Станда переводил взгляд с одного на другого. Вашек без конца моргал. Верасек, Енда и Ольга растерянно молчали. Верочку так и подмывало сказать Кате что-нибудь хорошее:

— Ты не глупая и не противная, Катя. Не говори так…

Она умолкла, не зная, что еще сказать, и до того застеснялась, что спряталась за спины Вашека и Ольги.

— Ты говоришь — суд? — засмеялся Станда. — Так мы тебе его устроим! Подсудимая Катержина Яндова обвиняется в отлынивании от работы. Вчера вечером и сегодня утром она оставила лагерь без еды. Представьте себе, уважаемые дамы и господа, что завтрак готовила Вера. Уважаемые судьи, известно ли вам, как эта девчонка варит кофе? Мы остались голодными. Мы питались кореньями и травой, как кролики, как…

— Как тот пустынник из сказки! — воскликнул Енда…

Катя немного успокоилась, воспрянула духом. Наверное, не будет ничего серьезного, раз они так валяют дурака.

— Далее, — продолжал Станда, — Катержина Яндова обвиняется в том, что сегодня, вместо того, чтобы помогать нам тащить мотор к реке и монтировать его в лодке, она убежала и прогуливалась с этим подозрительным иностранцем.

Под общий смех он указал на Вашека.

— Достопочтенные судьи! — промолвил «подозрительный иностранец». — Примите во внимание смягчающие обстоятельства.

— Да, да! — Станда уже откровенно дурачился. — Достопочтенным судьям известно, что обвиняемую постиг тяжелый удар.

— Чума! — взвизгнул Енда. — Дворжанда — это чума.

У Кати екнуло сердце: вот оно, начинается!

Станда сделал жест, призывающий к тишине:

— И то, что Катержина Противная… гм, я хотел сказать… Яндова, с этой чумой боролась и ее…

— …выгнала! — вновь восторженно взвизгнул Енда.

Станде не удалось закончить его речь. Все вместе они обрушили на Катю свое восхищение: она была молодчина, чудесная, замечательная. Верасек шептала ей на ухо, как прекрасно, что она это чучело выставила, Енда прославлял ее на языке азбуки Морзе, все похлопывали ее по плечу.

Только Вашек, который ни о чем не знал, растерянно моргал глазами:

— Катя? Что такое?

— Погоди, Вашек, как-нибудь в другой раз!

— А лошадь? Кража лошади — это тоже было бы отягчающим обстоятельством?

Она взглянула на него умоляюще:

— Да. И об этом лучше в другой раз!

Енда захлебывался от восторга, когда рассказывал и показывал в лицах, как Дворжачкова в сопровождении двух светских молодых людей пришла за своими вещами и нашла их на заборе. Все слушали его внимательно, и никто не заметил, что Катя стоит в стороне и шепчется со Зденеком.

После утреннего разговора, который Катя вела из чердачного окна, а Зденек из сада, Зденек сам вырос в своих глазах, а Катя едва окончательно не пала духом. Сейчас все было наоборот. О чем они говорили? Подслушивать неприлично! Но факт остается фактом — дело кончилось взаимным рукопожатием.

— Катя, так дружба навеки? — добивался Зденек.

И она благосклонно кивала головой:

— Пока снова не наделаешь глупостей.

— Навеки! — повторил Зденек.

Кому бы не хотелось вечно дружить с девушкой, которая спасла вас от посрамления! Ведь достаточно было немногого… Но Катя оказалась великодушной. Зато сейчас она чувствовала себя превосходно. Ей было так хорошо, так неповторимо чудесно, что она думала: «С этой минуты буду только улыбаться и говорить всем приятное».

Но не прошло и пяти минут, как она… поссорилась. Причем не одна она. Поссорились все. Дело в том, что перед началом путешествия надо было сделать на лодках новые надписи. Кто-то предложил дать лодкам названия. Разумеется, у каждой лодки должно было быть свое название.

Енда советовал вообще отказаться от названий. Нарисуем, мол, на каждой лодке пиратский череп и скрещенные кости. Ему не дали договорить. Не согласились и с Верочкой, предложившей дать лодкам поэтические имена — «Чайка» и «Даль». Вашек, как опытный натуралист, предложил названия двух водоплавающих: «Выдра» и «Ондатра». Это задело Катю. Она сказала, что боится мышей и что одно представление о них ее коробит. А Вашек возмутился — как можно спутать мышь с ондатрой? Он готов был прочитать небольшую лекцию по естествознанию, но, не найдя слушателей, ограничился тем, что подошел к Кате и ехидно шепнул ей на ухо:

— Одну из лодок стоило бы назвать «Седой».

