Выстрелы на улице то затихали, то вновь грохотали. Несколько раз курбаши порывались вскочить.
Ахунжан, выслушав Фрунзе, подался вперед и, упираясь руками в край стола, хрипло закричал:
— Зачем тебе нужно, чтобы полк шел в Ташкент? Что я скажу аскерам и командирам? Мы не верим вашему приказу. У нас говорят: русские распоряжаются нами, чтобы потом без нас грабить наши семьи…
— Неверно, грабят басмачи, а не красноармейцы, — резко оборвал его возмущенный Фрунзе.
Ахунжан пытался продолжать.
— Довольно, — остановил его Фрунзе. — В твоем полку есть много старых басмачей. Они разбойничают в кишлаках, а потом дехкане мне говорят, что красноармейцы такие же басмачи. Сделал ли ты что-нибудь, Ахунжан, чтобы очистить полк от бандитов?
И, не допуская дальнейших возражений, Фрунзе продолжал тоном приказа:
— Полк должен итти в Ташкент. В нынешнем составе он недисциплинирован, расхлябан и небоеспособен. Полк будет переформирован и приступит к лагерным военным занятиям. Как командующий фронтом я требую немедленно выполнить приказ.
— Я не пойду, — вызывающе крикнул Ахунжан, вскакивая с места, — я уже сказал!
Не обращая внимания на слова Ахунжана, Михаил Васильевич продолжал:
— Реввоенсовет постановил дальше: в случае отказа выполнить приказ — полк разоружить. Сдавай оружие!
И Фрунзе протянул руку к Ахунжану за оружием.
Ахунжан растерялся. Он видел, что Фрунзе ни его, ни пришедших с ним курбашей не боится. Злобно сверкнув глазами, Ахунжан быстро выхватил маузер и направил его в грудь Фрунзе. Вслед за ним выхватили свои револьверы и курбаши.
Фрунзе стоял совершенно спокойно. Глядя на Ахунжана в упор, он твердо повторил:
— Клади оружие…
Глаза Ахунжана потемнели, пальцы судорожно сжимали рукоятку маузера. Вот-вот он выстрелит. Фрунзе пристально смотрел на Ахунжана, и видно было, как силой своей воли он побеждает дикую злобу этого человека.
Рука Ахунжана, державшая револьвер на уровне груди Фрунзе, дрогнула, начала медленно-медленно опускаться, и вдруг Ахунжан резко швырнул маузер на стол.
— Ну так! — сказал Фрунзе.
Четыре двери зала с шумом открылись, и курсанты-ленинцы с винтовками стали заполнять помещение.
Курбаши также побросали свои револьверы. Ахунжан растерянно смотрел на красноармейцев, затем, обернувшись к Фрунзе, крикнул:
— А это тоже отдать?
И он указал на орден Красного знамени на своей груди.
— Ордена лишать я тебя не вправе, — ответил Фрунзе. — Это может сделать ЦИК. Возможно, что он потребует этого. Ты считаешься арестованным, курбаши тоже. Командир бригады, сообщите полку о разоружении. Совещание, товарищи, закончено.
Фрунзе проявлял к бойцам трогательную заботливость, расспрашивая их о боевой работе, о жизни семьи.
Однажды в штаб фронта прибыли с позиции для передачи пакета два красноармейца — Фирсунов и Горленко. Подходя к штабу, Фирсунов сказал товарищу:
— Может быть, самого Фрунзе увидим.
— Увидишь, так он нас и ждет…
Увидеть Фрунзе хотелось многим бойцам. О нем рассказывали чудесные вещи.
Сдав в штабе пакет, Фирсунов и Горленко отправились к коменданту.
— С фронту, заночевать бы где…
Комендант, взглянув на бойцов припухшими и красными от бессонницы глазами, устало ответил:
— Негде ночевать, ни одного свободного места… — И, бессильно махнув рукой, ушел.
