоя на железнодорожной платформе. — Чуть влево, еще метр, полметра, стоп, — и он поднимает обе руки.

Мотор «татры» замолк, осталось только включить низшую передач}', дотянуть тормоза, заклинить колеса и привязать машину к стальным скобам на краях платформы. И распрощаться с негостеприимным портом. Директор компании лас несколько удивил, заявив, что не имеет права взимать транспортные сборы. Отчего бы компании не осуществлять перевозки по тарифам соседней панамской железной дороги? «Заплатите нам всего десять долларов за пользование погрузочной платформой», — сказал нам Холкомб. Ладно! Панамской железной дороге за восемьдесят три километра мы заплатили восемнадцать долларов. Частная линия американской компании перевезет нас даром, за вычетом погрузки машины, которую мы произвели сами. А почему бы и не Еычесть?