— Я рад, что вы меня слушаете. Старших всегда надо слушать.

— Как остроумно!

— А у нас всегда так, — сказал Жора и подумал: «Опять пошло-поехало. Куда только?»

— В самом деле? Не замечала.

— Напрасно.

«Так может продолжаться без конца. Надо остановиться».

— Я уезжаю на два месяца. Хочу тебя видеть.

Молчание.

— Через пятнадцать минут я буду у нашего фонтана.

Жора отправился к скверу, который был в трех минутах ходьбы от Наташиного дома. Там они встречались уже несколько раз. Если вовремя расположиться на лавочке у небольшого бетонного резервуара, в котором иногда скапливалась дождевая вода (фонтаном Жора с Наташей прозвали его за железную трубку посередине — видимо, некогда из нее действительно что-то текло), то можно было почти скрыться от посторонних глаз в тени густого кустарника.

«Пусть ждет, — думала Наташа, — не приду. Ну что за человек! Неужели нельзя объяснить — так вот и так. Извини, погорячился. А то сбежал, хлопнул дверью — и все. Думай, что хочешь. Но что у них произошло с Генашей?»

Жора Копытин — его и сравнивать-то с Генашей нельзя. И рост не тот. И волосы белобрысые, прядки кое-где выгорели. И глаза светло-серые, простенькие. И нос слегка набоку (давняя история — Жора тогда начинал заниматься боксом). Генаша свой неизменный «Кент» прикуривает от газовой зажигалки, а Жора — какой-нибудь «Дымок» от спички. И это имя — так и вспоминаешь песенку: «А ну-ка, Жора, подержи мой макинтош».

И все же… Почему люди начинают нравиться друг другу? Чем больше Наташа рассуждала об этом, тем удивительнее, непонятнее выглядели ее отношения с Жорой.

Собственно, никаких отношений не было. Просто ей с ним легко и весело. Но ведь и Генаша порою бывал весел, рассказывал анекдоты. Не то, не то. Ей становилось легко, как только Жора появлялся. Стоило ему что-нибудь сказать, а ей уже хотелось смеяться. Конечно, не это было главное. Ну подумаешь, умеет Жора почудить. Даже иногда, если и сам не хочет. А что главное?

Как-то уверенно она себя чувствует, когда рядом Копытин. Ей часто казалось, что она давно с ним знакома. Такого она никогда не испытывала с Генашей, хотя знала его не один год.

«В чем же дело?» — спрашивала она себя и не находила ответа. Если бы кто раньше показал ей Жору и сказал: «Это человек, с которым ты свяжешь свою судьбу», Наташа бы лишь рассмеялась. А теперь?

Вчера он так неожиданно ушел, вернее сбежал, а она на него не сердится. Наверное, он был прав. Но ведь мог бы все объяснить, чудак.

Жора уже сидел на лавочке у фонтана.

— Ну ты даешь! — проговорил он, приподнимаясь и идя навстречу.

— Что значит — даешь?

— Я хотел сказать: однако, не очень-то вы торопились, миссис.

— Во-первых, не миссис, а мисс. Во-вторых, кажется, ты не очень-то рад меня видеть.

— Пусть будет мисс. Даже могу назвать тебя мисочкой, если не обидишься.

— Очень мило с твоей стороны. Так вот знай, — Наташа переходила в атаку, — рыцарь должен ждать свою даму хоть полтора часа. Притом безропотно.

— Безропотный рыцарь? Так его же из-под каблука не увидишь. Зачем тебе такой?

— Ты сегодня в ударе, — не выдержав, улыбнулась Наташа.

— Как всегда, — скромно заметил Жора.

Они рассмеялись, схватили друг друга за руки.

— Когда ты уезжаешь? — спросила она.

— Завтра.

Жора рассказал ей, куда он едет и зачем. Наташа смеялась над его страхами и говорила, что все это ерунда, что наверняка он справится и что ей очень хотелось бы увидеть его в роли воспитателя, и поэтому она непременно приедет к нему в лагерь. И вообще, раз он физрук, может организовать для пионеров секцию плавания и взять ее туда тренером. У нее первый разряд. Она вспомнила несколько случаев из своей жизни в пионерских лагерях. Вот она впервые отдает рапорт на торжественной линейке: все на нее смотрят, а она не слышит своего голоса, кружится голова. Как только смогла она вернуться в строй? Стала. Сердце колотится, а пересмешник Эдька уже шепчет: «Держись, Нефедова. Сейчас за врачом сбегаю». Вспоминался костер, речка, венок из одуванчиков, песня: «Ах ты, милая картошка — пионеров идеал»…

— А все же странно, что ты до сих пор не побывал ни разу в пионерском лагере.

