Сцепились они не на шутку. Я метался между ними, пытаясь разнять и оттащить друг от друга, но бесполезно. В отчаянии, я осмотрелся вокруг. Мой взгляд упал на декоративную колонну в центре зала. Закрыв глаза, я что-то прошептал, что и сам не помню, как колонна вдруг зашаталась и рухнула точно между дерущимися.

От неожиданности и грохота они отскочили в разные стороны. Схватив меня за руку и попутно собирая по залу мои шмотки, Абалим утащил меня к нашему столу.

- Ну ты и выдал, – выговаривал он мне по дороге, – блин, теперь снова фонарём под глазом светить. Но ты мне хоть благодарен-то будешь, что я тебя вырвал из гнусных лап Кадиэля?

- Конечно, буду, – уверил я, – чего он вообще на меня накинулся?

- Чего-чего, – пробормотал Абалим, – я б и сам накинулся, да тут кто угодно накинулся бы, но меня не рискнули злить, а этот… выблядок, залупадрянь прихуевшая.

- Может, ты мне одежду отдашь? – спросил я.

- Зачем? – усмехнулся он, – ты так даже лучше, и вообще, я награду жду, так что пошли, родной, в укромный уголок, предадимся обоюдной любви, от которой ты улетишь к звездам. Качество и количество обещано.

Он снова прижался ко мне, а мои временно уснувшие ощущения вновь вспыхнули во всей своей яркости.

- Мне так нравится эта твоя любовь, – прошептал я, – только ты о машинах больше не говори…

- О каких, блядь, машинах? – нервно переспросил Абалим, прерывая своё занятие по исследованию языком моего тела.

- Ну, камаз у тебя там, или что?

- Ах, это, – он расхохотался, – ага, камаз. Ракета, атомная, млять её, бомба.

- Не, вот бомбу точно не надо, взорвётся же всё, я никак в Ад бомбу не протащу… И потом, зачем куда-то идти, любовь – это разве стыдно? Пусть все смотрят и завидуют, – я снова потянулся к нему, но он почему-то резко и неожиданно оттолкнул меня и злобно посмотрел в упор.

- Эм, э... хм... ты что, издеваешься надо мной? Решил посмеяться? Постебаться над самым тут великим и всемогущим? – он грубо схватил меня за руку и рванул к себе, – Прямым текстом тебе сказать? Трахаться пошли, говорю, так понятно, бля, или нет? В углу раком тебя поставлю и отлюблю. Или ты хочешь при всех, на виду?

До моего сознания медленно доходили его слова, пока он тащил меня в угол, где стоял небольшой диванчик, скрытый листьями растущей в кадке пальмы. Выходит, вся эта любовь, его нежность, поцелуи, объятия, всё это только для того, чтобы сотворить со мной то, что я видел у себя в Замке? То, чем занимался мой брат с тем ангелом? Всю эту дикость? Прикрываясь любовью? Вот, значит, как? А он уже заваливает меня на диван, раздвигает коленом ноги. Я пытаюсь вырваться, оттолкнуть его, но он сильнее. Перехватывает мои руки, злится и шипит сквозь зубы:

- Какого ты ломаешься? Ты же тоже хочешь меня, хочешь секса, у тебя же у самого стоит, ты же весь вечер меня доводишь…

- Да не хочу я никакого секса! – ору я, вспоминая багровые полосы на спине ангела, которого трахал мой брат со своим другом. – Не хочу! Ты сильнее меня, думаешь, поэтому тебе всё можно? Ну, давай, чего замер? Давай! Где твои цепи-кандалы? Плеть? Сбруя? Вперёд!

- Ого, мальчик любит погорячее? – шепчет он, склоняясь ко мне и крепче сжимая мои руки, – можно и так, если хочешь…

Договорить ему не даёт грохот упавшей пальмы, за которой обнаруживается Кадиэль.

- Снова ты? – рычит Абалим, – как же ты меня уже достал, гонорея тебя забери! Я же сказал, что он со мной! А то, что моё – не сметь трогать!

- Твоё то, что под ногтями, – гаденько улыбается тот, – поделись мальчиком, Абалимчик, не будь клизмой самоходной.

- Слышь ты, выпердыш верблюжий, успокой свой ультразвук, я тебе тут не дельфин. Твоё у коня под хвостом, морщерогий кизляк, так что вали отсюда!

- А я против! Будешь со мной спорить?

- Буду! – подскакивает Абалим, направляясь в сторону Кадиэля.