Действительно, помещение штаба было так переполнено, что сунуть куда-либо лишнего человека было невозможно.
Фирсунов и Горленко, растерянные, остались на месте.
В это время на лестнице показался какой-то командир.
— Вы что здесь делаете, товарищи? — обратился он к красноармейцам.
— С фронта, в командировку.
— Да? Ну что нового на фронте?
— На фронте, товарищ, дела веселенькие. Всыпали белым.
— Крепко?
— Крепко, товарищ…
— Ну, добре, добре, — сказал командир и спросил: — Устали, небось, с фронта? Отдохнуть надо.
— Отдохнешь тут, — пожаловался Фирсунов, — комендант говорит — нет коек, устраивайтесь как знаете…
— Ну-ка, товарищи, идемте со мной…
Поднялись по лестнице и вошли в маленькую комнатку с одной койкой.
— Это моя комната. Я сегодня уеду, а вы тут можете отдохнуть… Правда, одна койка, но вы как-нибудь уж разделите ее.
Бойцы обрадовались и устроились на ночлег. Скоро командир вернулся.
— Спите, спите, — успокоил он. — Я уезжаю, только шинель возьму.
— Товарищ, а как же с комендантом?
— Что с комендантом?
— Выставит он нас отсюда…
— Не беспокойтесь…
— Вы бы ему записку написали…
Командир вынул блокнот, написал что-то на листке и передал Фирсунову:
— Ну, отдыхайте.
Когда командир вышел, Фирсунов развернул записку и прочел:
«Товарищ комендант, эти двое товарищей до их отъезда будут жить в моей комнате. Фрунзе».
Фирсунов ошалело посмотрел на товарища.
— Да ведь это Фрунзе был!
Оба они бросились к окну, чтобы еще раз взглянуть на командующего.
Штаб Туркестанской армии.
И Фрунзе и Куйбышев завоевали большую популярность среди дехкан. В кишлаках их считали посланцами Ленина и Сталина.
В одной из песен, сложенной бухарскими крестьянами, поется о великом отце Ленине, который прислал голодным и закабаленным дехканам в защиту против эмира и баев «Прунзе-ака» и «Койбаши-ака».
Рассказывают, что однажды в Туркестане в штаб пришли два киргиза. Они грохнулись в ноги «русскому генералу».
— О, высокий генерал наш! — умоляли они. — Кто же виноват, что мы родились киргизами? Посмотри, как мы бедны и голодны…
Взволнованный Фрунзе поднял их с земли, обнял и посадил рядом с собой.
Он усадил их за стол и угостил душистым чаем. Оба киргиза стали его друзьями и часто приходили потом советоваться по своим личным делам. И когда у одного из них какой-то кулак-бандит отнял верблюда, к Фрунзе прибежала целая толпа киргиз. Возбужденные, они стали просить, чтобы Фрунзе «двинул свою армию против обидчика».
Быть может, этот эпизод — продукт народного творчества, такой же, как и песня казахского акына о Фрунзе, который с «ясной улыбкой и твердым словом» ехал по полям «ломать судьбу».
Наиболее сложным было положение в Бухаре.
Восточный деспот — эмир Бухарский — с кликой мулл и баев довел своей чудовищной эксплуатацией трудящиеся массы до совершенной нищеты. Воодушевленный победами Октябрьской социалистической революции, бухарский народ начал революционную борьбу против эмира, духовенства и баев. Эмир и поддерживавший его правящий класс Афганистана, опасаясь торжества идей советской власти, усилили репрессии. Назревание революции в Бухаре вызвало сильное беспокойство в Англии, которая спешила сколотить против Советской России коалицию из Персии, Бухары и Афганистана. Совместным ударом Англия рассчитывала не только покончить с угрозой революции на Среднем Востоке, но ударить и по советской южной границе, что могло отразиться на Западном фронте, где советские войска вели успешное наступление против панской Польши.