Катя повернулась к нему спиной и высказала свое предложение:

— У маленькой лодочки уже было название. Почему бы нам его не обновить? Пусть Станда напишет «Катя» или еще лучше «Катенька».

— А я уж испугался, — воскликнул Енда, — что ты предложишь «Катрин»!

Что ж, младшие дети не всегда бывают вежливы.

— Это будет чудесно! — Станда поднял глаза. — Это будет чудесно: в честь бабушки, в честь дедушки. Возьмем с собой семейный альбом и предложим вместе с нами поехать тете Божене!

Тети Божены испугались все.

Верасек подумала и высказала свое предложение:

— А почему… почему бы моторную лодку не назвать «Доктор»? Это дедушкина лодка… Он купил мотор… Так почему же?..

— «Дети, не называйте дедушку доктором!» — передразнил Енда бабушку.

— Знаете что? Назовем ее «Адмирал»! — воскликнула Вера, и никто ей не возразил. Да, это было здорово: «Адмирал»! Флагманская лодка «Адмирал»! Станда старался вывести каллиграфическим почерком «Адмирал».

Все были довольны, повторяли, склоняли так и эдак: путешествие на «Адмирале», плавание на «Адмирале», каникулы на…

— Стоп! Кто сказал «каникулы»? Каникулы. Понимаете? Каникулы! Это же отличное название для маленькой лодки.

«Адмирал» и «Каникулы»!

Лиловые сумерки опускались над рекой, гладь воды морщили выпрыгивавшие на поверхность серебряные рыбки, коричневая птичка с большими лукавыми глазками разглядывала с вербы группку людей, которым не хотелось возвращаться домой.

Они не могли расстаться с рекой, горели мечтой поскорее отправиться в путешествие по Великому Пути. Все шли медленно, но медленнее всех — Катя. Первым ее обогнал Станда:

— Что это у вас был за приступ самокритики, досточтимая Катержина? К чему этот суд?

— Я… я думала, — начала лепетать Катя.

Но Станда ее прервал:

— Эмоциональные излияния мы тебе прощаем. Да и вообще, разве тебя хоть раз упрекнули в том, что ты веснушчатая? Нет! А корили за то, что ты противная? Тоже нет! — ответил он, как довольный учитель, сам себе и прибавил шагу.

Катя плелась позади всех. Ей не хотелось домой гораздо больше, чем другим. На это у нее были свои дополнительные доводы, — скажем, письмо, которое она написала бабушке. Трудно поверить, сколько всего произошло за один день: она выставила за дверь Уну Дворжачкову, написала прощальное письмо, противная коняга тащила ее за собой по дороге… Сколько событий! Конь — бричка — чемоданчик… Вот еще одна неприятность. Кто теперь найдет этот чемоданчик, как она сумеет все объяснить?

В саду уже горел костер, а она всё стояла на лестнице, держась за ручку двери.

Наконец, набравшись смелости и глубоко вздохнув, открыла дверь. Тут же обо что-то споткнулась и растянулась во весь рост, задев при этом столик с цветами. Он упал. Наверное, разбились все цветочные горшки. Этого еще не хватало! В отчаянии она предпочла не подниматься с пола.

Послышались торопливые шаги, и в освещенном прямоугольнике двери показалась бабушка.

— Катюшка?!

Бабушка удостоверилась, что это действительно Катя, что она жива и невредима, если не считать нескольких царапин, и сразу занялась цветами.

Однако, несмотря на нанесенный урон, она совсем не долго бранила Катю. Тотчас же послала ее за веником и совком, в сарай — за новыми горшками, за садовой землей для пересадки цветов, — словом, закружила ее в работе. И ни слова о ее побеге, о чемоданчике и о письме.

Катя в недоумении озиралась кругом. Ее злополучный чемоданчик! Да вот он стоит, а вернее, лежит на полу. О него-то она и споткнулась.

— Это тебе привез Шкароглид, — сказала бабушка и посмотрела на Катю. — А вот тебе и письмо! — И протянула Кате злосчастный конверт.