— Лучше позже, чем никогда. Теперь побываю.

— Почитай на всякий случай журналы «Пионер», «Костер»… Что еще?..

— Спасибо. Может, посоветуешь перечитать «Курочку-рябу» и «Бармалея»?

— Сам ты Бармалей.

— От Бабы-Яги слышу.

— Ах вот как! Не поеду к тебе в лагерь.

— Ну что ты, Наташа, — огорчился Копытин.

— А не боишься за своих детей?

— Да они небось сами кого хочешь съедят.

— Чудесная перспектива. И ты меня приглашаешь?

— Обязательно приезжай, ладно?

— Если тебя не выгонят через два-три дня.

— Меня? Я не подойду им?

— Очень подойдешь… Но…

— Что «но»? — не выдержал Жора.

— К тебе нужно привыкнуть. По первым дням может сложиться не то впечатление, понимаешь?

— Нарублю дровишек?

— Именно.

— Вот и приезжай поскорее.

— Приеду. Может, тренером все-таки возьмешь?

Домой он возвращался поздно. Настроение было преотличное.

Он чувствовал в себе столько сил, столько энергии, что готов был перевернуть весь мир.

Наташа!

На кухне лежала записка: «Молоко в холодильнике, котлеты на сковородке. Разогрей и возьми огурец». Заботливая мама. Жоре, конечно, было не до огурца.

Он прошел к себе. Поставил будильник на полшестого. Пяти часов вполне достаточно. Говорят, Наполеон спал по три часа. Через несколько минут в комнате наступила тишина, нарушаемая мерным посапыванием новоиспеченного инструктора по физкультурной работе.

А утром зеленая электричка везла его к платформе с заманчивым названием Рыбушки.

Жора решил не показываться сразу на глаза Терентьеву, а самостоятельно походить по лагерю, посмотреть свои владения, прикинуть, что и как. Пусть уж потом будут высказывать ему пожелания, а вначале он должен иметь обо всем свое личное мнение.

Указатель в виде стрелы с надписью «п/л «Ромашка» Жора отыскал сразу, как только сошел с платформы, и зашагал по широкой тропе, ведущей прямо в лес.

По этой тропе, основательно утрамбованной ботинками, кедами и босыми пятками, он шел минут двадцать, пока не увидел синий забор, ворота и вытянутые одноэтажные домики, разрисованные цветами, весьма отдаленно напоминающими ромашку.

Хотя над воротами и висел гостеприимный транспарант «Добро пожаловать!», Жора не стал к ним приближаться, так как вовремя приметил двух пионеров, стоящих у калитки. Конечно, будут спрашивать, кто, куда и зачем, а выкладывать так все сразу первым попавшимся не входило в его планы. Поэтому Копытин свернул в лес, примыкающий к лагерю, предполагая отыскать где-нибудь в заборе дырку или в крайнем случае просто-напросто перемахнуть через него.

В лесу было тихо и свежо. Влажная трава тотчас намочила джинсы, но Жора упорно шел вперед. Продравшись сквозь заросли бузины и орешника, он выбрался на небольшую поляну, где нос к носу столкнулся с кучкой ребят. Жора сразу понял, что это его будущие воспитанники: и лагерь рядом, и вид у ребят довольно опрятный.

Их было пятеро. Они сидели на солнышке и о чем-то переговаривались. Но свой негромкий разговор прервали, едва лишь увидели незнакомца. Настороженные глаза уставились на Жору. Его потертые джинсы и спортивная куртка, кажется, внушили доверие.

— Здрассте, — поднялся с травы долговязый парнишка с челкой до бровей. — Дядь, не найдется у вас пары сигарет?

Жора достал пачку, протянул парню. Тот извлек две сигареты, просительно глянул на Жору:

— А еще можно… для ребят?

— Бери уж, — Жора махнул рукой. Перевоспитывать эту молодежь сейчас не имело смысла. Впрочем, как он мог кого-то отваживать от курения, если сам курил?

— Спасибо, дядь. Большое спасибо, — долговязый вернул пачку и вразвалочку пошел к нетерпеливо ожидавшим его ребятам.