Я понимаю, что сейчас, возможно, начнётся вторая серия разборок, но мешать им у меня просто нет сил. Навалилась какая-то тяжесть, слабость, голова кружилась, перед глазами всё плыло, я попытался встать, чтобы унести отсюда ноги, пока им обоим не до меня, но попытка окончилась неудачно. Навернувшись с дивана на пол, я отключился.

====== Ангел “Срань Господняя” ======

Мдэ, что не говори, а ночка удалась. Такого идиотизма я давно не помнил. Все тусовки, как тусовки, а эта просто вынесла мне весь мозг. Ну, вот на хрена я вообще подкатил к этому малолетнему придурку? Приключений мне на жопу было мало? Вон, и так с папаней влетел по самое не могу. На воротах сидеть Райских предстоит. Так нет же, мало, блин, было. Теперь под глазом красуется огромный фингал, губа разбита, а сам я, как осел, тащу на себе тушку бесчувственного Варфоломея.

Конечно, так лакать абсент, без закуси, сразу – и в рот, любого свалит. Лучше б он другое сразу – и в рот, алкашня газированная, моль, блин, в обмороке. Ушёл в дренаж, понимаешь ли, а я его тут таскай. Я даже удивился, как он еще столько продержался-то. Пока я занимался великим искусством, а именно, рожу Кадиэля разукрашивал, этот «мамонт» свалился и благополучно отключился. Вот и спрашивается, ради чего я старался так, пыжился, тужился? Все равно ни хрена не получил, теперь ещё и это недоразумение приходится домой тащить.

Не, ну вы слыхали? Он – сын Сатаны, наследник его и так далее. Это чья-то злая шутка или как? Вот эта недоделанная сороконожка – сын Сатаны? Да ну, нафиг-нафиг. Ну, не спорю, красив, по-детски милый, обаятельный до умопомрачения. А тело… какое тело он показал на стриптизе… но чтобы был сыном Сатаны, властелином Ада, не смешите мои копыта. Скорее, он годится только для того, чтобы хорошо стонать подо мной.

Только я об этом подумал, как мой член тут же налился кровью и стал больно упираться в ширинку штанов. Черт, вот же говорю, вечер тупо испорчен. Мало того, что не потрахался как следует, зря поил этого придурка, зря подрался, так еще работаю тут таксистом. Хотя нет, подрался я не зря, давно мне этот петух тупорылый не нравился. Кадиэль – это один из придурков, которых я с детства ненавидел. Так что, клюв я ему разукрасил, перья повыдергивал…одним словом, долго еще меня будет помнить.

С такими тяжелыми, невеселыми думами я дошел до врат Ада, где тут же наткнулся на нечто несуразное, охраняющее их. Прямо на земле сидел смуглый, лохматый демон, закутанный в какие-то тряпки. Привалившись спиной к грязным ржавым воротам, этот бармалюга заточкой выковыривал из-под ногтей грязь. Брр…

- Опа, нежданчик. Какого хуя здесь забыло ангельское отродье? – прорычал гнусавым голосом этот гамадрил, мнящий себя пупом Вселенной.

Тоже мне ещё, каждая килька уксуса просит. Сидит тут, понтуется, копчиком себя в кадык бьёт, понимаешь ли, тумбочка с начёсом.

- Ты это, варежку прикрой, орк недоделанный. Сидишь на своих воротах, так и сиди. Закатайся в рубероид и не отсвечивай! Не к тебе я.

- А я-то думал, снова на оргию к нашим мясо спешит. Вы же, как оказалось, любите пожестче, да погрубее. Плохо вас там ебут, наверху, – демон ехидно заржал и сплюнул рядом на землю.

- Не, ну ты совсем прихренел, бес черножопый, тутуй, бля пупырчатый, с припаянной башкой! Да я сейчас тебя как отхреначу, срать стоя будешь…

- Грубиян, – обиделся черт и, закурив сигару, резко почему-то замолчал.

А я-то ждал здоровой словесной перепалки, а тут ни черта и не вышло. Обломинго по всем фронтам. Странные они вообще все-таки. Все до единого странные, не сказать хуже.

Но спорить я не стал, мне самому срочно нужно было домой, пока меня не застукали, поэтому, сгрузив тело под воротами, я наклонился над Варфи, чтобы, возможно, в последний раз его поцеловать. Кто знает, когда мы увидимся в следующий раз, но в сердце он мне запал бесспорно, ох, запал. Только я было хотел присосаться к его пухлым, таким аппетитным губам, как это чудо открыло один глаз, потом второй и уставилось на меня. Пару минут паренек пялился мне в лицо, рассматривая и соображая закумаренным мозгом, как вдруг скривился и пробурчал: